невозможно.
Милтон отпил глоток коктейля.
- Разведуправление? - задумчиво переспросил он. - Почему именно
разведуправление?
Мейседон был рад поставленному вопросу, ответ на него был давно
составлен и продуман.
- Потому что разведуправление в наибольшей степени информировано о
планах и программах Пентагона. Ведь оно координирует деятельность разведок
армии, авиации и флота. И знает нечто и сверх чисто военных мероприятий.
Милтон некоторое время раздумывал, глядя на огонь за каминной решеткой.
Потом негромко, точно размышляя вслух, проговорил:
- Что ж, мне думается, мы сработаемся, сынок.
- А я так уверен в этом, мистер Милтон! - без паузы отозвался Мейседон.
Старик улыбнулся, его тяжелое лицо собралось крупными складками, но
выцветшие голубые глаза смотрели молодо и ясно. С неожиданной легкостью
подняв из кресла свое большое костлявое тело, Милтон положил руку на плечо
Мейседона, предупреждая и его попытку подняться, и веско, как о деле давно
решенном, сказал:
- Вы никуда не уедете из столицы после этих дурацких курсов. Вы будете
служить в Форт-Фамбле, в Пентагоне. И именно в разведуправлении!
Сердце Мейседона забилось.
- Благодарю, мистер Милтон.
- Ну-ну! Если вы для меня сынок, то я для вас отец.
- Благодарю, отец.
Милтон слегка сжал плечо будущего зятя.
- Поработайте там, осмотритесь, заведите полезные знакомства. Ну, а
потом уж поговорим о серьезных делах. - Он усмехнулся. - Играете на бирже? С
переменным успехом?
- Да, отец.
- Прекратите. У вас слишком мало связей и еще меньше денег, чтобы
добиться успеха в этом бизнесе. Приобретите акции "Радио корпорейшн", я
скажу, когда и какие.
- Да, отец, я все понял.
- Вот и отлично. А теперь иди и обрадуй девочку, она ждет. - И,
дружески тряхнув Мейседона за плечо, старик удалился.
К Сильвии Мейседону идти не пришлось, она сама выбежала из соседней
комнаты и бросилась ему на шею.
Старик Милтон не обманул. После окончания курсов неожиданно для своих
коллег, но не для себя, Мейседон получил назначение в разведуправление и
влился в число тех тридцати тысяч человек, которые служили и работали в
Пентагоне. А спустя некоторое время его банковский счет начал не очень
быстро, но неуклонно расти за счет доходов, получаемых и от акций и помимо
акций, но все-таки от "Радио корпорейшн оф Америка". Мейседон регулярно
поставлял секретную и совершенно секретную военную информацию Милтону. Он
имел дело исключительно со своим тестем, причем передача информации носила
характер дружеской, доверительной беседы. Но Мейседон вовсе не был наивным
или глупым человеком, он понимал, что, как ни верти и ни прикрывайся
родственными связями и порядочностью Милтона, а он стал пусть не совсем
обыкновенным, но все-таки шпионом. Платным экономическим шпионом, которого
компания "Радио корпорейшн" внедрила в достаточно высокую сферу. Надо
сказать, что любовь к родине, долг и честь не были для Генри Мейседона
пустыми звуками и расхожими ценностями, возможно, он был в этом отношении
несколько старомоден и недостаточно рационален. Он и во Вьетнам поехал
добровольцем, искренне полагая, что престижу великого государства,
Соединенным Штатам, в Индокитае нанесен чувствительный удар и что виновники,
может быть, и не очень жестоко, но непременно должны быть наказаны. Потом
он, конечно, понял, что совершил глупость, и, когда после ранения его
направили на континент, вздохнул с превеликим облегчением. Но в глубине души
он чувствовал себя способным на еще одну глупость, если сложится
соответствующая мировая ситуация. Уже работая в разведуправлении, он
несколько раз и с большой охотой бывал в Израиле, хотя, если говорить
честно, не испытывал особой симпатии ни к евреям, ни к идеям международного
сионизма. Но в Израиле был поставлен на карту престиж его любимой родины!
В общем, поставляя экономическую информацию компании "Радио
корпорейшн", Мейседон испытывал определенную неловкость и угрызения совести.
Опытный Милтон не мог не заметить этого. Он не придавал особого значения
переживаниям зятя, хорошо зная великолепные адаптационные способности хомо
сапиенса и его поистине неистощимую фантазию в аспекте самооправдания. Но,
видя, что болезнь затягивается и грозит превратиться в своеобразный комплекс
неполноценности, старый бизнесмен счел за лучшее откровенно поговорить с
Мейседоном. Милтон сказал, что догадывается о сомнениях и колебаниях
офицера, относится к ним с уважением, но не разделяет их. Конечно,
где-нибудь на Кубе, в Советской России или в любом ином тоталитарном
государстве без частной собственности разглашение военных секретов - это
всегда измена, предательство, и по этому вопросу двух мнений быть не может!
Совершенно по-другому обстоит дело в странах с развитой частной инициативой.
Процветание и мощь Штатов, их способность защищать самих себя и весь
свободный мир прямо зависят от процветания частных фирм, компаний, концернов
и консорциумов. Чем лучше идут дела "Радио корпорейшн", тем лучше идут дела
всей Америки! Поставка добротных экономических сведений компаниям, которые
работают на военные ведомства, - не измена, не предательство, а нужное и
доброе дело. В деятельности таких компаний органически сливается частное и
общее, личное и государственное; разделять их и невозможно, и опасно, а
может быть, и преступно. Так что совесть полковника Мейседона может быть
совершенно чиста и спокойна, его сведения используются не во вред, а на
благо родины.
Милтон не вполне убедил Мейседона, но все-таки снял большую часть груза
с его души, особенно несколько неожиданной заключительной частью этой
беседы.
- Помимо всего прочего, сынок, - ласково сказал Милтон после паузы,
причем эта ласковость была отнюдь не показной, - ты должен понять, что
"Радио корпорейшн" просто обязана получать такую информацию. Иначе она
быстро вылетит в трубу! Неужели ты вообразил, что никто не поставляет
аналогичные сведения другим компаниям?
Мейседону, разумеется, приходили в голову такие мысли, но тем не менее
он слушал старика с большим интересом - его слова лились целебным бальзамом
на его душевные раны.
- Мы должны получать сведения о программах по развитию и внедрению
военной электроники, и мы будем получать их, чего бы это нам ни стоило. -
Милтон улыбнулся не без некоторой грусти. - Не ты, сынок, так кто-нибудь
другой. Изменить ситуацию невозможно, а в соответствии с ней к большому
бизнесу предъявляются очень жесткие требования.
Понемногу сомнения Мейседона потускнели и превратились в некие бледные
тени, которые если и появлялись иногда перед внутренним взором полковника,
то уже не тревожили, а вызывали лишь легкую грусть и, пожалуй, любопытство.
Он успокоился: что поделаешь, такова жизнь, такова экономическая и
политическая система страны, в которой он родился. Мейседон вошел во вкус и
стал черпать данные не только из каналов родной армейской разведки, но и
обращаться к соседям - к своим коллегам из военно-воздушных и военно-морских
сил. Он оказался неплохим психологом и, так сказать, селезенкой чувствовал,
кто в свою очередь нуждается в информации и пойдет на обмен. Поток сведений
сразу увеличился. Многоопытный Милтон довольно быстро сообразил, в чем тут
дело. В принципе одобрив активность зятя, старик вместе с тем учинил ему по
форме мягкий, а по существу суровый, бескомпромиссный разнос.
- Ты увлекся, сынок. Не забывай о конкурентах. Любой из твоих коллег
может оказаться не только проходным осведомителем, но и провокатором. Будь
предельно осторожен, сынок. Если ты попадешь между жерновами двух
конкурирующих компаний, твоя карьера прервется если и не навсегда, то очень
надолго. А может случиться и самое худшее из того, что вообще может
случиться с человеком. А я на тебя рассчитываю! Пожалуй, из моих близких ты
единственный человек, на которого я могу положиться в больших делах.
Мейседон поверил старому бизнесмену. Он понял, что его служба в
Пентагоне носит вспомогательный, а может быть, и временный характер. И
сделал самое умное из того, что мог сделать, - удвоил служебное рвение и
осторожность. Однако он достиг уже такого уровня мастерства в своей
осведомительной деятельности, что поставляемый им поток информации почти не
сократился.
СОМНЕНИЕ
Был ли счастливым брак Мейседона с Сильвией? И да и нет. Мейседону,
выходцу из семьи скромного банковского служащего, попавшему в Вест-Пойнт
лишь благодаря протекции какого-то очень влиятельного родственника, пришлось
ко многому привыкнуть и со многим смириться. Ему пришлось смириться,
например, с тем, что Сильвия, сохранив в соответствии с брачным контрактом
финансовую независимость, сохранила и большую свободу, планируя
времяпрепровождение по собственному усмотрению. Тем более что Мейседон,
отдавая много времени службе и бизнесу, далеко не всегда мог сопровождать
Сильвию в ее разъездах и развлечениях. У Сильвии была своя жизнь, у него
своя, но когда они проводили время вместе, им было хорошо, и ссорились они,
особенно в первые годы брака, очень редко. Вообще-то говоря, их любовь и
привязанность достигли своего пика где-то на первом году супружества, а
потом началось медленное взаимное охлаждение. Но Мейседон считал этот
процесс естественным, неизбежным и не придавал ему особого значения. Вечно
любить невозможно! Это и прямо, а главным образом косвенно начали
вдалбливать в голову Генри еще со школьной скамьи. Об этом на разные лады
твердили нескончаемый поток фильмов, книги и вся окружающая жизнь. Чего же
удивительного, что Мейседон признал это правило и принял его к руководству?
Честно говоря, после того как с помощью старика Милтона он по-настоящему
приобщился к бизнесу, Мейседон как бы снял с повестки дня вопрос о личном
счастье, предоставив семейной жизни и сопутствующим ей событиям развиваться
самим собой.
Была ли Сильвия верна Мейседону? Вряд ли. И к тому, что на этот вопрос
не только нельзя было ответить, но и неуместно было его ставить, Мейседону
тоже надо было привыкнуть и смириться с этим. Было бы неверно думать, что в
среде, к которой принадлежала семья Милтонов, супружеская верность считалась
смешной, старомодной и открыто осуждалась, как это имеет место в богеме и
кругах хиппианского толка. О супружеской верности попросту не говорили и не
спорили, как не говорят и не спорят, скажем, об отправлении естественных
надобностей; этого понятия как бы не существовало. Открытый флирт с чужой
женой на глазах у ее супруга с поцелуями в шейку, двусмысленными шуточками и
изысканными непристойностями был явлением самым заурядным. Одному Богу или
дьяволу было известно, чем оборачивались эти так называемые дружеские
отношения, когда участники этих щекочущих нервы игр оставались наедине.
Случайные, мимолетные и, может быть, длительные, но легкие связи
представляли собой нечто вроде ряби на жизни этого общества, они не
затрагивали глубинных слоев и почти не отражались ни на семейных, ни на
дружеских взаимоотношениях. Измены и связи обнажались и становились
предметом обсуждения и осуждения лишь в том случае, когда они не
укладывались в привычные рамки, когда они приобретали экстраординарный
характер. Причем в разряд экстраординарностей включались и самая грубая,
вульгарная открытая страсть, и истинная любовь, которая всегда бывает
открытой. Иногда и такая любовь, вопреки всем условностям и разрушая их,
все-таки вспыхивала в этой приглаженной, но богатой подводными течениями
среде. Светская молва не доносила до ушей Мейседона ничего предосудительного
о поведении Сильвии, поэтому он считал себя в этом отношении если не
счастливым, то вполне благополучным супругом. Эпизодические связи с другими
женщинами, которые приходились главным образом на "холостяцкие" периоды в
жизни Мейседона, связанные с собственными командировками или разъездами
жены, лишь усиливали впечатление этого благополучия. И вдруг все это
показное благополучие полетело к чертям собачьим!
Собственно, это "вдруг" было кажущимся, кризис назревал постепенно,
просто Мейседон не замечал, а точнее, подсознательно не желал замечать
перемен. Он начал прозревать, причем весьма быстрыми темпами, когда старик
Милтон ни с того ни с сего заговорил с ним об эмансипации. Это произошло во
время прощальной беседы: Милтон уезжал, точнее, улетал в Европу, чтобы
разведать обстановку, подписать ряд контрактов и подготовить почву для
последующих деловых операций. Старик намекнул Мейседону, что его вояж связан
не только с делами собственно "Радио корпорейшн", а и с решением ряда куда
более общих не только экономических, но отчасти и политических проблем.
Политика и большой бизнес неразделимы, сказал старик и вскользь добавил, что
без крупных взяток ему вряд ли обойтись. Милтон был намерен пробыть в Европе
не менее трех недель, а поэтому счел необходимым дать своему зятю целый ряд
долгосрочных инструкций.
В этот вечер старик был не похож на самого себя. Какой-то не такой!
Сначала Мейседон не понимал, в чем тут дело, но потом догадался, что Милтона
что-то беспокоит тревожит. Судя по всему, он говорил иногда об одном, а
думал о другом. Милтон вдруг умолкал, точно теряя нить рассуждений,
поправлял дрова в камине и после порядочной паузы не без некоторого
затруднения возвращался к начатой мысли. В одну из таких затянувшихся пауз
старик досадливо тряхнул головой, точно прогоняя надоедливую муху, и без
всякой связи с предыдущей мыслью вдруг спросил:
- Послушайте, Генри, ответьте мне откровенно. Как вы, собственно,
относитесь к эмансипации?
Ошарашенный этим неожиданным вопросом, Мейседон ответил не сразу и
довольно уклончиво:
- Я полагаю, что женщины имеют право на известную самостоятельность и
равноправие.
Старик сердито взглянул на него.
- Это ваше убеждение? Или вы это брякнули просто так, чтобы отделаться
от меня?
Мейседон снова задумался, мысленно пожалев о том, что не курит: когда
человек берет сигарету и щелкает зажигалкой, пауза не кажется столь длинной
и неловкой. Но Милтон ждал, не выказывая ни малейшего признака нетерпения, к
полковник приободрился:
- Честно говоря, - медленно проговорил он, - я никогда не размышлял
серьезно об этой проблеме. Но, как мне представляется, эмансипация - влияние
времени. Всеобщая грамотность, атомная энергия, повсеместное внедрение
компьютеров, эмансипация - все это разные стороны одного и того же процесса.
- Добавьте сюда разврат, алкоголизм, наркоманию, гомосексуализм - и
картина будет полной, - саркастически заметил старик.
- Все это уже было, - миролюбиво заметил Мейседон. - Было и в Ватикане,
и при французском королевском дворе, и в русской императорской столице.
Только то, что раньше было доступно лишь избранным, теперь доступно почти
всем, во всяком случае, в нашей стране. Разве удивительно, что люди немного
ошалели?
- Вот именно, ошалели, - мрачно подтвердил Милтон. - Особенно эти самые
эмансипированные дамы.
Он хлебнул глоток, поморщился и спросил:
- Вам не кажется, что это пойло сегодня слишком горчит?
Мейседон отпил из своего бокала.
- По-моему, вкус обычный.
- А мне чудится горечь. - Старик сделал еще глоток, поморщился,
отставил бокал в сторону и вдруг спросил: - Послушайте, Генри, а почему,
собственно, у вас с Сильвией нет детей?
По лицу Мейседона бизнесмен понял, что этот вопрос ему неприятен, а
поэтому поспешил добавить:
- Я спрашиваю об этом как отец. Не сердитесь, Генри.
Мейседон ответил не сразу и без всякой охоты:
- Во всяком случае, дело не во мне.
- Я так и думал. Почему бы вам не поговорить с Сильвией серьезно?
- Я пробовал. Она уходит от этого разговора.
Старик в знак понимания покивал головой, подумал и с какой-то странной
ноткой в голосе посоветовал:
- И все-таки стоит поговорить с ней еще раз. Стоит, Генри.
Этот разговор оставил у Мейседона странное и отчасти тягостное
впечатление недоговоренности. Ему казалось, что старик сказал ему далеко не
все, что хотел сказать.
У Мейседона был тренированный ум, приученный к холодному анализу
фактов, и от этого анализа ему стало поистине холодно. Сильвия стала очень
раздражительной. Споры у них бывали и раньше, но случались они редко и, в
общем-то, заканчивались быстро и мирно - они легко шли на взаимные
компромиссы, причем инициатива нередко принадлежала именно Сильвии. Теперь
же ссоры вспыхивали черт его знает из-за чего! Из-за того, что Генри уронил
вилку, надел не тот галстук, использовал не тот одеколон. Однажды во время
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг