удерживает возле Игоря лишь чувство долга. Юноша полагал, что Эллы не было
дома, но жестоко ошибся. Элла была и конечно же не преминула
полюбопытствовать, о чем идет разговор. Юноша был изгнан с превеликим
позором, Элла даже не удостоила его пощечины, удовольствовавшись
подзатыльником. Лорка застал самый финал этой истории. Он пришел, когда
Игорь еще помирал в кресле со смеху, а Элла расхаживала по комнате,
разгоряченная, злая и, судя по всему, счастливая.
Игорь вообще очень легко относился к увлечениям своей жены. Лорка
догадывался о причинах этой снисходительности, он и сам не терял уважения к
Элле по той же самой причине. Элла позволяла себе увлекаться другими только
тогда, когда Игоря не было на Земле. Стоило его ноге коснуться
матушки-планеты, как для Эллы оставался на всем свете один-единственный
мужчина - Игорь. Если она и кокетничала с кем-нибудь в это время, то просто
по привычке или чаще всего, чтобы позлить Игоря. И за это, за своеобразную,
небезжертвенную верность, Лорка охотно прощал Элле тысячи других грехов. С
улыбкой глядя на нее, он искренне сказал:
- Никак не могу понять, как ты управляешься со своим отделом в
институте.
Она покраснела.
- На работе я не женщина, а человек. Тот самый абстрактный человек,
который так мил твоему сердцу. Мне стоило немало сил и нервов убедить в этом
своих научных коллег, но я убедила.
Лорку поразило, как изменилось ее лицо за те немногие секунды, в
которые она произнесла эту фразу. Оно осталось тем же самым холодно-красивым
лицом с тонкими, гравированными чертами, но стало суше, законченнее, будто
его осветило резким боковым светом. Но в то же время оно стало человечнее,
добрее; слегка прищурились глаза, и поэтому на атласной холеной коже в самых
уголках глаз появились легкие морщины.
- Почему бы тебе не послать эту надоевшую работу к черту? - вдруг
сказал Лорка совсем не то, что ему хотелось. А ему хотелось сказать, что,
если бы Элла тратила меньше сил и нервов на работе, она бы отлично ладила с
Игорем и вообще была бы счастливее.
- Надоевшую? - Брови ее хотели нахмуриться, но сработал самоконтроль, и
лоб снова стал чистым, атласным. - Если я и уважаю что-нибудь по-настоящему
в этом мире, так это труд, - голос ее звучал сухо, без следов эмоций. - Если
у меня отнять мою работу, я стану настоящей стервой, Федор. - Она
вздохнула. - Труд создал человека, труд и позволяет оставаться ему
человеком. - Она покосилась на молчавшего Лорку и спросила: - Разве это не
так?
Лорка подобрал плоский камешек и швырнул в темную воду. Оставляя после
себя пухнущие блинчики, камешек весело поскакал по озерной глади. Удивленно
кувыркнулись и растеклись на пятна отраженные облака. Лебедь расправил и
несколько раз лениво взмахнул крыльями, отчего стал похож сразу и на
сказочную, диковинную лодку, и на неуклюжий самолет.
- Может быть, и так, - нехотя согласился он, - только уж больно все это
скучно.
У него и правда было скучное лицо, даже озорная зелень в глазах точно
выцвела, завяла. Элла легонько прикоснулась к его руке кончиками пальцев.
- Что с тобой, Федор?
Он пожал плечами.
- Так, легкий приступ меланхолии.
Элла тихонько засмеялась.
- Лорка и меланхолия! Это что-то новое.
Судя по всему, она была и удивлена и довольна тем, что Лорка может
пребывать в таком состоянии.
- Меланхолия - сестра разума. - Лорка поднял глаза на Эллу и серьезно
спросил: - Ты когда-нибудь видела меланхоличных зверей, Элла?
Она подумала и ответила:
- Видела.
- В зоопарке, - уверенно уточнил Лорка, - а если на воле, то это были
больные или ущербные звери. Свободные здоровые звери - существа
жизнерадостные и веселые. Для них жизнь - это игра. Они играют, ухаживая
друг за другом в пору любви, играют, скрадывая добычу, играют, удирая от
врага.
- Хм!
- А ты вспомни, как танцуют влюбленные журавли, как кошки играют с
пойманной мышью и с каким азартом под самым носом сытого льва танцуют зебры
и антилопы.
Элла не без труда разглядела в глубине Лоркиных глаз лукавинку и
покачала головой.
- Ничего-то для тебя нет святого! - Но в тоне ее слышалось не
осуждение, а интерес.
- Да, - упрямо повторил Лорка, - звери - счастливые существа. А вот
неуклюжий предок человека, неудачник-меланхолик, которому недоставало
ловкости жить на деревьях, в минуту озарения изобрел труд, отделив его от
игры.
- Тот самый труд, который создал человека, - проговорила она.
- Верно. Но он отделил человека от природы, лишил его первозданного
счастья бытия. А ты подумай, с каким наслаждением со всеми тайниками своей
многогранной души человек окунается в природу: в морские волны, степное
разноцветье или любовную игру!
Элла будто внове разглядывала литые мышцы Лорки, его сумрачное лицо и
лукавые глаза. Но ее дисциплинированный интеллект между тем работал холодно
и логично.
- Да, Федор, слияние с природой - это счастье. Но ведь мы не журавли,
не кошки и не зебры, нам этого мало. У нас есть и другое счастье, - глаза
Эллы похолодели, а голова гордо вскинулась, - власть над природой! Разгадка
самых заклятых ее тайн, движение в ширь и в глубь Вселенной.
- Да, труд вознес человека так высоко, что кружится голова, - Лорка
пытливо взглянул на женщину, сидевшую рядом с ним, - но сделал ли он его
счастливым?
- Разве сам труд не счастье? - быстро спросила она.
- В дальнем пути саму дорогу не так уж трудно принять за цель
путешествия.
- Значит, долой труд и да здравствует природа? Голый, счастливый
человек на первозданной земле? - Элла вдруг засмеялась. - В принципе я не
прочь попробовать. Боюсь только, что быстро надоест.
- Я хаю не всякий труд, Элла, а тяжкий труд.
- А если он служит великой цели?
- Цель у нас одна - сам человек, все остальное - от лукавого. А тяжкий
труд, какой бы великой цели он ни служил, деревенит человеческое тело,
сковывает разум, а самое худшее - сушит душу. И этому нет оправдания.
Разглядывая вдруг помрачневшее лицо Лорки, Элла с неожиданным, но так
понятным для женщины ее склада прозрением поняла наконец ход его мыслей.
- Ты мечтаешь о том, чтобы превратить труд в увлекательную игру? Это
было бы прекрасно! Иногда труд и игра похожи как близнецы, но, по существу,
их всегда разделяет бездонная пропасть,
- Все-таки, - с мягкой убежденностью возразил Лорка, - эта пропасть
иногда исчезает. Тогда труд и игра сливаются вместе, образуя гармоничное
целое. Тогда говорят об озарении, о звездных часах бытия, о постижении тайн
мироздания не только разумом, но и каждой клеточкой тела. Труд -
наслаждение, труд - радость, а не просто привычка или потребность...
Наступила минута молчания. Заходящее солнце, прорвавшись сквозь
поредевшую листву старой ветлы, брызнуло в лицо Эллы горстью света.
- Никогда не думала, что у нас получится такой разговор, Федор.
- И я не думал, - откровенно признался Лорка, возвращаясь к
действительности. - Скажи, Элла, ты веришь, что я, может быть, и не очень
близкий, но все-таки настоящий друг тебе и Игорю?
- Игорю - да. - Элла привычно и холодно улыбнулась. - Хотя бы потому,
что ты один из немногих, кто видел во мне прежде всего человека, а не
женщину, за которой любопытно поухаживать.
- Тогда скажи, почему у вас произошел разрыв? - Лорка заметил, что она
начинает раздражаться, и поторопился добавить: - Я понимаю, дело это
сложное, интимное...
- Вот именно, интимное, - перебила его Элла, - и мне не совсем понятно,
почему им интересуется так много посторонних людей.
Она разглядывала Лорку, почти не поворачивая головы, лишь скосив глаза
и чуть приподняв брови не удивленно, а снисходительно и, может быть,
брезгливо. Лорка вдруг и очень ясно понял, что никакие дипломатические
хитрости с такой женщиной, как Элла, не помогут. Стоит ей почувствовать
неискренность, даже недоговоренность, а Элла, безусловно, уже почувствовала
это, как она замкнется и откроет лишь тот минимум, к которому обязывает ее
простая вежливость и старая дружба, не больше. Если он, Лорка, хочет узнать
ее настоящие, истинные мысли, помочь ему может только откровенность. Лорка
провел ладонью по лицу и сказал негромко, без всякой эффектации:
- Тим погиб, Элла.
- Тим? - не поверила она.
Лорка скупо рассказал ей о том, что случилось с Тимуром. Лицо Эллы
постепенно мягчело, на нем отразились раздумье и печаль.
- Тим погиб, - спокойно повторила она, но это было не равнодушие, а
сдержанность человека сильной воли. - Какая нелепость! Прими мое сочувствие,
Федор.
Лорка помолчал, а когда хотел заговорить, перехватил взгляд Эллы, это
был необычный, несвойственный ей взгляд - в нем было нечто материнское. И
Лорка сжал челюсти, снова опуская голову. Он не рисовался, ему вообще были
чужды поза и рисовка, он и правда никак не мог привыкнуть к тому, что его
друга Тима нет в живых.
- Хуже всего, - проговорил Лорка после долгой паузы, - может быть, это
не простая смерть, а убийство.
По лицу Эллы пробежала тень изумления.
- Это несерьезно, Федор.
- Это серьезно, - возразил он упрямо и рассказал Элле все от начала до
конца, он умолчал только о своем дурацком прыжке в овраг. Элла почти не
перебивала его, она умела слушать, когда считала это нужным.
- Я помню Соколова, - сказала она с ноткой насмешки, - этакий розовый
поросеночек, который, набив желудок, пришел в бодрое настроение и задумался
над тайнами мироздания.
- Соколов - хороший, принципиальный человек, - Лорка улыбнулся, - разве
что несколько фанатичен, чрезмерно углублен в свою профессию.
- Фанатизм - это всегда плохо. - Элла холодно и ослепительно
улыбнулась, как бы подводя итог предшествовавшему разговору и начиная
новый. - Итак, многоуважаемый эксперт-социолог решил, что, влюбившись в
красавца Хельга, Элла Дюк потеряла голову и решила огнем и мечом проложить
ему путь к славе. - Элла помолчала и вдруг резко спросила: - Ты знаешь, что
я довольно стара?
- Не знаю, - не совсем искренне ответил Лорка.
- Но догадываешься, - спокойно докончила она за него, - я почти на
десять лет старше Игоря, Федор. Еще несколько лет, и я начну стремительно
увядать. Я уже не смогу быть для него возлюбленной, к ногам которой готовы
бросить весь мир. А я женщина, Федор, прежде всего женщина, другая роль меня
не устраивает. Я не хочу ни жалости, ни восхваляемой тобой дружбы взамен
любви. Я хочу, чтобы по мне сохли и сходили с ума. И наплевать, что они, эти
сохнущие, старше и хуже Игоря. - Она помолчала и повторила насмешливо: -
Старше Игоря. А Виктор Хельг моложе его на добрый десяток лет. Тебе
интересно, кто он, мой старый друг?
- Для дела интересно.
- Ты его прекрасно знаешь. Известнейший психиатр и психолог, референт и
эксперт Совета космонавтики, член медкомиссии по отбору космонавтов Соркин
Герман Петрович. Кстати, родной дядя Виктора Хельга. - Пока Лорка
переваривал услышанное, Элла продолжала: - Вот кто любит меня покорно и
беззаветно. Пожелай я, - в голосе Эллы послышалась усмешка, - и Герман не
только сорвал бы экспедицию на Кику, но и вообще разрушил бы космодром
вместе с корабельными эллингами. Но мне незачем желать этого, милый Лорка.
Элла тихонько засмеялась.
- Кстати, Герман горячий сторонник участия Виктора Хельга в кикианской
экспедиции. И не только потому, что уверен в его превосходных качествах. Он
готов сплавить его куда угодно, потому что ужасно ревнует ко мне. Я ведь
отчаянно флиртую с Виктором. - Элла легонько потянулась плечами и грудью. -
Мне любопытно проверить, не угасли ли мои чары, а попутно позлить Германа и
Игоря.
Она встретила холодный взгляд Лорки и ослепительно улыбнулась.
- Я тебе не нравлюсь?
- Не нравишься, - откровенно сказал Лорка, отвел взгляд и добавил
грустно: - Зачем тебе все это? С твоим-то умом и красотой! Родиться бы тебе
лет на полтысячи позже.
- А почему не на полтысячи раньше? Красивым да умным женщинам всегда
жилось хорошо, даже в самые мрачные периоды человеческой истории. Всегда они
были своевластны и капризны, такими они и останутся на веки вечные.
- Стоит ли тогда жаждать будущего? - философски заметил Лорка,
настраиваясь на шутливый лад.
- Рядом со мной? Конечно, не стоит, - в том же тоне ответила Элла.
Вот тут-то, во время шутливой близости и понимания, Лорка и решился
задать свой главный вопрос:
- Скажи, Элла, как вы порвали с Игорем? Ведь бывают не только причины,
но и поводы. Предшествовало этому что-нибудь необычное? Поверь, это не
праздное любопытство.
Ясные глаза женщины испытующе смотрели на него.
- А что же это?
- Я объясню потом, обещаю. А пока поверь мне на слово.
Элла отвела взгляд.
- Хорошо, поверю. - Она на секунду задумалась. - Говоришь, необычное?
Накануне мы были у Ревского, очень мило провели время, пили превосходное
вино.
- А еще, непосредственно перед ссорой? - допытывался Лорка.
- Никакой ссоры не было, просто я вдруг отчетливо поняла всю
бессмысленность нашей дальнейшей жизни и логично, убедительно растолковала
это Игорю. - Она вдруг нахмурила брови, припоминая что-то. - А перед этим
меня укусила в шею муха, а может быть, пчела или оса, в общем, что-то
крылатое. Было не так уж больно, но образовалась припухлость. Разглядывая ее
в зеркало, я злилась на муху, на себя, на весь мир. Тут на меня и снизошла
ясность мысли. Это ведь довольно необычно, правда?
- Правда, - подтвердил Лорка, не поднимая глаз.
Он был уверен, что на вершине оврага пчелы или осы его не кусали. А вот
мухи и комары? Он никогда не обращал внимания на такие пустяки, особенно в
те минуты, когда рядом с ним была Альта.
Ночью над побережьем пронесся шквал с сильнейшим ливнем. Садовые
дорожки усыпали сорванные листья, веточки, разноцветные лепестки роз. Дождь
не унимался, но он уже не буйствовал, не лил как из ведра, сеял и сеял с
флегматичной настойчивостью.
Оглядывая поутру растрепанный сад, Лорка с удовольствием потягивал
обжигающий губы черный кофе.
- Разбой и беспорядок, - благодушно проговорил он.
- Беспорядок, - со вздохом согласился Ревский, сидевший на открытой
террасе своего дома напротив Лорки, и вдруг спохватился: - Ты о чем?
Лорка с улыбкой взглянул на старшего товарища.
- Я о саде.
- А я о вине, - буркнул Ревский.
Сразу после разговора с Игорем Дюком Лорка встретился с Ревским и
выяснил, что в общем-то все кандидаты в командиры кикианской экспедиции
побывали у него в саду и всех он почел нужным угостить своим знаменитым
вином, завоевавшим Гран-при. Лорка откровенно поделился с Ревским своими
сомнениями, не забыв красочно расписать приключения в овраге, - уж
кому-кому, а Теодорычу он доверял безусловно и до конца. Ревский посмеялся
над его подозрительностью, но пообещал произвести самый тщательный
биохимический анализ своего призового напитка. Результат оказался
неожиданным во всех отношениях. В вине обнаружили сложное органическое
соединение, родственное рибонуклеиновым кислотам. Главный компьютер
установил: вещество неизвестно науке, и занес его в каталог под названием
Н-РНК, приписав его открытие Ивану Теодоровичу Ревскому.
- Вот ты и прославил свое имя не только в космонавтике, но и в
биохимии, - сказал по этому поводу Лорка с нарочитой серьезностью.
Ревский зыркнул на него:
- Нужна мне эта честь!
Ревский развил бурную деятельность. В результате сотен контрольных
опытов установили, что Н-РНК присутствует исключительно в том самом вине,
которое завоевало Гран-при и которым гостеприимный Ревский так усердно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг