аэропорта в Ленинграде: Тимур поспешил на Московский вокзал, чтобы успеть
встретить поезд и убедиться, что его полковник не сошел где-нибудь в пути.
Все оказалось в порядке - он увидел его выходящим из вагона, на груди
сверкали планки орденских ленточек - целый набор.
Гражданин неспешно отправился в ресторан, часа два проторчал там,
потом шатался по городу, отдыхал в сквериках, а после обеда пошел в
Эрмитаж. Тимур как тень следовал за ним, он отлично понимал - одно из двух:
или этот человек ищет с кем-то свидания вот так, как бы ненароком, или
тянет до вечера. Последнее предположение оказалось правильным. С
наступлением сумерек незнакомец пересек Дворцовый мост, повернул налево и
углубился в лабиринт улиц Васильевского острова. Шел степенно, медленно,
как бы прогуливаясь. Так он, а за ним и Тимур, добрались наконец до места,
которое когда-то называлось "остров Голодай". Было уже совершенно томно.
Незнакомец вдруг свернул в обширный двор какого-то дома, проскользнул
вдоль стены и юркнул в одно из парадных. Подобравшийся вслед за ним к
открытой двери Тимур остановился и прислушался, но нет, опасаться было
нечего - поспешные шаги слышались выше - человек быстро поднимался по
темной лестнице.
Тимур осторожно, стараясь оставаться не замеченным "полковником",
медленно поднимался по лестнице - шел, когда шел тот, замирал на месте, как
только останавливался тот. На одной из площадок незнакомец затих, позвонил.
Послышался тихий женский голос, о чем-то спросили, но дверь не открывали.
Незнакомец ответил. Тимур уловил фразу: "Я от отца Геронтия".
Убедившись, что преследуемый им человек скрылся в квартире, запомнив
номер квартиры, Тимур спустился этажом ниже и уселся на подоконнике.
Так он просидел, ожидая, ровно тридцать минут. Ночь стояла безлунная,
покой не нарушался ничем. Но вот в ночной тиши прошумел мотор автомашины и
замер за углом, совсем рядом. И одновременно наверху, в той квартире
открылась дверь, послышались шаги - человек спускался. Тимур соскользнул с
подоконника, опрометью бросился вниз, выскочил во двор. Теперь надо было
куда-то спрятаться, пропустить "полковника" вперед и идти вслед за ним.
Тимур так и сделал, - притаившись за клумбой, подождал, пока интересовавший
его гражданин вышел из подъезда и направился к автомобилю. Тимур крался
почти рядом, маскируясь зарослями акаций. Но, однако, что за дьявол! Это же
совсем другой человек! При свете электрических лампочек, горевших у
подъездов, он хорошо рассмотрел шедшего впереди человека - тонкогубый,
костлявый старик с аскетически худой вытянутой физиономией. Старик дошел до
угла, и там сразу зашумел мотор автомашины. Тимур хотел уже повернуть
обратно, но в эту самую минуту старик неожиданно повернулся и метнул на
него ненавидящий взгляд. И в тот же миг страшная тяжесть обрушилась сзади
на Тимура, он почувствовал удар в голову и потерял сознание.
Глава тринадцатая
Очнулся Тимур в небольшой комнате. В открытое окно било солнце, у окна
стоял какой-то человек в белом халате. Тимур пытался догадаться, где он, -
впрочем, это он понял довольно скоро, как только обнаружил, что голова его
основательно забинтована, и вспомнил шаг за шагом все, что случилось с ним
по приезде в Ленинград. Что же произошло с ним, какую еще мальчишескую
оплошность он допустил? Постепенно он, кажется, понял в чем дело, понял,
как всегда, слишком поздно.
Его подвело отсутствие осторожности. Увлекшись наблюдением, Тимур ни
разу не оглянулся и не видел настигавшего его второго человека, того, за
кем он последовал сюда, в Ленинград. Но старик-то отлично знал, как обстоит
дело, и не хотел вести за собой Тимура и дальше: там, на углу, он
неожиданно остановился и подал знак следовавшему за Тимуром своему
сообщнику. Тогда Тимур не имел времени ни для того, чтобы удивиться
странному жесту старика, ни чтобы осмыслить его - он упал без чувств от
нанесенного ему удара. Скорее всего, они отнюдь не были уверены в том, что
Тимур не какой-нибудь обыкновенный грабитель, задумавший разделаться со
стариком ночью, в безлюдье отдаленного района большого города. Тимур был
почему-то уверен, что все обстояло именно так, но сейчас его беспокоило
другое: человек в белом халате, видимо - и это вполне естественно, -
захочет выяснить, что же случилось с ним той ночью, как отвечать на его
вопросы? Сказать правду - значило бы начать с Ирэн Грант, с Егорова - при
одной мысли об этом Тимуру становилось страшно; сказать, что встретился
случайно на вокзале с человеком, показавшимся подозрительным, решил
проследить за ним и вот... Но, во-первых, Тимур уже вышел из возраста, в
котором играют в шпионов, во-вторых, такой рассказ выглядел бы весьма
неубедительным и привлек бы к нему, к Тимуру, внимание соответствующих
органов, чего следовало избегать любой ценой. Надо придумать что-нибудь
другое.
Человек в белом халате время от времени бросал на Тимура взгляды,
по-видимому ожидая, когда тот придет в себя. Потом подошел к койке, на
которой лежал юноша, сказал полушутливо:
- Ну, ну, открывайте глаза, я же вижу - очнулись.
- Где я? - спросил Тимур.
- В больнице.
Посетитель оказался представителем милиции. Он объяснил, что Тимура
рано утром нашли дворники, вышедшие убирать улицы. Представитель милиции
поинтересовался обстоятельствами происшествия. Тимур ответил, что ему,
собственно, ничего не известно, он не видел, кто его ударил, чем ударил, и
понятия не имеет, зачем или за что с ним разделались таким образом.
Следователь с явным недоверием посмотрел на пострадавшего.
- Попытки ограбления не установлено - и деньги, и документы остались
при вас, - сказал он неодобрительно. - Случаев хулиганства в ту ночь там не
зарегистрировано.
Тимур молчал.
- С какой целью вы прибыли в Ленинград? - допытывался следователь.
- У меня выдался свободный день, захотел посмотреть....
- Почему вы поздно ночью очутились в столь отдаленном районе? Вы
знаете кого-нибудь из проживающих там?
- Я ходил, осматривал...
- Но в том районе, где вас обнаружили, нет никаких исторических
памятников.
- При чем здесь исторические памятники? Скажите, товарищ из милиции, я
подвергся нападению хулиганов, или, может быть, это я на кого-то напал? -
Тимур рассердился, оснований к подобному допросу он не видел: как-никак,
жертва-то он!
- Хулиганов?.. - следователь с сомнением покачал головой. - В этом
происшествии с вами много непонятного, - признался он, - а вы не хотите
помочь нам.
- Я хочу уехать в Москву, сегодня же, - сказал Тимур вместо ответа.
- Вам необходимо полежать в больнице. Врачи не выпишут вас в таком
состоянии.
- Буду лежать дома, - решительно, с некоторым озлоблением произнес
Тимур. - Там меня по крайней мере не будут в чем-то подозревать.
Расстались недружелюбно. "Черт возьми, он не поверил ни одному моему
слову", - с тревогой размышлял Тимур. В тот же день он возвратился домой. О
поездке в Ленинград он не сказал никому ни слова, а повязку на голове
объяснил столкновением с группой хулиганов. Он с облегчением надеялся, что
о случившемся с ним в Ленинграде можно забыть, но жестоко ошибся, - не
прошло и двух недель, как он в этом убедился.
При очередном визите Тимура Ефим Саулыч Пищик-Нарежный не взывал к
Эмилии и не сообщил ей заблаговременно, что "молодой человек идет", - он
занимался с гостем. Тимур этому обстоятельству обрадовался, - можно без
помех побыть с Мариной. Девушка встретила его на веранде, предложила пройти
в сад и сесть за стол, но Тимур не спешил, наедине с ней было куда
приятнее. Он снова осторожно завел речь о необходимости соединить их
судьбы, и как можно скорее. Марина схватила Тимура за руки и, счастливая,
оживленная, потянула его за собой. Однако на последней ступеньке веранды он
инстинктивно остановился и посмотрел вдоль дорожки, уходящей в глубь сада:
из-за поворота показались чем-то взволнованный Ефим Саулыч и человек, при
виде которого Тимур отшатнулся назад, - это был тот самый старик, встреча с
которым в Ленинграде чуть не стоила ему жизни. Тимур повернулся и почти
бегом достиг калитки, - он уходил. Марина с тревогой бежала за ним, пытаясь
догадаться, почему он так внезапно всполошился.
Не поднимая на нее глаз, Тимур заговорил растерянно:
- Я вспомнил... Мне необходимо сейчас быть дома... Отец просил, он
будет ждать меня. Я позвоню тебе завтра, - повернулся и быстро зашагал по
дорожке прочь от дачи Нарежных. В его словах не было ни правды, ни
искренности - уж ее-то он обмануть не мог! Марина стояла у калитки
ошеломленная. Что случилось? Ведь должно же было что-то случиться, чтобы
он, ее Тимур, повел себя так странно. Что же произошло? Разве сегодня здесь
было не так, как обычно? Она машинально повернулась - к ней подходил
дедушка Ефим в сопровождении заморского гостя, старого, с улыбкой на
длинном, изборожденном продольными морщинами лице.
Она упорно размышляла, вспоминала каждое слово Тимура, жест... Вот она
тащит его, а он и не думает упираться, им весело... вот они уже на
последней ступеньке веранды, и тут что-то случилось. Она вспомнила: Тимур
бросил взгляд вдоль садовой дорожки, взгляд какой-то необычный для него,
испуганно-настороженный, и тотчас страшно растерялся, испугался, бросился
бежать к калитке, как если бы хотел скрыться от кого-то, с кем совершенно
неожиданно встретился. Там, на садовой дорожке, были дедушка и его гость,
лишь на днях приехавший в Советский Союз из-за границы. Так от кого же из
них в такой панике скрылся Тимур? Конечно, не от дедушки. Но и этого
старика-иностранца ему бояться нечего, смешно даже! Тем более что он с ним
вообще не мог быть знаком. Так в чем же дело? И чем больше Марина думала,
тем сильнее ею овладевала гнетущая тоска, - складывалось какое-то
предчувствие: нет, то, что только что произошло здесь, - не просто странный
эпизод, а нечто значительное и страшное, такое, что может перевернуть ее
жизнь, надежды.
Она упорно размышляла, вспоминала каждое слово, каждый жест Тимура и
неожиданно поняла, что уже давно между ними легла какая-то тайна, что-то
опасное. Марина пыталась решить для себя важный вопрос - имеет ли она право
держать свои сомнения при себе? Но, немного успокоившись, она решила, что,
собственно, ничего зазорного не будет, если она обратится за советом к
человеку, о котором от отца слышала исключительно хорошее. Вскоре она с
бьющимся сердцем входила в кабинет полковника Соколова.
Тимуру позвонили по телефону домой и очень вежливо попросили к
такому-то часу быть в здании на площади Дзержинского. Густобровый,
сероглазый мужчина встретил его благожелательно, назвал себя - полковник
Соколов. Тимур занял место в кресле у письменного стола и почти успокоился.
- Нам надо поговорить с вами, - сказал полковник.
- Да, да, пожалуйста, - Тимур искренне не понимал, о чем, собственно,
могут тут беседовать с ним.
- Наш разговор не следует разглашать, - продолжал полковник Соколов.
- Конечно, я понимаю, - с живостью согласился Тимур.
В кабинете появился новый человек, при виде которого Тимуру Рахитову
стало жарко: это был тот самый работник милиции, с которым он так неласково
держал себя в ленинградской больнице.
- Капитан Пчелин, - представил вошедшего Соколов. - Вы, кажется, уже
встречались?
Тимур молча кивнул, - в горле неожиданно пересохло.
- К сожалению, мы вынуждены вернуться к теме вашей беседы с капитаном
Пчелиным, - несколько сухо продолжал Соколов. - Итак, почему вы не захотели
сказать капитану Пчелину правду?
Тимур молчал.
Полковник Соколов попросил объяснить, зачем он приезжал в Ленинград,
почему очутился, да еще в такой поздний час, в отдаленном районе. Тимур
слово в слово повторил то, что ранее говорил Пчелину.
Он был деликатен, этот полковник-чекист: не прервал Тимура и не заявил
ему прямо в лицо, что он здесь попросту врет.
Тимур ждал, что будет дальше.
- Вы украдкой шли за стариком, следили за ним... Вы знаете, кто он,
его имя?
- Нет, не знаю. Я вовсе не следил за ним, - с подчеркнутой
искренностью ответил Тимур.
- Вы следили за ним, может быть, по ошибке, но именно следили, - резко
сказал Соколов, - зачем, должна же быть какая-то причина? Почему вы не
сказали об этом капитану Пчелину и не хотите сказать сейчас здесь? - Тимур
упорно молчал. - Допускаю, вы шли за ним по ошибке, но ведь на углу, когда
он неожиданно для вас обернулся и подал знак, по которому вас оглушили, вы
же отлично рассмотрели его, - почему же и об этом вы ничего не сказали?
Почему вы так ведете себя, Тимур Рахитов? Объясните нам.
"Они отлично знали, как в действительности обстояло дело там, в
Ленинграде, - дошло до сознания Тимура. - Что же еще им известно?" Он
почувствовал, что во всем этом действительно кроется какая-то тайна, и
пытался поскорее определить линию своего поведения в этой рискованной для
него беседе.
- Я не совершил никакого преступления, - с деланной обидчивостью
заметил он.
Полковник Соколов спокойно сказал:
- Если бы вы совершили преступление - с вами поступили бы иначе, вами
занимался бы наш советский суд... Поймите, мы заинтересованы в том, чтобы
помочь вам выпутаться из сложного положения, в котором вы, кажется,
оказались. Я хочу, чтобы до вас дошло: речь идет не о том, чтобы вы нам
оказали помощь и чем-то рисковали для нас - хотя это и является вашим
гражданским долгом, - речь идет о том, чтобы помочь вам, а по моему
твердому убеждению, вы, товарищ Рахитов, в нашей помощи нуждаетесь. Так не
отказывайтесь же от нее.
- Я не понимаю, чего вы от меня добиваетесь, - пожал плечами Тимур. -
Я ничего не знаю, понятия не имею, кто тот старик, и никогда с ним не
встречался.
- В таком случае объясните нам, почему же при виде его вы сбежали с
дачи Нарежных вчера? - Соколов внимательно наблюдал за своим собеседником.
Стало быть, им откуда-то известно и это, - Тимур ссутулился и еще
больше замкнулся: нет, он не даст им поймать себя!
- Я не встречался с ним у Нарежных, - угрюмо буркнул он.
- Вы сбежали при виде его, - уточнил полковник Соколов. - Почему же вы
испугались его? Ведь это ему следовало пугаться, завидя вас, а получилось
наоборот. В чем же дело, товарищ Рахитов?
Тимур размышлял. Теперь было ясно - если он будет продолжать свое, ему
все равно не поверят. Спасительная мысль пришла почти мгновенно.
Притворившись крайне смущенным, он, заикаясь, еле выговорил:
- Хорошо, я скажу откровенно... Только прошу, товарищ полковник... Мне
стыдно, если правду узнает одна девушка.
- Марина Нарежная?
- Да. Она будет презирать меня, а я люблю ее, - Тимур опустил голову.
- Мы слушаем вас, - напомнил Соколов.
- Я пришел туда... Меня интересовал другой человек, он был одет в
форму советского полковника... Он сказал: "Я от отца Геронтия", - и ему
открыли дверь, - сбивчиво объяснял Тимур Рахитов, холодея при мысли, что
ему могут не поверить и на этот раз, и боясь, что вот сейчас он может
случайно проговориться насчет Ирэн Грант - и тогда придется рассказать
все-все, а этого он не хотел, не мог...
- Он сказал: "Я от отца Геронтия", - и ему открыли дверь, - топтался
на одном месте Тимур.
Чекисты молчали, слушали, внимательно смотрели на него.
История Тимура в новой версии выглядела так: на Ленинградском вокзале
он случайно обратил внимание на незнакомого полковника, который как будто
прятался, делая вид, что читает газету "Известия", очень долго сидел так на
скамеечке, а потом сорвался с места и, озираясь, на ходу вскочил в вагон
скорого поезда, - по просьбе Соколова Тимур обстоятельно описал внешность
заинтересовавшего его полковника. Почему-то, Тимур сам не знает почему
именно, человек этот показался ему подозрительным. Неожиданно в Тимуре
взяло верх мальчишество, и он, к стыду своему, принялся играть в шпионов и
сыщиков: не долго размышляя, сердясь, что подозрительный незнакомец
"провел" его, бросился на аэродром и... все остальное товарищу полковнику
известно. Поняв, что он стал жертвой своей мальчишеской выходки, для
которой к тому же не было никаких разумных оснований, выходки,
закончившейся для него печально, Тимур решил скрыть от родных и друзей свой
визит на берега Невы. Да, это верно - вчера на даче Нарежных он заметил
того старика, наверное, достойного человека - плохих людей Нарежные не
принимают, - пришел в отчаяние, что его несолидная выходка станет известна
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг