Отступая с белыми частями все дальше, отец и старший брат Алхимика вступили
в контакт с американскими и японскими оккупационными властями на Дальнем
Востоке. Позже семья жила в Харбине и Мукдене. Тут на свет появился младший
в роде господ Олифов - Валерий.
Он рос и воспитывался в среде белых эмигрантов, потерявших в России
свои поместья, фабрики и заводы. Валерий Олиф окончил школу, овладел
английским языком. О родовом имении, о котором знал только из рассказов
старших, он вспоминал с вожделением; оно снилось ему по ночам как
олицетворение райской жизни, отнятой у него хамами мужиками, превратившими
барина Олифа и его чад в нищих.
Позже там же, в Маньчжурии, с японской разведкой пришлось установить
контакт и младшему в роде, Валерию, "младшенькому", как его звали дома.
Некоторое время дела шли как будто неплохо, "младшенький" обзавелся семьей,
но вторая мировая война все перевернула: Квантунская армия капитулировала
перед русскими, японцы поспешно удирали из Маньчжурии, "младшенький"
остался без работы, а семья без хлеба. Сначала надеялись, что все как-то
обойдется - на американских кораблях с юга прибывали гоминдановские дивизии
Чан Кай-ши. Но вскоре стало ясно, что надеяться не на что - китайские
коммунисты ударили с севера, и гоминдановцы покатились на юг. Вместе с
ними, даже несколько опережая их, удирали бывшие русские помещики: боялись
попасть в руки солдат Мао Цзэ-дуна. Задержались было в Шанхае, Кантоне, но
пришлось бежать дальше - в Сиам. "Младшенький" же оказался
предусмотрительней папаши и старшего брата: работая на японцев, он еще в
Харбине запродался разведке Аллена Харвуда, его успели оценить и теперь
направили в Соединенные Штаты для подготовки к дальнейшей "деятельности". В
Америке ему пришлось не только окончить специальную шпионскую школу, но и
по-настоящему заняться некоторыми науками, главным образом ядерной физикой.
Мечты погулять, поораторствовать на собраниях таких организаций, как
"Комитет освобождения России" или "Крестовый поход против Советского
Союза", не осуществились; в разведке Аллена Харвуда существовали свои
жесткие правила: агент, получивший кличку Алхимик, должен был быть
тщательно законспирирован, и, таким образом, злоба против всего советского
осталась неизрасходованной... Вместо того, чтобы спокойно доживать свои дни
в родовом имении на Волге, отец теперь влачит жалкое существование в Кении,
где старший брат служит в английских полицейских частях и может ежеминутно
получить в голову партизанскую пулю. Вместо того, чтобы прожигать жизнь в
ресторанах Москвы и Петрограда, делать карьеру, черт возьми, гвардейского
офицера, он, Алхимик, вынужден денно и нощно молить бога за то, что его
ценят в разведке Харвуда: он - специалист по России, он говорит по-русски
без акцента! Ему удалось удачно выполнить несколько поручений Харвуда, но
главным было хорошо сыграть роль английского профессора. Однако по вине
Шервуда он провалился в самом начале.
...Рассекая ночную темь, электропоезд мчался от Москвы. В одном из
вагонов, облокотившись на чемодан, дремал нестарый еще мужчина в фуражке с
синим кавалерийским кантом.
Фокс не хотел задерживаться в этом месте дольше необходимого, надо
было перебазироваться на новую, "свою", квартиру. Конечно, он не собирался
среди ночи отправляться в давно приготовленный для него уголок, нет, верный
себе, он еще некоторое время будет проверять, следить... Но отсюда
следовало уходить немедленно - этого требовала тактика глубокой
конспирации: Джо Снэйк все же мог оказаться более скомпрометирован перед
КГБ, чем это пока известно ему, Фоксу. И он стал собираться в путь.
Снэйк казался пораженным, хотя, по правде говоря, предстоящий уход
Чумы его очень обрадовал.
События этого дня утомили его до предела, и ему нужно было отдохнуть,
остаться одному. Прощаясь с ним, Фокс был краток.
- Никуда отсюда не высовывайте носа, - приказал он. - Автомобилем
пользоваться временно прекратите, спрячьте его в сарай. Продолжайте активно
заниматься Гореловым и руководить операцией против Ясного и Лучинина в
Тянь-Шане - приказ шефа должен быть выполнен в точности. Меня будете
информировать через связного. Иногда я вам буду позванивать по автомату.
Вносить что-либо новое в операцию "Вирус" без моего разрешения запрещаю:
хватит с меня ваших провалов. Запомните - никаких вольностей! Прикажите
Цветковой быть поактивнее с Гореловым - он человек осведомленный. У нее
имеется диктофон?
- Да.
- Вот и хорошо... Я ухожу, Снэйк, возможно, мы больше не встретимся,
для вас это будет только лучше. Не забывайте, я буду знать о каждом вашем
шаге! Пока до моего звонка замрите и не двигайтесь. Поняли? Гуд бай.
Фокс выскользнул за дверь и повернул в сторону леса, который начинался
совсем рядом. Где-то на соседней просеке заливались собаки.
Снэйк сидел усталый и опустошенный, с отвисшей челюстью и тяжелыми
мешками под глазами на нездоровом, одутловатом лице. Глотая коньяк, он
размышлял. Положение не из легких: ему не следует часто показываться на
улице и в то же время приказано активизировать разведывательную работу. Он
знал, что Цветковы, несмотря на его исчезновение, будут продолжать
заниматься инженером Гореловым: об этом было на всякий случай условлено
заранее. Но им может потребоваться его помощь, к тому же, если он в течение
продолжительного времени не будет подавать признаков жизни, они свяжутся
непосредственно с преемником Шервуда, а тот не замедлит появиться, и весь
дорогостоящий материал передадут, конечно, ему. Этого допускать не
следовало ни в коем случае - Снэйк потерял бы великолепную возможность
увеличить свой счет в банке, да и сама по себе информация Горелова могла
облегчить ему ту часть операции "Вирус", за которую отныне он отвечает
перед Чумой. Затем нужно было по-прежнему оставаться в курсе дел,
происходящих в далеких Небесных горах: "невидимка" не сегодня-завтра
выполнит задание. Снэйк обязан немедленно об этом сообщить Прайсу, пусть
тот поймет, черт побери, что это дело его рук, а не выскочки Фокса.
Едва рассвело, Снэйк вышел во двор и стал заниматься гимнастикой - он
знал, что хозяин дачи Гавриил Самохин встает ни свет ни заря и обязательно
пройдет мимо.
Дача двухэтажная, неуклюжей архитектуры: второй этаж выглядел пузатой
надстройкой, по размеру больше первого. Таких уродливых дач под Москвой
немало. Но в отличие от других себе подобных дача Самохина была
архитектурно изуродована с расчетом и имела особенность, в которую Снэйк
был посвящен... Снаружи во второй этаж вела крутая, с гнилыми перилами,
деревянная лестница, упиравшаяся в небольшую дверцу, на которой всегда
висел ржавый пудовый замок. Открыв эту дверцу, можно было увидеть длинную,
заканчивающуюся большим окном комнату, совершенно пустую, если не считать
грубо сколоченного стола и пары убогих стульев. От двери до окна шла бедная
дерюжная дорожка. Больше в этой нежилой верхней комнате абсолютно ничего не
было. Представители милиции не раз, для очистки совести, заглядывали сюда,
наверх, в сопровождении весьма любезного в таких случаях хозяина, но дальше
двери они не шли: с чердака несло запахом застоявшейся сырости, подгнившего
дерева. И никто не интересовался, что же находится там, за фанерными
стенами этой заброшенной мансарды. Но стены были выведены не случайно - за
ними скрывалось несколько крохотных, в два-три метра, тайников, в которые
вел тщательно замаскированный ход через чулан с той самой половины дачи,
которую занимал Снэйк. Из тайников можно было проникнуть и в большую, с
дерюжной дорожкой, комнату. В эти самые тайники Снэйк до утра перетащил все
необходимое: продукты, гардероб, различные вещи. Кому придет в голову
искать его там? При необходимости хозяин снова продемонстрирует любопытным
необитаемый, пустой чердак, и те уйдут ни с чем.
Архитектура дачи была неслучайной. Дело в том, что в молодости,
накануне революции, жена Самохина содержала нечто среднее между заезжим
двором и публичным домом. В ее заведении на роли посыльного и вышибалы
подвизался молодой деревенский парень - Гавриил Самохин. Парень был жаден
до денег и до полнотелой хозяйки, и хотя та не стесняла себя с приезжими -
лишним заработком пренебрегать грех - Гаврилу держала при себе.
После революции дела пошатнулись. Хозяйка притона бросила свое
заведение, захватила накопленное золотишко и вместе с Гаврилой сбежала в
его родную деревню в качестве скромной супруги. Самохины быстро отгрохали
себе дом-хоромы, завели хозяйство, а заодно в большом секрете от окружающих
занялись скупкой драгоценностей.
В тридцатых годах Самохин для вида вступил в колхоз, трудился в
правлении, жена "по болести" сидела дома. По всему чувствовалось: события
назревали тревожные, и по совету умудренной опытом жены Гавриил Самохин -
еще в средних годах мужик - отпустил себе длинную рыжую бороду "для
возраста", а заодно, за взятку, сумел приписать и года в свой паспорт.
Когда разразилась война, Самохин, ко всеобщему удивлению, оказался
непризывного возраста. Но оставаться в деревне было опасно - могли
докопаться до истины, и Самохины "эвакуировались" в Свердловскую область.
Там в крупном районном центре Самохин, опять за взятку, определился на
должность заведующего продуктовым складом. Завхозом работала его жена, к
тому времени из Феклы превратившаяся в Федосью, Самохины жили в полном
довольстве и систематически делали подношения начальству. Их хвалили и по
окончании войны не хотели отпускать. Но - хватит! Самохин рвался в родную
деревню. Он приехал домой ночью, шел босиком, чтобы не шуметь, пробрался к
себе на усадьбу. От дома остались одни головешки - село шесть раз
переходило из рук в руки.
Кубышка с драгоценностями оказалась на месте. В ту же ночь, боясь,
чтобы его кто-нибудь не увидел, Самохин, как вор, бежал из родной деревни и
обосновался под Москвой. Здесь, поблизости от старого "заведения"
Феклы-Федосьи, Самохины приобрели участок и построили дачу, в архитектуру
которой хозяйка перенесла кое-что от своего былого "заведения" - тайники на
втором этаже.
Здесь, за глухим забором, находили себе приют беглые уголовники и
спекулянты из различных городов страны.
Самохины всех встречали одинаково приветливо, документов не
спрашивали, ни биографией, ни делами не интересовались - они понимали, с
кем имеют дело, и брали с "постояльца" большие суммы. Копить деньги для
кубышки стало их страстью больше чем когда-либо: в этом теперь был весь
смысл их жизни.
Коровы у Самохиных не было. Федосья не стала бы возиться с навозом,
собаки тоже не было - она беспрерывно лаяла бы на новых клиентов, чего
допускать, понятно, не следовало, чтобы не возбудить лишних разговоров
среди соседей.
Делами притона ведала Фекла-Федосья, а муж ее устроился в пожарную
команду на соседней станции и, как и раньше в колхозе, пролез в актив. Он
никогда не опаздывал на службу, был усерден, без устали поучал молодых и
критиковал недостатки. Начальство не могло нахвалиться Самохиным, на него
сыпались благодарности, премии.
Дачу Самохиных и облюбовал себе для резиденции Снэйк. Он
отрекомендовался крупным профсоюзным работником - Михаилом Ивановичем.
Попросил, чтобы никто из соседей не знал о его проживании здесь и чтобы
никакие посторонние лица уже не появлялись у Самохиных. Новый постоялец
готов бы оставить за собой дачу на десяток лет, и Самохины согласились на
все его условия: денег он не жалел.
Скосив глаза в сторону калитки, ведущей на хозяйскую половину, Снэйк
усердно занимался утренней гимнастикой.
Пожарник спешил на дежурство.
- Доброе утро, Гавриил Акимыч, - приветствовал его Снэйк. - У меня до
вас дельце есть... собственно не дельце, а так - предложение.
Самохин остановился.
- Собаку нужно бы завести, - сказал Снэйк. - Только хорошую, овчарку
или волкодава. Рискованно так-то, без собаки, место глухое, малолюдное,
прирежут еще.
Самохин озабоченно взъерошил пятерней волосы.
- Да ить она сожрет... С потрохами сожрет, окаянная, - произнес он. -
Ей, проклятой, ить одного хлеба сколько надо, а деньги... Где взять-то?..
Налоги замучили.
- Хорошо. - Снэйк с наигранной брезгливостью оттопырил губы, он ожидал
этих слов. - Я оплачу содержание собаки, Гавриил Акимыч, нельзя же, чтобы
нас с вами как-нибудь ограбили жулики...
- Вешепонятно, - пробормотал Самохин.
- Собака должна быть сегодня же. Достаньте позлее и покрупнее. Не
торгуйтесь - дорого да любо, поняли?
- Вешепонятно, - повторил хозяин свою излюбленную нелепую фразу и
поспешил за калитку. Снэйк, успокоенный, возвратился к себе - затея с
собакой определенно своевременна - агенты КГБ не смогут установить за ним
слежку возле самой дачи, собака почувствует и выдаст их, и он сумеет
своевременно удрать или спрятаться.
Генерал Бондзренко внимательно рассматривал карту границы.
- Расскажите подробней, как погиб проводник Садык? - обернулся он к
полковнику Харламову.
Начальник погранотряда стал показывать по карте:
- Вот озеро Мерцбахера, откуда экспедиция Лучинина и Ясного Двинулась
в юго-восточном направлении.
- К "Черной пасти"? Поверив басне Камзолова? Дальше!
- Вот в этой точке находился рядовой Акопян. Здесь ночью на него
совершено нападение, его обстреляли.
- Какова, по вашему, цель нападения?
- Заставить Акопяна вызвать на помощь майора Проценко.
- Дальше!
- Нападавших пока не обнаружили... Утром экспедиция тронулась в путь.
Как сообщает по радио капитан Русаков, проводник Садык накануне обещал ему
что-то сообщить, но не успел - при спасении из ледовой щели радиста
Громовой он свалился в пропасть.
- Кто спас Громову? Где в тот момент находился капитан Русаков?
- Русаков был в другом месте с Ясным и Лучининым. Громову спасли
Камзолов и его проводник Муса.
- Возможно, это о них Садык и хотел сообщить Русакову, и они просто
столкнули его?
- Громова этого не подтверждает. Почему же, в таком случае, они заодно
не отделались и от нее, а, наоборот, на себе притащили в лагерь?
- Н-да... Что-то тут не то. - Бондаренко на минуту задумался. - Где-то
тут наш "невидимка" - раз. Группу Ясного-Лучинина определенно увлекают в
сторону границы - два. Я знаю, вы скажете: "Это же граница с Китаем". Но
это еще ничего не значит, вы же сами говорите, что по ту сторону границы
шатается банда гоминдановца Ла Лоу. Вот видите.
- На линии границы мной меры приняты, товарищ генерал.
- Прекрасно. Но мы сделаем кое-что еще... Надо будет только
предварительно согласовать с Москвой. Сейчас мы это сделаем. Товарищ майор,
а что у вас с Ухваткиным?
- Лечится, товарищ генерал, - вытянулся Ундасынов. - Мои сотрудники
держат его под наблюдением день и ночь.
- А он этого не замечает?
- Конечно, нет...
- Обольщаетесь, майор, - Бондаренко с удовольствием повторил любимое
выражение генерала Тарханова. - Я уверен, что Ухваткин обнаружил вашу
слежку и притворяется для того, чтобы в соответствующий момент удрать.
Имейте в виду, этот момент обязательно настанет и, по-моему, скоро.
- Не упустим, товарищ генерал...
Бондаренко недовольно посмотрел на Ундасынова.
- Не будьте слишком самоуверены, майор, это может привести вас к
провалу. Ухваткин - агент иностранной разведки, это нам уже ясно. И смешно
думать, что он действительно решил отправиться из Москвы в Койсара
полечиться... Тут тоже что-то не то, а что именно - это обязаны выяснить
вы, майор. Надо нащупать связь агента, известного под фамилией Ухваткина, с
"невидимкой", а этой связи не может не быть! И тогда, по этой ниточке, мы
придем и к вражескому лазутчику, заброшенному на советскую территорию в
районе Краснотала. Он где-то здесь. Но где - это нужно выяснить - и
немедленно. Поймите, в любой час может случиться то самое, чего ждет
Ухваткин, отсиживаясь в санатории. Немедленно отправляйтесь в Койсара и
займитесь этим делом лично.
- Слушаюсь, товарищ генерал. - Ундасынов поспешно удалился.
- Теперь о спутниках Камзолова... - Бондаренко снова повернулся к
полковнику Харламову.
- Колхозники... Камзолов очень спешил и оставался в селении, где нанял
их, всего несколько часов.
- А кто же совершил нападение на Акопяна?
- Принимаем меры к выяснению, - хмуро ответил полковник.
- Проценко?
- Возвратился к группе Ясного.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг