воздухе. Бабыкин насторожился.
- Фокус?
- Расщепление, - отозвался врач. - Обычное расщепление... Знаете,
очень нелегко быть единственным разумом в целой вселенной. Сомнения,
комплексы, поиски смысла... Если бы не эта кристаллизация, мы бы только
радовались новым контактам, а так... - Он смущенно улыбнулся. - Мы ведь
хотим сохранить индивидуальность.
Бабыкин сочувственно кивнул.
- Может, я чем помогу?
Это была дань вежливости. Он не собирался ничем помогать и спросил
просто так.
- Вряд ли, - ответил доктор. - А впрочем... Вспомните, как все
произошло. Что-то ведь послужило толчком для феноменального перемещения.
Может, какая-нибудь мелочь показалась... ну не совсем обычной, что ли?
Вам-то легче об этом судить. Если вы установите причину, у нас появится
шанс.
Бабыкин не совсем понимал, что к чему, но ему нравилось, как с ним
обращаются. Чтобы положение, не дай бог, не ухудшилось, он решил никаких
шансов доктору не давать. С другой стороны, чтобы создать видимость
сотрудничества, упрямиться не стоило.
- Ну как вам сказать, - глубокомысленно начал он. - Ничего особенного.
Шел домой, оказался у вас.
- И все?
- Все. Шел по улице. Справа парк, слева дома. Кот еще какой-то... - он
нахмурил лоб, - дорогу перебежал.
- Кот? - Врач встрепенулся.
- Кот. А что?
- Так, так, так, - прокудахтал доктор. - И часто это с вами случается?
- Что именно?
- Коты дорогу часто перебегают?
- Да как вам сказать, - замялся Бабыкин. - Не то чтобы часто, но
бывает.
- Та-а-ак, - протянул эскулап. - Насколько я понимаю, это дурная
примета?
- А... - Бабыкин беззаботно отмахнулся. - Чего только люди не
придумают!
- Не скажите, - осадил его врач. - Дыма без огня не бывает. Ваша
генетическая память прочно хранит информацию о нежелательности встреч с
черными котами. Видимо, ваши предки изрядно от них натерпелись. Кое-что
проясняется.
- Что там еще проясняется? - недовольно проворчал Бабыкин,
раздосадованный тем, что доктор по-прежнему ходит вокруг да около.
- Видите ли... М-да... - Доктор не спешил с объяснениями. - Я не
совсем уверен, но есть основания полагать, что по вашей вселенной
прокатилась... - Он явно тянул резину. - Прокатилась волна отрицательной
вероятности. Если она зацепила вашу планету, то на ней стали возможны
события, которые невозможны в принципе.
- Что-то я не понимаю, - признался Бабыкин.
- Я тоже, - сказал врач. - Ведь, приняв облик человека, я и мыслить
стал, как человек, а этого сейчас недостаточно. Придется вас покинуть. Мне
надо расщепиться на атомы и занять как можно больший объем. Не
беспокойтесь, это ненадолго - я буду разлетаться со скоростью света.
Он поднялся, отвесил поклон и двинулся к выходу. Взявшись за ручку
двери, обернулся.
- Кстати, чем вы намерены заняться во время моего отсутствия? Может,
хотите почитать?
От волнения Бабыкин заерзал ногами.
- Мне бы домой. Жена, наверное, волнуется.
- Так я и знал, - вздохнул врач. - Ну что ж, придется пойти и на это.
Вы только, пожалуйста, не выходите из квартиры. И никуда не уезжайте, а то
ведь столько атомов потребуется! До свидания.
- Постойте! - вскричал Бабыкин. - Как же мне домой попасть?
- Вам лучше знать, - ответил доктор, и дверь за ним мягко затворилась.
Бабыкин вскочил с кровати и бросился к окну, умоляя, чтобы это был
первый этаж. Так оно и оказалось. Прямо под ним цвела пышная клумба, будто
специально предназначенная для мягкого приземления. Сбросив пижаму, Эдуард
Петрович быстро облачился в свой костюм, который висел на стуле, и
распахнул окно.
* * *
- Вера!
- Эдик!
Супруги обнялись.
Путь домой не занял много времени. Стоило Бабыкину очутиться на улице
и подумать о такси, как тут же из-за угла вывернул автомобиль с зеленым
огоньком. Шофер мигом домчал куда требовалось, взял деньги строго по
счетчику, и был таков. По дороге Эдуард Петрович вертел головой, пытаясь
определить, где находится, но безуспешно. Таксист гнал по каким-то
удивительно похожим одна на другую серым улочкам, то и дело сворачивал,
заезжал во дворы, пару раз вырывался на широкий проспект и, наконец,
остановился. В общем, весь маршрут, как в тумане. Эдуард Петрович приписал
это пережитым волнениям и теперь, сидя за столом, поглощал фасолевый суп и
раздумывал о случившемся.
- Пойду-ка я спать, - решил он. - Разбуди пораньше, на рыбалку поеду.
* * *
Сон был странным и пугающим. Всю ночь доктор шевелил губами, корчил
страшные рожи и размахивал огромным ланцетом.
И вот Эдуард Петрович проснулся. Кошмар, как паук по паутине,
засеменил по солнечному лучу и исчез в раскрытой форточке. Повеяло
прохладой.
Наскоро позавтракав, Эдуард Петрович побросал посуду в раковину,
схватил рюкзак, удочки и выскочил на улицу.
Народу в электричке было мало. Сонные и злые, они неодобрительно
косились на Бабыкина, будто это он, чуть свет, заставил их куда-то ехать.
Прислонившись к окну, Эдуард Петрович вспоминал вчерашние события,
вспоминал сон и удивлялся, что не может провести между ними четкую грань.
Все смешалось, и было непонятно, где кончается одно и начинается другое. В
конце концов он решил, что все это глупости, а посему не стоит и голову
ломать. Наверняка жена скажет, что он пришел с работы и все время проспал.
Эдуард Петрович повеселел, хотя в глубине души и ворочалось неприятное
чувство.
За стеклом проносились деревья, тянулись поля, мелькали столбы.
Ритмично стучали колеса. Они говорили:
- Не так... Не так... Не так...
"Все так, - убеждал себя Бабыкин. - И вагон обыкновенный, и пейзаж
будничный, и люди как люди. А доктор заливал про чужую вселенную. Придумал
тоже!"
Но колеса упрямо твердили свое, и он невольно косился на попутчиков,
примечая боковым зрением, не разложился ли кто втихаря на атомы. Однако
никто не исчезал, и это да еще жесткое сиденье вселяли уверенность в
прочности окружающего мира.
Эдуард Петрович никогда особенно тщательно к рыбалке не готовился.
Удовольствие получал не от конечного результата, который чаще всего не
радовал, а от самого процесса ловли.
Расположившись на знакомом месте у поворота реки, он забросил удочку,
сел на рюкзак и погрузился в состояние сладостного оцепенения. Рыба
признаков жизни не подавала, но это не имело никакого значения. Вокруг было
тихо, над рекой плыл туман, а где-то далеко кричали поезда.
Прошел час. Бабыкин зябко повел плечами и впервые за сегодняшнее утро
подумал, что было бы неплохо поймать какую-нибудь глупую плотвичку.
Поплавок тут же дернулся и уверенно ушел под воду. Сердце рыбака екнуло, он
рванул удилище, и жирная рыбина, мелькнув в воздухе, затрепыхалась в траве.
Следующие минут двадцать Бабыкин как заведенный размахивал удочкой, и
всякий раз ему сопутствовала удача. Рыба клевала даже на пустой крючок.
Тяжело дыша, он вскоре остановился. Серебром и ртутью переливались
сваленные у рюкзака караси, карпы, окуни и щуки. Глаза Бабыкина горели
шальным огнем, и ему стало до обидного жаль, что никто не видит его
рыбацкого счастья.
Вдруг затрещали кусты, и оттуда вышли двое в высоких болотных сапогах.
В руках - удочки, за плечами - вещмешки.
- Ух ты! - сказал один.
- Вот это да-а... - протянул другой.
- Молодец мужик!
- Везет же некоторым!
Бабыкин расплылся в улыбке и сделал приглашающий жест. Рыбаки
быстренько размотали снасти, закинули удочки и замерли, вперившись в
поплавки. Ревностно поглядывая в их сторону, Эдуард Петрович затолкал
добычу в рюкзак.
Когда гости оставили никчемное занятие и растерянно уставились на
счастливчика, Бабыкин самодовольно сощурился. Сегодня везло ему одному, что
было особенно приятно.
В электричке Эдуард Петрович был предметом всеобщего внимания. Его
хвалили, похлопывали по плечу, восхищались уловом и, не стесняясь,
откровенно завидовали. Все сгрудились вокруг рюкзака, прикидывали на вес
рыбу, причмокивали. Какой-то бородатый здоровяк пытался было рассказать
что-то аналогичное из своей жизни, но его никто не слушал, и он,
стушевавшись, исчез за спинами пассажиров. Его быстрое исчезновение
почему-то обеспокоило Бабыкина, но все подозрения тут же развеялись -
какой-то старичок, не в меру усердствуя, выхватил из рюкзака рыбину и ткнул
ею в лицо Эдуарда Петровича. Распаляясь, старичок громко доказывал, что
щучку надо непременно засушить, и никак иначе.
- С пивом, с пивом! - восклицал он, и его глазки возбужденно
искрились.
* * *
Дома Эдуарда Петровича встретили, как он и ожидал, роскошным обедом.
На кухне вкусно пахло жареным, пареным и чем-то еще. Жена - само воплощение
домовитости.
После обеда Бабыкин прилег на диван и весь оставшийся день шуршал
газетами, поглядывал в телевизор, позевывал и подремывал. Домашними
заботами его никто не отвлекал, и он смог вволю поблагодушествовать. Все
было так, как и должно быть, по глубокому убеждению инженера Бабыкина.
Вечером показывали футбол, и Эдуард Петрович прочно приклеился к
телевизору. Поджарые футболисты бегали по полю, сталкивались друг с другом,
беззвучно ругались, падали, пачкали красивую форму, пинали мяч, который,
летая туда-сюда, иногда залетал в ворота. Зрелище было захватывающим,
гипнотическим, и Бабыкин впал в глубокую неподвижность.
Вдруг что-то произошло. На поле по-прежнему бушевали страсти,
приковывая к себе внимание, но в душе Эдуарда Петровича возникло смутное
томление. Где-то в дремучих глубинах собственного "я" он уловил робкий
сигнал о том, что вокруг не все благополучно. Возможно, это пробудился
атавистический инстинкт, который помогал древним пращурам выживать во
враждебном окружающем мире. Сознание Бабыкина раздвоилось. Одна половина
продолжала следить за игрой, а другая билась над задачей, условие которой
даже не было сформулировано.
Решение пришло внезапно. Так бывает, когда человек, идущий глухой
ночью по незнакомой тропе, вдруг останавливается в полной уверенности, что
перед ним яма. Присев на корточки, он шарит рукой и натыкается на край
обрыва. "Стоило сделать шаг, - думает он, - и я бы полетел вниз, во тьму,
и, вполне возможно, что-нибудь бы себе сломал или даже убился. Бр-р-р!"
Бабыкин понял, что у него за спиной яма. Это было глупо, но это было
так - сразу за спиной ощущалась очень глубокая яма. Даже не яма, а
пропасть... Даже не пропасть, а...
Эдуард Петрович резко обернулся.
Он увидел то, что и должен был увидеть - свою квартиру.
Однако глаза цепко ухватили и более раннее изображение. Видение было
быстрым, призрачным, неверным и потому особенно жутким. Диван, шкаф,
желтоватый свет торшера, жена в дверях - все это возникло с некоторым
опозданием. Может, на долю секунды, может, на долю мгновения, но не сразу.
А до этого не было ничего. Мрак и ощущение холода, как если бы заглянул в
колодец.
Эдуард Петрович испугался так сильно, что на его лице не дрогнул ни
один мускул. Посеревшее, оно казалось вырубленным из крепкой породы дерева.
Дуба, например, или корабельной сосны. Пожалуй, все-таки сосны, ибо глаза
Бабыкина походили на застывшие смоляные капли.
- Эдик, ты чего? - Жена подошла и ласково обняла за плечи.
Эдик был недвижим, как на фотографии.
- Эдюша! - капризно позвала Вера и легонько дунула в ухо.
Вначале Бабыкин отреагировал внутренне, затем дернул шеей и лишь потом
зашевелился весь. Оглянулся, крутнул лопатками, чмыхнул носом и принялся
нервно тереть руки. Это был страх. Тот самый, что минуту назад сковал все
тело, а теперь заставлял совершать бессмысленные движения.
Но вокруг были родные стены, добрая жена, привычные предметы, и Эдуард
Петрович постепенно успокоился, хотя и продолжал настороженно поглядывать
по сторонам. Он походил на забитого средневекового простолюдина, которому
сказали, будто в его доме завелась нечисть. Но только похож, ибо в
действительности имел высшее образование и точно знал, что никакой
такой-сякой нечисти нет и быть не может. В конечном итоге это и решило
исход всех сомнений. Эдуард Петрович досмотрел футбол, поужинал и лег
спать. Ночью ему приснилась какая-то дрянь, а в понедельник началось...
* * *
Вначале все было как обычно. Явившись на работу, Бабыкин с
удовлетворением убедился, что он, как всегда, первый. Сняв пиджак и
напустив на себя сосредоточенный вид, встал за кульман. Постепенно
подходили сослуживцы, и Эдуард Петрович сдержанно приветствовал их, как бы
нехотя отрываясь от работы. Это был его излюбленный утренний прием - у
людей создавалось впечатление, что он здесь давно и все выходные, наверное,
его снедали гениальные конструкторские замыслы. Когда в комнату вошел
молодой специалист Лабутько, Эдуард Петрович строго взглянул на часы и,
хмыкнув, неодобрительно покачал головой. По мнению Бабыкина, вчерашний
студент вел себя чересчур вызывающе и совсем не признавал правил приличий.
Вот и теперь, пересекая комнату, он задержался, скосил глаза на
кульман Бабыкина и издал тихий неприличный звук. Поднимать скандал не имело
смысла, ибо хитрый Лабутько хрюкнул так, что услышал лишь тот, кому это
хрюканье предназначалось. Внешне Эдуард Петрович остался невозмутим, но
внутри у него полыхнуло ацетиленовое пламя мести. Подобными выходками
Лабутько давно донимал Бабыкина, демонстрируя свое к нему пренебрежение.
Самым обидным было то, что начальство ценило молодого сотрудника и взять
его голыми руками было трудно.
Эдуард Петрович привычно подумал о том, что рано или поздно все равно
отыграется. Работа, которую он заканчивал, должна вызвать благожелательный
отклик начальства, а может, и повышение. Бабыкин был убежден в своей
незаурядности как специалиста и в особой ценности своей новой разработки.
Неожиданно дверь распахнулась, и в комнату вошел главный. Иногда он
делал обход своих подчиненных.
"Сейчас или никогда!" - решился Бабыкин и, смущенно кашлянув,
произнес:
- Здравствуйте, Виктор Андреевич.
Начальник кивнул.
- Виктор Андреевич, - Бабыкин подхалимски задвигал нижней губой. -
Взгляните, пожалуйста, мне бы хотелось с вами посоветоваться.
Главный подошел к кульману.
- Хм... По-моему неплохо.
Бабыкин просиял.
- Вот здесь, здесь, - засюсюкал он, тыча карандашом в ватман.
На мгновение ему показалось, что начальник не имеет понятия, как себя
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг