сейчас заорет: "Здорово, директор! Здорово, орлы! Где равнение? Барабан
где?" - и потом нас выгонит.
А он сказал очень тихо:
- Здравствуйте, Сергей Васильевич.
- Здравствуйте, товарищ Петляев. Присаживайтесь. У меня к вам вопрос:
вы станки в школу возили?
- А как же, Сергей Васильевич! Сам лично. Молодежь... Так сказать,
смена.
- Станки в рабочем состоянии?
- Да как сказать, Сергей Васильевич...
- Где брали?
- Те, Сергей Васильевич, что во втором цеху, в кладовушке.
- Рагозинские?
- Точно так, Сергей Васильевич.
- Так это же лом!
- Как сказать, Сергей Васильевич... Ребятишкам, им что? Покрутить...
повертеть... принюхаться, так сказать.
- Эти ребятишки через два года к нам придут, - сказал директор.
- Это точно, Сергей Васильевич.
- Что точно?! Что точно, товарищ Петляев? - Директор приподнялся со
стула. Этот толстый даже попятился. Но тут директор посмотрел на нас и
снова сел. - Обождите в приемной, товарищ Петляев, - сказал он совсем
спокойно.
И толстый вышел из комнаты. Шел он как-то боком, даже на ковер не
наступал.
- Ну ладно, - сказал директор. - А зачем вам станки?
Ребята переглянулись. Что, ему непонятно? Милка подняла руку, как на
уроке.
- Мы хотим быть токарями. Вот. Чтоб помогать старшим.
- Все хотите?
- Все.
- И ты хочешь быть токарем?
- Я? Я... не знаю.
- А ты? - спросил меня директор.
- Я про то еще не думал, - сказал я. - Просто мне интересно на станке
работать. Особенно если дырки...
И я рассказал директору, как мы сверлили дырки. А потом Вика
рассказала про Алексея Ивановича, какой он хороший мастер. И другие ребята
говорили. Но больше всего рассказывали про дырки. Борька даже нарисовал
чертеж угольника.
- Ну, а со станками вы все-таки что будете делать?
- Ну, чего-нибудь обтачивать, - сказал я.
- Чего-нибудь - неинтересно, - улыбнулся директор. - Хотите, я вам
задание дам?
- Какое задание?
Директор подошел к шкафчику и вынул оттуда железную коробку. Она была
вся в дырках. Дырки были не только круглые, но и продолговатые.
- Вот смотрите. Это панель для монтажа.
- Это для приемника! - обрадовался Борька.
- Верно, - сказал директор. - Таких панелей выпускаем много. Одних
дырок - миллионов пять в месяц.
Ребята прямо ахнули. Мне тоже завидно стало. Вот бы на этом заводе
поработать! Я могу хоть целый день дырки сверлить.
- Так вот, - сказал директор. - Возьметесь такие панели делать?
Заготовки мы вам дадим.
- Пять миллионов? - спросил я. Директор засмеялся.
- Пять не пять, но немного дадим. Для начала. Посмотрим, как вы будете
справляться. Согласны?
Все закричали, что согласны. А Дутов даже покраснел от жадности. Он
уже, наверное, думал все дырки себе заграбастать.
- Только вот что, - сказал директор. - Это уже серьезно. На этих
панелях монтажники будут схемы собирать. Значит, тут не может быть никакого
баловства. Считайте, что вы рабочие. И работать надо честно. Считайте, что
у вас не мастерская, а завод. Маленький пионерский завод. Вы поговорите со
своим учителем труда. Я не знаю, какая у вас программа. Когда подучитесь,
мы сможем вам дать токарные заготовки.
- У нас же станков нет, - сказал я.
- Будут, - сказал директор.
- Правда? - спросил я.
- Честное пионерское, - сказал директор.
Ребята засмеялись. Я опять посмотрел на секундную стрелку, и у меня
снова щека задергалась. Тогда я сказал, чтобы не засмеяться:
- Честное пионерское не в счет. Вы же не пионер! Вы какое-нибудь
другое дайте.
- Честное директорское! И партийное, если хочешь.
Когда он сказал про партийное, я поверил. Я по своему папе знаю. Он
никогда зря партийное не дает. Он когда после школы Зинаиде часы купил,
мама его спросила: "Сколько стоят?" Он говорит: "Двадцать", - а сам
смеется. Мама говорит: "Обманщик. Дай слово". Он говорит: "Даю". - "Нет,
дай честное слово". "Даю". - "Нет, дай партийное..." Тогда он схватил маму
в охапку и стал целовать. А партийного слова не дал. Потому что часы стоили
пятьдесят рублей. Мама тогда еще сказала, что тридцать рублей за поцелуи -
очень дорого. И я сказал директору:
- Раз партийное, то мы теперь в школу пойдем, Алексею Ивановичу
расскажем.
Мы попрощались с директором и вышли из кабинета. Вот тогда я и
сосчитал, что около женщины стояло четыре телефона. А еще там на диване
сидел толстый Петляев. Мы шли мимо него и говорили по очереди "до
свидания". Мы не дразнились, а по-честному. А он, наверное, подумал, что
дразнились. Первому он ответил, а остальным нет. А когда я подошел, он
вообще отвернулся.
Пока мы шли по заводу, то старались не шуметь. А когда на улицу вышли,
все начали орать. Кто кричал "ого!", кто "ура", а кто - вообще неизвестно
что. Я так орал - у меня глаза чуть не выскочили.
Дежурный вышел из будки и что-то сказал, но его не было слышно. Даже я
не услышал. Я громче всех орал. А Милка Орловская просто визжала. У нее
голос тонкий - противно даже. Но она хитрая. Хоть она и визжала, а все-таки
заметила, что наш трамвай подходит.
Она еще сильнее завизжала и бросилась к остановке. И все ребята
побежали к трамваю. Только мы не успели. Трамвай под самым носом ушел.
Я кричу:
- Але! Ребята! Догоним! - и - за трамваем.
Все бросились за мной. Мы пробежали целую остановку и чуть-чуть не
догнали. Я опять кричу:
- Все равно догоним!
И мы пробежали еще остановку. И опять чуть-чуть не догнали, потому что
трамвай долго стоял у светофора. Мы бы и дальше за ним бежали, но школа
была уже совсем рядом. А мне все еще бежать хотелось. Поэтому я не в ворота
вошел, а через забор перелез.
Честное слово!
В тот день шестой "Г" на уроках сидел плохо. Все ждали большой
перемены. Но маленькие перемены тоже не пропали даром. Стоило только
учителю выйти из класса, шестой "Г" срывался с места и мчался на второй
этаж. Там были владения ненавистного шестого "Б". На втором этаже шестой
"Г" выстраивался парами и начинал делать круги возле двери шестого "Б".
Неизвестно, кто первый сказал "лично", но всем очень понравилось это
выражение. Пары прогуливались по коридору и, встречая "шестибешника",
говорили какие-то, не очень понятные слова.
- Лично мы сделаем большой ПеЗе.
- Лично мы будь здоров!
- Лично я на ПеЗе пойду. А лично ты?
- Лично еще как!
- А лично тому-то - фига!
- Лично ПеЗе?
- Лично ага.
- Конечно, фига. Лично им - фига.
- Лично, значит, шиш.
"Шестибешники" были тоже не дураки. Они, конечно, понимали, что все
фиги имели к ним самое прямое отношение и таинственное ПеЗе - тоже. Но они
не знали, что такое ПеЗе. В этом-то и скрывалась главная обида. Можно
сказать человеку:
"Эх ты, верблюд!"
И он ответит: "Сам верблюд". Это очень просто. Тут не нужно ломать
голову.
"Болтун!"
"Сам болтун!"
"Нахал!"
"Сам нахал!"
"Хулиган!"
"Сам хулиган!"
А вот если человеку сказать: "Лично ты ПеЗе".
Тогда что отвечать?
"Сам ПеЗе"?
Конечно, так отвечать нельзя. Просто глупо. И вот человек начинает
мучиться. Сначала он переворачивает слово - и получает "ЕЗЕП". Чепуха
какая-то! Затем он начинает переставлять буквы, и у него по очереди
получается: "ЗЕПЕ, ЕЕЗП, ЕЕПЗ, ПЗЕЕ, ЗПЕЕ, ЕПЕЗ". Опять ерунда. Наконец он
начинает расшифровывать буквы. И опять непонятно - то ли это "противная
зануда", то ли "прекрасный-замечательный".
"Шестибешники", конечно, сделали вид, что им на все наплевать. Но
именно потому, что они делали вид, было понятно, что они растеряны. Правда,
они попытались спрашивать насчет пузырьков. Но даже такое испытанное
средство на этот раз не помогло. Им отвечали:
- Лично с пузырьками? Плоховато. А вот лично ПеЗе!.. Лично мы,
конечно. А лично кому-то - фига.
Стасик Лоскутов - староста и самый заядлый "шестибешник" - пустился на
хитрость.
- Какое-то ПеЗе! Такого и слова нет, - сказал он, обращаясь к стенке.
- Есть такое слово, - сказал Костя, обращаясь к той же стенке. - Пе и
Зе... Значит - Пу-Зырьки.
И шестой "Г" захохотал, очень довольный. На большую перемену шестой
"Г" не вышел. В дверную ручку засунули швабру, и староста Вика Данилова не
сказала ни слова, хотя ей следовало выгнать всех из класса. Сейчас было не
до соблюдения формальностей. Шестой "Г" обсуждал дела ПеЗе. ПеЗе откроется
в мастерской, как только привезут станки. Это было решено. Даже, может
быть, он откроется раньше. Ребята уже говорили с Алексеем Ивановичем.
Правда, он сказал, что в школе не одни они учатся...
- А на завод кто ходил? - закричали ребята.
- Верно. Вам за это спасибо, - сказал Алексей Иванович. - Только надо
и о других подумать.
- Конечно, надо, - сказал Костя. - А на завод кто ходил?
- Ну ладно, - спросил Алексей Иванович, - сколько вам нужно? Сто?
- Не делится, - сказал Костя. - Нужно всем поровну - сто восемь. И,
чур, сверла сами вставлять будем...
Алексей Иванович покачал головой. Но тут его обступили девочки. Они
заглядывали ему в глаза и говорили всякие льстивые слова: о том, что они
его очень любят, что он очень добрый. Они с самого начала поняли, какой он
добрый. Если он хочет, они будут ему каждый день гладить галстук.
Алексей Иванович только крякал, слушая такую нахальную лесть. Ребята
стояли рядом и удивлялись, что девчонкам прощается такое, чего бы им
никогда не простилось. В конце концов Алексей Иванович учитель и рабочий. А
бесстыжие девчонки теребили его за рукав и говорили тянучими голосами:
- Ну-у, Алексе-ей Иванович...
И Алексей Иванович сдался. Он пообещал сто восемь первых панелей
шестому "Г". А еще он пообещал пока никому ничего не говорить... Это было
самое главное.
Никогда еще шестой "Г" не чувствовал себя так хорошо. Они сидели в
классе и обсуждали, кого принимать на ПеЗе и кого нет. Шла большая
перемена. Швабра, просунутая в ручку двери, дергалась и подпрыгивала.
"Шестибешники" ломились в дверь. Они придумали месть.
- Надо принимать, у кого троек нет, - предложила Вика.
Костя подозрительно взглянул на Вику. Он хорошо помнил свои тройки -
по ботанике и по поведению.
- Почему это - троек! - сказал Костя. - Надо принимать, у кого двоек
нет. Тройку всегда можно случайно получить.
У окна тоскливо переминался с ноги на ногу Дутов. Он хотел предложить,
чтобы принимали и с двойками, но боялся, что его опять засунут под парту.
А швабра все подпрыгивала. В дверь стучали ногами и кулаками. Костя
подошел к двери и выдернул швабру.
Перед дверью стоял Стасик Лоскутов. Остальные "шестибешники"
сгрудились за ним. Они казались очень довольными.
- Чего надо? - спросил Костя.
- Есть загадка, - сказал Стасик. - Тридцать шесть дураков собрали
восемь пузырьков. Ответьте на следующие вопросы: что это за пузырьки, кто
эти дураки и сколько будет на каждого?
"Шестибешники" дружно вздохнули. Они пол-урока сочиняли эту задачу.
Теперь они хотели насладиться. Они вздохнули и закрыли рты, чтобы
засмеяться. И в это время Костя захлопнул дверь. "Шестибешники" запоздало
хохотали за дверью. Им было не очень весело. С ними даже не хотели
связываться.
- А из других классов принимать? - спросил Борька.
- Может, еще из шестого "Б" принимать? - сказал Костя.
- Еще не известно, кто будет принимать, - возразил Борька. - Если
Алексей Иванович, он примет.
- Нужно тогда экзамен устроить. Может быть, кто-нибудь только портить
будет. Это же настоящие панели, а не игрушечные, - сказал Костя. - А
шестому "Б"...
В этот момент опять затряслась швабра. В дверь застучали.
- Постучи лбом, тогда откроем! - крикнул Костя.
- Что? - спросили за дверью.
- Лично лбом постучи! - крикнул Костя.
Костя подбежал к двери, выдернул швабру, и... Костине сердце сжалось и
медленно поползло куда-то в низ живота. Перед дверью стояла Елизавета
Максимовна.
- Шмель, - сказала Елизавета Максимовна, глядя на портрет Дарвина, -
зайди к Вере Аркадьевне. Вера Аркадьевна тебя ждет.
Елизавета Максимовна отступила на шаг и пропустила Костю. Сама она
вошла в класс и закрыла дверь.
- Данилова, - услышал Костя, - почему сегодня класс не вышел на сбор
аптекарской посуды?
Костя медленно брел по коридору. Вокруг свистела, кричала и топала
Большая Перемена. Какие-то счастливые мальчишки жевали бутерброды и дергали
девчонок за косы. Счастливые девчонки визжали и делали вид, что им это не
нравится, но далеко не убегали.
Счастливые рыбы плавали в аквариумах на подоконниках.
А несчастный Костя приближался к двери с сине-белой табличкой. Он шел
и думал о чуде. Ведь бывают же чудеса... Бывают же всякие Хоттабычи и
волшебные лампы! Или все это придумано для того, чтобы дразнить несчастных
людей? Бывают ведь пожары и наводнения. Почему сейчас нет ни пожара, ни
наводнения? Это всегда так: когда нужно - нет. Бывает, что люди неожиданно
ломают ногу...
Костя вышел на лестницу и прыгнул через три ступеньки. Но чуда не
случилось. Нога осталась цела.
У двери Костя помедлил. Кто-то положил руку ему на плечо. Костя
вздрогнул. Рядом стояла Лина Львовна.
- Вызвали?
Костя кивнул.
- Тебе не будет неприятно, если я тоже зайду?
- Все равно, - сказал Костя.
Лина Львовна прищурилась, и Костя вдруг заметил, что у нее очень
пушистые ресницы. Глаза, спрятанные за этими ресницами, смотрели
сочувственно. И Косте вдруг стало очень тоскливо и жалко себя до слез.
Он осторожно открыл дверь.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг