мокрая, голодная девочка с осунувшимся лицом. С такой девочкой
разговаривать было нетрудно.
- Никогда я не голодал, - сказал Борис. - Часов шесть - самое
большее.
- И я тоже. Дома у нас всегда еда стоит готовая - кто захочет, тот
сам себе греет.
- А что ты больше всего любишь? - спросил Борис, и следует
отметить, что это был первый вопрос, который он задал Мартышке
впрямую.
- Ой, ты не поверишь! Я люблю манную кашу. На молоке.
- Смешно, - сказал Борис. - Я тоже. Только на молоке она или нет,
я не разбираю.
- Когда мы вернемся в город, - почему-то шепотом сказала Мар...
Впрочем, пожалуй, пора писать: сказала Марина, - ты придешь ко мне в
гости и мы будем есть манную кашу.
Борис с подозрением взглянул на Марину: опять она за старое? Она
улыбнулась, но без того загадочного выражения, которое так раздражало
Бориса в девочках.
- Я пошутила. Но в гости ты придешь? Да?
- Посмотрим.
Борис тоже улыбнулся - в одну десятую силы, но для Бориса это было
равносильно оглушительному хохоту.
Может быть они еще бы немного поговорили и обменялись еще парой
улыбок, но со стороны ребят, собравшихся кучкой, донесся легкий шумок.
Это Шурик затеял очередной скандал.
- Разделить и съесть, - настаивал Шурик.
Его уговаривали, говорили, что все в одинаковом положении, что это
хоть ничтожный, но резерв, который может пригодиться ослабевшему
больше всех; с таким же успехом можно было пытаться теннисным мячом
пробить кирпичную стену.
- Тогда отдайте мне мою долю! - орал Шурик. - Во мне уже ни одной
калории нет, а я больше всех вешу!
- Да отдай ты ему все, Валентина, - сказал Стасик и довольно метко
сплюнул на левую кеду Шурика.
- Сейчас - разбежалась, - сказала Валентина.
Она достала из рюкзака семь печений и семь конфет "Старт", долго
колдовала над ними на пенечке, накрыв их от дождя своим телом. Веник
крутился рядом, словно знал, что при делении семи на девять получается
число иррациональное и ему что-то должно остаться от этой бесконечной
дроби. Но досталось Венику на сей раз только облизать пень.
Алексей Палыч, Лжедмитриевна и Борис попытались отказаться от
своей доли. Стасик заявил, что тогда тоже есть не будет. Остальные
поддержали микроголодовку. Даже Шурик. После длительного раздумья он
сообщил, что тоже как бы вроде этого...
Над полянкой грянул смех. На какое-то время у всех улучшилось
настроение и самочувствие, как будто вдруг выглянуло солнце или с неба
свалился ящик с тушенкой.
Когда уже начали надевать рюкзаки, Шурику пришла в голову новая
мысль. Как и люди в лесу, мысли Шурика бродили одними тропами: любая
идея сводилась к тому, как бы облегчить себе жизнь.
- А зачем мы все это несем? - спросил Шурик. - Еды все равно нет,
зачем нам чашки-ложки? Я вообще предлагаю выбросить все лишнее и пойти
налегке. Оставить палатки и спальники, остальное - на мыло. Даже
рюкзаки можно бросить. Быстрее дойдем куда-нибудь.
- Мы же собирались продолжить поход, - сказала Валентина. - Купим
продуктов и вернемся в лес. Да и вообще: разве тебе не жалко всего? Ты
что, никогда больше в поход не пойдешь?
- Чего мы будем продолжать в такую погоду! Дома тоже неплохо.
- Значит, хочешь идти налегке? - спросил Стасик.
- Желательно.
- Валентина, возьми у него рюкзак.
Валентина подошла к Шурику и взвалила его рюкзак себе на спину.
- Ну что ты, что ты... - сказал Шурик, помогая Валентине просунуть
руки в лямки. - У меня ведь тяжелый. Справишься?
- Не твоя забота, - ответила Валентина и первой двинулась в лес.
Ни ребята, ни Лжедмитриевна больше ничего Шурику не сказали. Ему
было стыдно. Немного. Но зато стало намного легче. Он понимал, что
этого ему не простят. Но это будет потом. А легче стало сейчас. Но
поскольку мыслями Шурика управлял желудок, а это не то место, где
помещается совесть у человека, то не будем судить его слишком строго.
Просто запомним, что его опасно брать в любые походы. Даже на сбор
металлолома опасно брать Шурика.
"Как же они его проглядели, когда готовились? - подумал Алексей
Палыч. - Впрочем, ничего удивительного. Из моих учеников многие живут
двумя, даже тремя жизнями; имеют три лица соответственно: одно для
дома, другое для школы, третье для приятелей."
После короткого отдыха идти стало ничуть не легче, даже тяжелее.
Жалкими крохами желудок обмануть не удалось, наоборот, они только
разбудили его. Алексей Палыч чувствовал себя так, будто из него вынули
все внутренности, оставили только скелет и кожу; кожу - для того чтобы
она ощущала холод мокрой одежды, скелет - для поддержания шеста, на
котором висел груз.
И еще раз подивился Алексей Палыч ребятам, которые не жаловались
и не ныли, а шли вперед и даже надеялись продолжить поход.
- Ты очень устал? - спросил Алексей Палыч.
- Так себе, - ответил Борис. - Вы-то, наверное, сильней устали...
- Почему?
- Ну... - сказал Борис, - так просто...
- Между прочим, в школе я иногда уставал больше. Ты знаешь,
нервная нагрузка...
Алексей Палыч не успел объяснить своему ученику, что от нервного
напряжения часто устают больше, чем от самого тяжелого физического
труда: он споткнулся. На этот раз Борис не смеялся. Он помог Алексею
Палычу подняться, подал ему конец шеста.
- Черт знает что! - сказал Алексей Палыч. - Ты понимаешь, мне
почему-то кажется, что ходить по лесу в очках просто смешно.
Борис промолчал. Мокрый, взъерошенный Алексей Палыч был совсем не
похож на того учителя, которого он знал раньше. Этот выглядел похуже,
но был почему-то ближе.
- Ты знаешь, - заговорил Алексей Палыч, когда они двинулись
дальше, - вместо очков теперь стали делать контактные линзы. Они
пристраиваются на глазное яблоко и...
Тут Алексей Палыч снова споткнулся, но на этот раз удержался на
ногах.
- Вы лучше поменьше разговаривайте, - посоветовал Борис. - От
этого только больше устанете.
- Пожалуй, ты прав, - согласился Алексей Палыч.
Первым бутылку заметил шедший впереди Шурик. Она стояла возле
камня, и это был несомненный признак обитаемости здешнего мира.
Бутылка была без наклейки, возраст ее определению не поддавался.
Призвали на консультацию Алексея Палыча, но тот только пожал плечами.
- Стекло практически сохраняется вечно. Ее могли оставить и сто
лет назад.
- Сто лет не могли, - возразил Шурик. - Это бутылка из-под воды,
а раньше были не такие бутылки.
- Ты-то откуда знаешь? - спросил Гена.
- У меня отец жутко минеральную воду любит. А я посуду сдаю...
- Молодец, - сказал Стасик. - Ну а теперь вот что: потрепались и
хватит - бери свой рюкзак.
- Да я ему не отдам, - сказала Валентина.
- Ну, тогда - у Марины.
- И я не отдам.
- Девочки, - сказал Стасик, - дело не в рюкзаке, а в воспитании
человека. Если он сам не понимает...
Но никто так и не согласился уступить Шурику свою ношу. Шурик
понимал, что как раз в этом и заключалось само наказание. Надо было бы
ему извиниться, и его бы простили. Можно было даже соврать, что он
пошутил, а теперь видит, что шутка слегка затянулась. Но он ничего
такого не сделал, и с этого момента Шурик исчез, испарился как
личность и превратился в балласт не только для группы, но даже для
весьма покладистого Алексея Палыча.
Бутылка сделала свое дело: не более чем через час группа вышла на
лесную дорогу. По виду ее нельзя было сказать, что ею часто
пользовались: в еле заметных колеях она заросла травой, между колеями
успели вырасти скороспелые ольховые побеги; кое-где дорогу
перечеркивали рухнувшие деревья - она была непроезжей не только для
автомобиля, но даже и для телеги.
Но это уже не имело значения, ибо дороги, подобно рекам, имеют
привычку впадать одна в другую и в конце концов приводят к людям.
Осталось решить, направо идти или налево. Поскольку в группе не
было ни одного левши, разногласий не обнаружилось, и повернули
направо.
Шурик заявил, что он пойдет вперед, на разведку. Никто и никак на
это не отозвался. Все понимали, что начинается легкое повиливание
хвостом, но вилять уже было поздно.
Идти по дороге было значительно легче. И вообще, с бутылки пошла
полоса удач: сама бутылка, дорога, а теперь еще и низкие грязные
облака приподнялись над лесом, и в редких разрывах стало проглядывать
солнце.
Веник тоже почувствовал перемену обстановки и настроения. Словно
зная, что ребята теперь никуда не свернут, он убежал далеко вперед.
Он, единственный, не презрел Шурика и помахал ему хвостом, пробегая
мимо.
Ребята шли час и другой, но дорога не менялась; иногда она
спускалась в ложбинки, к небольшим ручьям, через которые были
перекинуты сгнившие кладки, иногда поднималась на небольшие пригорки,
но по-прежнему кругом стоял сплошной лес.
В лесу не было человеческого духа. Ничего не попадалось такого,
чего человек никогда не швырнет на пол своей комнаты, но охотно
бросает в лесу: бутылки, консервные банки, обрывки бумаги, пачки
из-под папирос или сигарет. Чистый лес, конечно, видеть приятно, само
по себе это прекрасно, но у Алексея Палыча начали возникать некоторые
сомнения: если поблизости живут люди, то какие-то следы в лесу они
оставят.
Сомнения Алексея Палыча были тут же развеяны воплями Шурика. Он
мчался навстречу группе и радостно орал:
- Деревня!.. Деревня!..
Веник тоже прискакал за ним вслед. И у него был возбужденный и
радостный вид. Он лаял, подпрыгивал и пытался лизнуть руку Валентины.
Валентина подставила ему щеку, которую Веник с наслаждением облизал.
На Шурика она, как впрочем и остальные, внимания не обратила. Не
удалось Шурику спекульнуть на хорошей новости. Все прекрасно понимали,
что если впереди деревня, то Шурик тут ни при чем, к ней выйдут и без
его помощи.
Лес впереди посветлел, начал редеть. Ребята вышли на открытое
место и километрах в полутора увидели деревню. Она расположилась на
взгорке, были хорошо видны дома и сараи, стоявшие вольготно, не
впритык друг к другу.
Дорога, заросшая травой, подорожником, одуванчиками, вела прямо к
деревне.
Алексей Палыч надел очки и сразу разглядел, что с одного конца к
деревне подходят столбы связи. "Как минимум - телефон", - с
удовлетворением подумал он.
- Побегу занимать очередь в магазин? - спросил Шурик.
Очень уж хотелось ему хоть чем-то быть полезным для ребят. Но
группа уже отринула его окончательно.
- Займи лучше на автобус, - посоветовал Стасик. - Для себя лично.
- Может быть, не ходить всем, а послать только за продуктами? -
предложила Валентина.
- Нет, нет, - поспешно вмешался Алексей Палыч. - Деревня
небольшая, в ней может и не быть магазина. Придется покупать у местных
жителей, а это гораздо сложнее. Потом, знаешь, как бывает в
деревенских лавках, придешь, а продавщица ушла корову доить или на
свадьбу. Нет, пойдем вместе.
Алексей Палыч взглянул на Лжедмитриевну. Вот сейчас-то и нужна
была ее поддержка. Если, конечно, не наврала она ночью, что решила
прекратить поход.
- Идем все, - сказала Лжедмитриевна.
Очевидно, Бюро прогнозов выполнило свою дождевую норму и теперь
снова выпустило солнце на небо. Низкие серые облака сменились мощными
кучевыми. Небо стало высоким и синим. Сверху лилось тепло. Мокрая
одежда нагрелась и парила.
Деревушка была небольшая - домов пятнадцать. В ней и в самом деле
могло не оказаться магазина. Но в какой русской деревне не найдется
молока и картошки для усталых и голодных прохожих?
Первым неладное почуял Веник. Из головы цепочки он перешел в хвост
и понуро плелся сзади.
Мысленно Алексей Палыч был в деревне уже пятый день и потому
неладное он почувствовал вскоре после Веника. Некоторое время ему
удавалось кое-как себя уговаривать: не слышно петухов - нечего им
орать в середине дня; не мычат коровы - пасутся они сейчас где-то в
стороне; не слышно людских голосов - работают люди в поле...
Но уже не доходя до деревни нескольких сотен метров все стало
ясно.
Заросшая травой дорога перешла в заросшую травой улицу.
Группа медленно брела по центральной и единственной улице. По
бокам ее стояли столбы с оборванными проводами. Повалившиеся палисады
догнивали перед безглазыми домами. Кое-где в оконных переплетах
поблескивали осколки стекол. Крыши домов поросли мхом ядовито-зеленого
цвета или обрушились. Бревна, из которых были сложены срубы, посерели,
растрескались по торцам. Некоторые дома сильно покосились. А всякие
сараюшки и пристройки для скота завалились, наверное, уже давно.
Лет уже пятнадцать, пожалуй, как бросили эту деревню.
А вот магазин здесь все же имелся.
Один из домов был когда-то наполовину жилым. Над второй половиной
висела жестяная вывеска в деревянной рамочке. Краской, бывшей когда-то
синей, на ней кривоватыми буквами выведено "ПРОДМАГ" и нарисована не
то ромашка, не то шестеренка.
Дверь "продмага" вывалилась наружу.
Алексей Палыч обратил внимание на то, что именно у этого дома
заканчивалась линия столбов. Положив свой шест на землю, он подошел к
дому и попробовал пальцем бревно сруба. Палец ушел в гнилое дерево,
как в торф. Покачав головой, Алексей Палыч осторожно наступил на
дверь. Она выдержала, не провалилась. Пол кряхтел, но тоже выдержал.
Лучше всего в помещении сохранились пустые полки, на которых когда-то
хранились продукты. В приличном состоянии был и прилавок. Что надеялся
тут найти Алексей Палыч? Ничего. Просто хотел убедиться, что полоса
везенья кончилась, а робкий огонек надежды был затушен чьим-то могучим
дуновением.
И все же он нашел то, к чему так давно стремился.
Словно в насмешку, на стене помещения висел телефонный аппарат. Он
и выглядел даже довольно прилично, будто кто-то специально посещал эту
деревню, ухаживал за аппаратом, протирал его для того только, чтобы
поиздеваться над Алексеем Палычем.
Алексею Палычу так хотелось, чтобы телефон зазвонил, что если бы
это случилось, несмотря на оборванные провода, он бы поверил. Но у
телефона и трубки не было.
Алексей Палыч вышел на улицу. Ребята, скинув рюкзаки, сидели прямо
на дороге. Во взглядах их было ожидание, словно Алексей Палыч мог
вынести из лавки какие-то новости.
- Переселились уже давно, - сказал Алексей Палыч. - Переехали,
наверное, на центральную усадьбу, в новые дома. Никто не хочет теперь
жить без газа, без электричества. Конечно, в домах что-то осталось,
но, сами понимаете, ничего съедобного. Может быть, в огородах
сохранилась картошка... Хотя вряд ли: за такой срок она давно
выродилась.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг