понять, что и тогда и сейчас действовала одна и та же причина. Силы,
запущенные в ход, были явно "не наши", и Лжедмитриевна или не могла,
или не хотела с ними бороться.
Если она не хотела, то это выглядело странно: предложение Чижика
давало возможность продолжить поход через сутки - двое. Правда, она
могла догадываться о планах Алексея Палыча...
Если она не могла бороться, то это выглядело не только странно, но
и преступно, учитывая заверения о "невмешательстве". О каком
"невмешательстве" можно говорить, если человек, идя по своей земле, не
имеет права выбирать направление?
И еще заметил Алексей Пальм, что новый командирский голос
Лжедмитриевны был уже не железобетонным. Несмотря на решительность и
твердость, железо из него исчезло, хотя примесь бетона еще оставалась.
Можно даже предположить, что в нем появились намеки на человечность -
нечто вроде земной суровости вместо инопланетного равнодушия.
Еще несколько минут назад Алексей Палыч надеялся, что ребята
взбунтуются и потребуют возвращения. Теперь, поверив в опасность
обратного пути, он решил бунта не поддерживать.
Но никаких восстаний не намечалось. Ребята были
дисциплинированными. А кто и что при этом думал, осталось тайной до
поры до времени. До поры до времени...
Выходить решили с рассветом, как можно раньше.
Ребята, несмотря на пустые желудки, уснули быстро и почти
одновременно.
Веник, чувствуя какой-то беспорядок в прошедшем дне, мучился в
раздумьях, пытался осмыслить отсутствие любимого рюкзака, бродил возле
стоянки, обнюхивая сложенные в котелок чашки и ложки. Он был, можно
сказать, окружен спящими хозяевами, но отчего-то сегодня чувствовал
себя одиноким.
Кое-где из палаток торчали ноги, но поговорить с ними не
удавалось. Из одного чехла выглядывала шевелюра Алексея Палыча -
пятидесятипроцентная по его стандартам. Борис высунулся побольше.
Веник подошел к нему, приведя в готовность мышцы хвоста и собираясь
запустить его на полные обороты, но глаза Бориса были закрыты.
Веник покрутился на месте, улегся, прикрыв нос лапой от комаров.
Прежде чем заснуть, он вздохнул одиннадцать раз.
Он не мог объяснить, как порой грустно и беспричинно тоскливо
бывает собакам. И как в эти минуты собаке хочется, чтобы ее кто
погладил...
Совсем как человеку.
И даже больше.
НОЧЬ. ЛУНА.
ОН И ОНА
Алексею Палычу снилось, что он плывет через неширокую, но бурную
реку.
Течение - бурное, со злыми упругими гребешками - наваливалось на
правый бок. Мимо проносились округлые вершины камней; берега уходили
назад более плавно, но группа ребят, шедшая по берегу, к которому
стремился Алексей Палыч, безнадежно удалялась. Почему-то вдруг на реке
появились бревна; они плыли против течения, толкали в левое плечо.
Во сне Алексей Палыч понимал, что это сон: стоит только открыть
глаза и он увидит себя в чехле, на подстилке лапника, рядом с Борисом.
Он открыл глаза в первый раз и во сне понял, что не проснулся; группы
уже не было видно, но река несла его все дальше и дальше; бревна
продолжали толкать в плечо.
Алексей Палыч, сделав усилие, открыл глаза во второй раз, и река
исчезла. Над ним начало прорисовываться серовато-синее небо, четко
очерченные контуры сосновых ветвей.
Рядом кто-то тихонько дышал и трогал Алексея Палыча за плечо.
- Веник, уйди, - пробормотал Алексей Палыч.
- Алексей Палыч, - послышался шепот Веника, - мне нужно с вами
поговорить.
Алексей Палыч резко приподнялся на локтях. Перед ним на коленях
стояла Лжедмитриевна и осторожно тюкала пальчиками по его плечу.
- Я вас слушаю.
- Нас могут услышать. Давайте отойдем в сторону.
Алексей Палыч выбрался из чехла. Наверное, что-то важное хотела
сообщить ему Лжедмитриевна, если подняла среди ночи. Лжедмитриевна
направилась к озеру, и Алексей Палыч поплелся за ней.
- Здесь нет комаров, - сообщила Лжедмитриевна.
- Уж не обо мне ли вы заботитесь? - поеживаясь от свежего ветерка,
спросил Алексей Палыч.
- О вас.
- Странный метод заботы, - сказал Алексей Палыч. - В чехле у меня
тоже комаров не было.
- Там могли услышать.
- Значит, у нас с вами теперь появились какие-то общие тайны?
- Сейчас появятся.
- Говорите, но побыстрей: мне холодно.
- Вы все еще сердитесь?
- Сердитесь - не то слово. Неужели вы думаете, что я в восторге от
вчерашних событий.
- Но с вашей точки зрения все получилось к лучшему: поход
заканчивается; вы с самого начала к этому стремились...
- Он еще не закончен, - сказал Алексей Палыч. - И давайте
договоримся: вы излагаете свою точку зрения, а свою я изложу сам.
- Перестаньте сердиться, Алексей Палыч, - попросила Лжедмитриевна.
- В таком состоянии вам трудно будет меня понять. Кроме того, эмоции
не способствуют доверию.
- Вы прекрасно знаете, я не доверяю вам с самого начала. А эмоции
- это ваш хлеб, ради них вы сюда и прибыли.
- Мы с вами спорим, - сказала Лжедмитриевна. - Сейчас это не
нужно.
Если бы Алексей Палыч был не спросонья, не замерз и не встревожен
новым фокусом, который, кажется, собиралась выкинуть "мадам", он бы
заметил, что тон ее необычно мягок, железа нет и следа, а от бетона
остались мелкие крошки.
- Алексей Палыч, я решила прекратить поход.
- Именно поэтому вы запретили вернуться к железной дороге?
- Да. Я ведь имею право принимать такие решения единолично?
- С точки зрения _вашей_ или _нашей_?
- _Вашей_.
- Формально - да. Но существуют положения, в которых опасно
пользоваться формальным правом. Вы не можете не понимать, что
кратчайший путь к населенному пункту - это путь назад. Почему же вы
заставляете группу идти вперед? Это, по меньшей мере, путь в
неизвестность.
- Согласна, впереди - неизвестность. Путь назад - путь в никуда.
Назад идти нельзя.
- Опять начинаются ваши загадки!
- Никаких загадок. Чтобы вы мне поверили, я скажу - продукты я
вчера столкнула умышленно. Ребятам об этом говорить было нельзя: они
бы не поняли.
- Я тоже не понимаю, - холодно сказал Алексей Палыч. - Я все время
требовал прекратить поход, вы отказывались. Теперь вы утопили
продукты, до предела усложнили положение детей, говорите, что хотите
закончить поход, и заставляете его продолжать. Где ваша любимая
логика?
- Она на месте, Алексей Палыч. Группа осталась без продуктов...
Это единственный способ прервать поход, ничего не объясняя ребятам.
- Вы могли просто приказать им вернуться, как вчера приказали идти
вперед.
- Я должна была бы это как-то объяснить.
- Вчера вы ничего не объяснили.
- Это разные ситуации. Когда были продукты, поход проходил
нормально, то с какой стати его прерывать? Сейчас ситуация
исключительная, объяснять ничего не надо. Выбор направления - право
руководителя.
- Ну и выберите обратное.
- Это опасно, а для вас особенно.
- Для меня лично?
- Для вас и Бориса.
- Опять какие-то ребусы! - рассердился Алексей Палыч. - Что там,
за это время - мины расставили?
- Там все осталось по-прежнему.
- В чем же тогда дело?
- Обратный путь для вас очень опасен...
- Да что вы все твердите как сорока: опасен, опасен... Выходит, я
уже по своей земле не могу ходить! Что же вы сказки рассказывали о
каком-то невмешательстве?! Дети голодные - невмешательство, мы с
Борисом впутываемся в какую-то историю, ходим полураздетые - тоже
невмешательство! У меня такое ощущение, что я все время хожу в
дураках: чего-то не понимаю, чего-то не знаю... Вроде тупого ученика,
которому и объяснять бесполезно. А я, как вам известно, учитель; моя
профессия - обучать, а это потрудней, чем обучаться.
- Алексей Палыч, - сказала Лжедмитриевна, - я ведь сама всего
точно не знаю. Знаю, что - невмешательство, знаю, что обратный путь
опасен более всего для вас. Но я не могу знать предстоящие события:
тогда исследование теряет смысл. Думаю, что в конце похода я буду
знать больше, тогда расскажу...
Алексею Палычу показалось даже, что в голосе Лжедмитриевны звучит
искреннее сожаление. Конечно, оно могло быть и притворным, чтобы
утихомирить Алексея Палыча, чтобы он особо не бунтовал. Но ведь до сих
пор без такого притворства она обходилась.
- Зачем мне это потом? - сказал Алексей Палыч, убавив громкость на
двадцать два децибела. - Мне нужно знать, что делать сейчас.
- Идти вперед, - вздохнула Лжедмитриевна. - Больше ничего не
остается. Я уже жалею, что послали именно меня.
- Жалеете? Простите, но это ведь эмоция...
- Разве я сказала "жалею"? Очевидно, я употребила не то слово. Я
уже говорила вам, что такие чувства известны нам чисто теоретически.
- Слушайте, - сказал Алексей Палыч, - а зачем все-таки вы меня
сюда пригласили? Неужели по ночам со мной разговаривать интереснее?
- Я хотела попросить вас, чтобы вы мне помогли.
- Чем?
- Тем, чтобы не мешали. Не нужно настраивать против меня ребят. Не
уговаривайте их вернуться - это все равно невозможно. Вы только все
осложните...
- Я?! - Алексей Палыч чуть не подавился собственным возмущением.
- Это я, по-вашему, усложняю! Можно подумать, что я все затеял!
- Забудьте все, что было. Сейчас начинается новый этап.
- Ясно, - зловеще сказал Алексей Палыч. - Конечно, новый этап,
новые трудности, новые наблюдения. Ведь это очень интересно -
наблюдать, как будут выбираться из леса голодные ребятишки! Какие там
у них будут эмоции?.. Может быть, кто-то погибнет геройской смертью -
тогда совсем прекрасно... Ценная информация!
- Этот этап начала я, - сказала Лжедмитриевна. - По собственной
инициативе.
- Этого еще не хватало! Вашей инициативы! Если уж у вас _там_ все
продумали... я не знаю, с какой целью... надеюсь - с гуманной... то,
может быть, все обойдется. Все-таки - коллективный опыт. А вы на Земле
всего пятые сутки! Какая тут еще инициатива?! Кроме того, _они_ же все
слышат?
- Разумеется.
- И как _они_ реагируют на вашу инициативу? Кстати, в чем она
заключается?
- В решении прекратить поход.
- Разве вы не получили приказа?
- Я вообще с момента появления на Земле не получала никаких
приказов.
- Так как же все-таки они относятся к вашему решению?
- Не знаю.
- А почему вы его приняли?
- Мне захотелось.
- Что значит "захотелось"?
- Об этом я хочу спросить вас, Алексей Палыч. Вы должны лучше
понять такое состояние. Я вдруг почувствовала, что хочу, должна,
обязана - называйте как хотите - это сделать. Мое желание было сильней
любых приказов, даже сильней меня, что в принципе невероятно. У нас
такое просто невозможно. Вот тогда я и...
Тут Лжедмитриевна сделала паузу. Можно было подумать, что от
волнения у нее перехватило горло. Но столь абсурдное предположение
Алексею Палычу в голову прийти не могло.
- И... - поторопил Алексей Палыч.
- ...и столкнула рюкзак. Это было неосознанное решение... какой-то
импульс... Нельзя даже сказать, что я подумала и решила. Подумать...
решить... для этого нужно время. Тут была короткая вспышка. Я сначала
столкнула, а потом поняла, для чего это сделала. Что это такое,
Алексей Палыч?
- Безобразие, - сказал Алексей Палыч.
- Я вас спрашиваю серьезно.
- Наверное, это и был приказ. Вы получили его в такой форме.
- Нет, - твердо сказала Лжедмитриевна, - приказ был бы совершенно
ясным и коротким. На вашем языке он уместился бы в четыре слова:
"Столкни рюкзак в воду".
- И вы бы его выполнили?
- Конечно.
- Не задумываясь?
- Разумеется. Но теперь я задумываюсь и не понимаю, что все это
означает.
- Для вашего поступка была причина?
- Да...
- Какая?
- Этого я не хочу вам говорить.
- Не можете?
- Не хочу.
- Опять что-то новое... - сказал Алексей Палыч. - Но раз вы не
понимаете, что означает ваш поступок, то вряд ли я могу вам помочь.
- Я не понимаю, _почему_ я это сделала. А _зачем_ - совершенно
ясно: мне захотелось, чтобы вы и Борис как можно скорей вернулись
домой. Но вот _почему_ мне захотелось - непонятно.
- А ребята?
- Это неважно.
- То есть как неважно?! - вскинулся Алексей Палыч.
- Они тоже вернутся, - сказала Лжедмитриевна небрежно, как
отмахнулась.
Уж как-то очень ловко Лжедмитриевна сумела так все повернуть, что
теперь чуть ли не она нуждается в помощи. Если в ее кажущейся
искренности заключалась какая-то новая каверза, то разгадать ее
Алексей Палыч не мог. Но о главной своей задаче он не забыл.
- Вот и прекрасно. Я рад, что у нас с вами теперь общая цель -
вывести ребят из леса, - заявил он тоном вполне деловым, не желая
дальше скользить по рельсам мнимых эмоций. - Все же мне непонятно,
почему нельзя вернуться обратной дорогой. Если вы мне объясните, я
буду вашим союзником на все сто процентов. Вы ведь этого добиваетесь?
- Господи, - сказала Лжедмитриевна, - ну как мне вам доказать?!
- Словами.
- Я сама не знаю почему. Я получила инструкции. Так это у вас
называется? В них сказано, чего нельзя делать. Но там не говорится,
что произойдет в случае нарушения инструкции. Произойти ничего не
может, потому что инструкции никогда и никем не нарушаются.
- Если их не нарушаете вы, то почему не могу нарушить я? Вот
сейчас разбужу Бориса, мы сядем на плот, переплывем на ту сторону и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг