- С ума ты сошел, что ли, Семен? - испуганно сказал Мочалкин.
- Вяжите эту заразу, дядя Иван! - закричал Семен, схватив Сохнина.
На шум прибежали рабочие станции и Нечаев.
- Этот гад хотел наше драгоценное зерно отравить! - возбужденно кричал
Семен, скручивая агроному руки.
Пропавшие семена
В день отъезда Нечаева в Москву на опытную станцию неожиданно приехал
Олег Милецкий.
- Здорово, старина! - добродушно приветствовал он Нечаева, словно и не
грозил всего за месяц до этого отдать его под суд. - Тебя посылают на
Всесоюзное совещание стахановцев сельского хозяйства? Я рад за тебя, Михаил!
Нечаев усмехнулся.
Милецкий сделал вид, что не замечает сдержанности своего бывшего друга
и, удобно расположившись в кресле, продолжал:
- Тебе необходимо проветриться, Михаил. В Москве ты послушаешь
выступления стахановцев-колхозников, познакомишься с их работами и увидишь,
что идешь по неверному и даже, я бы сказал, вредному пути. Мы с тобой старые
приятели, Михаил, и ты должен понять, что я желаю тебе только добра... Я
работал в наркомате, сейчас руковожу земельным отделом области, и мне виднее
пути, которыми идет социалистическое сельское хозяйство к повышению
урожайности. Ты со своим фантастическим гибридом на этой опытной станции
напоминаешь мне какого-то аграрного алхимика...
- Все это я уже слышал, - нетерпеливо перебил Милецкого Нечаев, -
непонятно только, к чему ты клонишь.
- Я ни к чему не клоню и меня удивляет твоя раздражительность,-
обиделся Милецкий. - Ты должен ценить, что тебя по-дружески предостерегают
от необдуманного поступка... Говорят, ты собираешься рассказать на съезде о
скрещивании пшеницы с пыреем. Неужели ты не понимаешь, что этим поставишь
себя в крайне смешное положение? Я уж не говорю о том, что ты
скомпрометируешь наш земельный отдел, на который в первую очередь падет вся
вина за твое нелепое экспериментирование. Учти то обстоятельство, что на
съезде будут члены правительства...
- Вот это-то я и учитываю больше всего, - перебил его Михаил. - Я
уверен, что они меня поймут и поддержат.
- Ты настоящий фанатик, Михаил!
- Ну, знаешь, все это начинает мне надоедать! - раздраженно сказал
Нечаев. - Все равно мы не переубедим друг друга, и не к чему заниматься
пустыми разговорами. Ты извини, но меня ждут...
И Нечаев вышел из комнаты.
Милецкий посидел минуты две, ожидая Нечаева, но тот не возвращался.
Тогда Милецкий встал и заглянул в соседнюю комнату. Нечаева не было и там, -
очевидно, он ушел в поле.
Милецкий надел пальто и вышел на крыльцо.
- Товарищ Нечаев! - крикнул Милецкий.
Ему никто не отозвался. Тогда, окончательно убедившись, что в доме
никого нет, он направился в лабораторию.
На большом дубовом столе лежало несколько мешочков с семенами. На одном
из них химическим карандашом было написано: "Пшенично-пырейный гибрид".
Милецкий взял мешочек, взвесил его на руке и положил в карман пальто. Затем
он открыл шкаф. Как и ожидал Милецкий, ящик с колосьями пшенично-пырейного
гибрида находился там. Милецкий вынул колосья и их также положил в карман.
Затем он написал на листке блокнота несколько слов, вырвал листик и оставил
его на столе.
Узнав, что Милецкий наконец уехал, Михаил вернулся в дом. Он прошел в
свою комнату и неспеша стал готовиться к отъезду. До поезда оставалось еще
около четырех часов.
Вскоре пришли Семен Круглов и Иван Мочалкин.
- Ну, вы, стало быть, - весело начал Мочалкин, - уезжаете сегодня в
столицу. А как, по-вашему, Михаил Андреевич, отнесутся там к гибриду?
Одобрят или не одобрят?
- А вам как кажется? - в свою очередь спросил Михаил.
Мочалкин ответил сразу, не задумываясь:
- Беспременно одобрят! Не одобрить такого дела немыслимо потому, что
тут, можно сказать, весь факт налицо. Вы ведь там покажете зерна и колосья
своей пшеницы?
Мочалкин достал кожаный кисет, скрутил свою неизменную "козью ножку" и,
закурив, продолжал:
- А ведь ваши работы, Михаил Андреевич, очень заразительны. Я вот
должен вам признаться, что тово... тоже, стало быть, мудрить начал, честное
слово!
- Что значит мудрить? - улыбаясь, спросил Нечаев.
- Экспериментировать начал, вот что. И знаете, Михаил Андреевич, до
чего я додумался? Удивитесь, честное слово! Вы видели, верно, такое дикое
растение - волосенец? Научного его названия я не знаю, но у нас его еще
песчаным овсом называют, потому что растет он на голых песках и вообще в
таких местах, до которых другие растения добраться не могут. Его даже
употребляют иногда для укрепления песка. Вообще неприхотлив волосенец
наредкость. Вашему пырею не уступит.
- Знаю, знаю я этот волосенец, - оживился Нечаев. - Очень хорошо, что
вы обратили на него внимание. Это прекрасный экземпляр для гибридизации. Он
отлично приспосабливается к любым условиям, имеет огромный колос,
насчитывающий до пятисот зерен, и очень устойчив к грибным заболеваниям. Но
с чем же вы хотите его скрестить?
- С ячменем, Михаил Андреевич.
- С ячменем? - переспросил Нечаев и, подумав, сказал одобрительно: -
Очень удачно! Для ячменя волосенец прекрасная пара. Вообще скрещиванию
культурных растений принадлежит большое будущее. Недаром с каждым днем нас,
гибридизаторов, становится все больше и больше. Вот, например, вчера я
получил два письма из Сибири. Там, узнав о моих работах, некоторые
селекционные станции стали заниматься скрещиванием с пыреем озимых пшениц,
намериваясь вывести новые зимостойкие гибридные формы.
Нечаев попросил Семена распорядиться, чтобы запрягали лошадей. До
поезда оставалось теперь только два часа. Мочалкин подарил Михаилу в дорогу
свой кисет с отличным "свойским" табаком и сказал на прощание:
- Ну, так вы, того, Михаил Андреевич, поподробнее расскажите
правительству о наших работах. Это ведь теперь общее наше дело: и ваше, и
мое, и сибирских селекционеров, которые вам письмо прислали.
- Понимаю! - весело отозвался Нечаев.
Вошел Семен.
- Все в порядке, Михаил Андреевич. Кони запряжены. Одевайтесь поскорее,
времени в обрез осталось.
Нечаев надел пальто и взял чемодан,
- Принеси, Сеня, семена, - сказал он Круглову.
Семен пошел в лабораторию, и через минуту Нечаев услышал его
взволнованный голос.
- Беда, Михаил Андреевич!..
Нечаев быстро прошел в лабораторию. Посреди комнаты стоял бледный,
растерянный Семен. Он подал Михаилу записку Милецкого:
"Товарищ Нечаев! Я забираю семена пшенично-пырейного гибрида для
точного анализа, так как убежден, что вы переоцениваете их полезные
качества".
Нечаев был буквально ошеломлен. Как ни мало он теперь уважал Милецкого,
все же он не ожидал такого вероломства со стороны своего бывшего друга.
- Ну и сволочь же! - выругался Семен. - Что же будем теперь делать,
Михаил Андреевич?
- Как что?
- К Милецкому теперь не успеете, а на съезд без семян...
- Ну, это ты брось, Семен! - решительно прервал его Михаил.- Ты что же,
думаешь, что без семян мне не поверят? Нет, брат, поверят, не могут не
поверить. Там ведь на съезде Иосиф Виссарионович будет, он все поймет, будь
спокоен.
Михаил прошелся по комнате.
- Эх, Сеня, - сказал он, - если бы такие людишки, как Милецкий, под
ногами не путались, как легко стало бы дышать! Паршивая публика.
- Форменный сорняк! - возмущенно заметил Семен.
- Хуже сорняка, Сеня. Из сорняка-то мы наш гибрид получили. Так что ты
не обижай его таким сравнением.
Время шло! Нужно было торопиться, чтобы не опоздать на поезд. Нечаев
схватил лист бумаги, торопливо написал письмо и отдал его Семену.
- Завтра утром передашь это Милецкому. Я пишу ему, чтобы он немедленно
послал семена в Москву на анализ и сообщил мне о результатах этого анализа.
Ты, Сеня, должен проследить, чтобы семена завтра же были посланы в Москву. Я
чувствую, что Милецкий будет тянуть с этим делом.
В столице
В Москву Нечаев приехал ранним утром. Столица только просыпалась и
выглядела особенно чистой, свежей, нарядной.
Нечаев не был в Москве четыре года, и она показалась ему неузнаваемой.
Устроившись в гостинице, Михаил прежде всего направился на метро, один
вид которого привел его в восторг и даже заглушил на время тревожные мысли
об увезенных Милецким семенах. Весь день затем ходил Михаил по городу,
осматривая новые прекрасные дома и площади столицы.
Вечером открылся съезд. На первом заседании выступали передовые
колхозники, трактористы, бригадиры полеводческих бригад и председатели
колхозов. Они рассказывали о своих замечательных победах.
Михаил вернулся со съезда взволнованным и счастливым. Он должен был
выступить на третьем или четвертом заседании. Было само собой очевидно, что
он будет говорить о своем гибриде, и одно только обстоятельство смущало
Нечаева - он не мог показать плоды своей работы.
Утро следующего дня было необычайно солнечное, спокойное. Михаил,
который привык за годы жизни в Воронеже вставать чуть свет, не мог и сейчас
изменить своей привычке, хотя спешить ему было некуда. Он встал в шесть
часов, умылся холодной водой, открыл окно и долго любовался просыпающейся
Москвой.
В десять часов, когда Михаил собрался уходить, к нему в номер
постучали.
- Вам заказное письмо, товарищ Нечаев, - сказал служащий гостиницы,
подавая Михаилу конверт.
Нечаев поспешно его распечатал. Из конверта выпала сложенная вдвое
плотная бумажка со штампом Центральной лаборатории Наркомзема. Начальник
Центральной лаборатории сообщал, что качество подвергнутых анализу семян
пшенично-пырейного гибрида оказалось гораздо ниже качества обыкновенной
пшеницы.
Михаил не верил своим глазам. Он дважды перечел это невероятное
сообщение...
Утром на следующий день после отъезда Нечаева в Москву Семен отправился
в земельный отдел. Кабинет Милецкого находился в длинном, тускло освещенном
коридоре среди множества других комнат. Милецкого не было, и Круглова
встретил секретарь - старичок, на кончике носа которого, словно крылышки
стрекозы, дрожали расшатанные стекла пенсне.
- Что вам угодно? - спросил старичок скрипучим голосом и недовольно
покосился на грязные сапоги Семена.
- Мне нужен товарищ Милецкий.
Старичок попросил подождать. Вскоре вошел Милецкий и, заметив Семена,
сказал весело:
- Привет, привет, товарищ Круглов! Уехал ваш патрон на съезд?
- Уехал. Вот письмо, просил вам передать.
Милецкий надорвал поданный конверт, прочел письмо Нечаева и рассмеялся.
- Чудак, Михаил, честное слово! Он никак не может понять, что ему
желают только добра.
- Что-то непохоже... - усмехнулся Семен.
- Как же непохоже, товарищ Круглов? - удивился Милецкий. - Неужели вам
не ясно, что я забрал семена только для того, чтобы избавить Нечаева от
неприятностей. Ведь за точность ваших анализов никак нельзя поручиться... Я
конечно, не хочу этим сказать, что вы недостаточно опытный лаборант. Вовсе
нет. Я лишь принимаю во внимание несовершенство аппаратуры в вашей
лаборатории.
- До сих пор... - возразил было Семен.
Но Милецкий тотчас же перебил его.
- Это совсем особый случай, товарищ Круглов. Тут ведь дело идет о
совершенно новом злаке.
- Ну, хорошо, - сказал Семен, - раз уж вы нам не доверяете, так не
тяните этого дела и поскорее посылайте семена на анализ.
- Мы так и сделаем, товарищ Круглов. Завтра же семена будут посланы в
Москву.
- Почему же завтра? Нечаев должен знать о результатах анализа до
выступления на съезде. Нам дорог каждый час, и я не только настаиваю, но и
требую, чтобы...
- Ну, хорошо, хорошо, - примирительно сказал Милецкий. - Не будем
спорить. Я распоряжусь, чтобы семена немедленно же были посланы в Москву.
Обещание это не успокоило Семена. Выйдя из земельного отдела, Круглов
не поехал на станцию, а направился к своему приятелю, живущему в Воронеже.
Спустя три часа он позвонил от него в земельный отдел.
К телефону подошел сам Милецкий.
- Ну как - послали семена? - спросил Семен.
- Все в порядке, - ответил Милецкий, - час назад семена отправлены на
почту. Ну, и напористый вы парень, товарищ Круглов!
Семен хотел было сказать, что с такими людьми, как он, Милецкий, нельзя
иначе, но промолчал и, попрощавшись с Милецким, повесил трубку.
Не доверяя Милецкому, Круглов решил сам проверить его сообщение и
направился на почту. Там работал школьный товарищ Семена - Ваня Галкин.
Семен попросил его навести справки, и вскоре тот вернулся с исчерпывающими
данными: час назад из земотдела получены две посылки - одна в Москву, в
Центральную лабораторию Наркомзема, а другая - в Полтаву.
- А ты бы не показал мне эти посылки, Ваня? - спросил Круглов.
- С удовольствием, но у нас осталась теперь только одна посылка.
Московскую мы уже отослали. На полтавскую можешь полюбоваться.
Они прошли в посылочное отделениие, и Семену показали небольшой ящичек,
обшитый холстом. Круглов с удивлением прочел на нем тот самый адрес, по
которому Сохнин посылал письма в Полтаву. Адрес этот Семен хорошо помнил,
так как неоднократно опускал письма Сохнина в почтовый ящик.
Все это показалось Круглову чрезвычайно странным. Условившись с
Галкиным, чтобы тот задержал отправку посылки, Семен поспешил в НКВД.
Полтавская посылка казалась ему явно подозрительной, и он решил попросить
вскрыть ее. По дороге в НКВД он все время думал о том, удастся ли ему
добиться этого - ведь кроме смутных подозрений у него не было никаких
оснований требовать вскрытия посылки. Но в НКВД к его просьбе отнеслись с
такой готовностью, которой Семен никак не ожидал. Как только Круглов
рассказал обо всем, на почту вместе с ним был немедленно направлен
уполномоченный.
Когда посылку вскрыли, Семен увидел хорошо знакомый мешочек. Он
поспешно развязал его и воскликнул:
- Да ведь это же наши семена, чорт возьми!
Уполномоченный, между тем, ощупал мешочек и ловко извлек из его шва
скрученную из папиросной бумаги записку.
- Ваше счастье, товарищ Круглов, - сказал он. - Еще немного, и вам бы
не видать больше этих семян. Их хотели переправить в места... расположенные
очень далеко от Москвы.
"Экспериментируйте смелее"
Обстоятельства складывались для Нечаева неблагоприятно. Он ни минуты не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг