с широкого лица не сходила добродушная улыбка, в зубах дымилась сигара. Он
производил впечатление не столько ученого, сколько преуспевающего
бизнесмена.
Михаил Александрович Птицын, человек широкоплечий и, несмотря на
почтенный возраст, все еще очень крепкий телом, внимательно присматривался
из-под густых пушистых бровей к своим необычным гостям.
Эрл Бергофф произнес по-английски приветственную тираду. Бендж перевел
ее на русский язык.
- Мы совершили длинное путешествие, дорогой мистер Птицын, - счастливо
улыбаясь, сказал он, - чтобы посмотреть на ваши чудеса, слух о которых
достиг наших Штатов.
Отдав этим дань вежливости, профессор Бергофф тотчас же приступил к
делу. Он осведомился о средней годовой температуре прикаспийских
полупустынь, о количестве осадков, направлении ветров и составе почвы.
Бендж уже не так бойко, как в начале, перевел и его вопросы и ответы
Птицына.
Михаил Александрович заметил, что он неточно передает некоторые
специальные термины, и усомнился в его ученой компетенции. Зная английский
язык, он раза два поправил его. На это обратил внимание Эрл Бергофф. Птицыну
показалось даже, что профессор стал выражаться проще. Но тогда Михаил
Александрович уже умышленно стал злоупотреблять научной терминологией и этим
все чаще ставил Бенджа в затруднительное положение. Не прощая ему ни
малейшей неточности, агролесомелиоратор всякий раз поправлял его.
- Я вижу, - заметил тогда профессор Бергофф, притворно улыбаясь, -
мистер Птицын неплохо знает английский язык. Попробуем, в таком случае,
обойтись без переводчика, раз уж мистер Бендж оказался слабоват в русской
словесности.
- Ничего не имею против, мистер Бергофф, - согласился Михаил
Александрович, а сам невольно подумал: "Не в русской словесности ваш
помощник слабоват, а в науке".
- Очень приятно, что у нас нет расхождений по этому поводу. - Профессор
Бергофф снова улыбнулся и сделал какое-то странное движение головой, похожее
на поклон. - Но простите, пожалуйста, я должен осведомиться о вашей ученой
степени.
- Я не имею ни докторского, ни кандидатского звания. Я всего лишь
рядовой агролесомелиоратор.
- Рядовой агролесомелиоратор? - удивился профессор и нервно пожал
плечами. - И вы создали все это на мертвых песках и вы написали книги,
которые мне показывали в городе?
- Но ведь и все то, что вы видели в Советском Союзе, создано руками
рядовых советских людей, - просто заметил Михаил Александрович. - Все наши
новые города, рекордные урожаи, новые породы скота...
Профессор поморщился и сделал протестующий жест:
- Э, дорогой мой, это уже начинается политика, а я человек чистой
науки. Слыхали вы что-нибудь о моей книге "Убывающее плодородие"? - И, не
дав Птицыну ответить, так как сомневался, видимо, что советского
агролесомелиоратора могла заинтересовать такая книга, продолжал очень
торжественно: - Книга эта - плод всей моей жизни. В ней обобщен не только
опыт Соединенных Штатов, но и всего континента Америки. Совершенно
бесспорными фактическими данными я доказал, что из года в год земли скудеют.
Естественный процесс развития климата и ландшафта на земном шаре идет по
пути иссушения. Степи приходят на смену лесу, пустыня - на смену степи. У
нас в Соединенных Штатах уже более четверти всех пахотных земель и пастбищ
совершенно опустошено. "Черные бури" уносят каждый год свыше трех миллионов
тонн верхнего слоя плодородной почвы. Четыреста миллионов гектаров
сельскохозяйственных полей страны подвержены выветриванию и смыву...
Лишь из вежливости слушал Михаил Александрович своего гостя. Он хотя и
не читал книги Бергоффа, но все это было ему не ново. Он знал, что
буржуазные ученые разговорами об "убывающем плодородии", как дымовой
завесой, пытались скрыть от своего народа ту истину, что в условиях
хищнической системы капиталистического хозяйства "естественный ход" умирания
земли вызван деятельностью жадных стяжателей, разрушающих природные
богатства и превращающих в бесплодную пустыню вчерашние леса, сады и пашни.
- В чем же причина всех этих бедствий? - спросил Птицын профессора.
Бергофф удивленно поднял свои жиденькие, бесцветные брови. Вопрос этот,
видимо, показался ему нелепым.
Не дождавшись ответа, Михаил Александрович заметил:
- А ведь все это очень просто объясняется хищнической системой
хозяйства в вашей стране. Всего два столетия понадобилось вашим
соотечественникам, чтобы вырубить девственные леса Северной Америки,
вытоптать ее прерии.
- Опять, кажется, начинается политика? - укоризненно покачал головой
Эрл Бергофф.
Михаила Александровича начал раздражать этот маленький кичливый человек
в золотых очках. Но он спросил спокойно:
- Зачем же вы тогда приехали к нам? У нас ведь ни о чем немыслимо
говорить, не касаясь политики, потому что политика в том смысле, в каком мы
ее понимаем, - это сама жизнь. А наука не может быть оторвана от жизни, если
только это подлинная наука.
Профессор Бергофф нервно теребил веточку жимолости, удивляясь
прямолинейности Птицына.
- Мы приехали к вам, - наконец ответил он на вопрос Михаила
Александровича, - посмотреть на ваше преобразование пустыни, как на аномалию
в естественном ходе развития природы.
- Уже, значит, не как на чудо, а как на аномалию? - усмехнулся Птицын,
весело поблескивая глазами из-под густых бровей.
- Да, - убежденно заявил Бергофф, и в голосе его зазвучали злые
нотки. - Закону убывающего плодородия подвержены все материки. Надеюсь, вы
знаете, что в Австралии "пыльные бури" достигли таких катастрофических
размеров, что геологи всерьез поговаривают о распылении всего австралийского
материка. А вы тут на ничтожном клочке песков хотите опровергнуть
исторический ход развития Земли. Не слишком ли это смело?
- Нет, не слишком, - серьезно ответил Михаил Александрович. - "Клочок"
не так уж мал. Когда опыт поставлен на площади в четыре с половиной миллиона
гектаров волго-уральской равнины, ошибка в выводах исключена. Не везде еще,
конечно, эта территория покрыта такими садами, какие вы увидите здесь, но
таких опорных пунктов в полупустынных степях становится все больше и больше.
"Вековечное" же продвижение песков нами окончательно приостановлено. Мы
сковали их густой зеленой сетью степных трав. Им негде теперь разгуляться,
они не соберутся больше в барханы, не пойдут в наступление на плодородные
земли. Наоборот, мы теперь перешли в наступление на пески пустынь.
Профессор Бергофф слушал Птицына рассеянно. Казалось, все это его не
интересовало.
- И все же, - заметил он упрямо, - участок опыта слишком мал в
сравнении с разрушительными силами природы, действующими на всей планете. К
тому же ваш опыт единичен.
- Ошибаетесь, он не единичный и не первый. Разве вы не знаете об опытах
Докучаева в Каменной степи под Воронежем? - удивился Михаил Александрович.
- Слыхал, - пробурчал Бергофф и недовольно поморщился. - Но ведь, в
конце концов, и это всего лишь опыты.
- Нет, это уже и практика, - горячо возразил агролесомелиоратор. - В
Каменной степи действительно происходили когда-то те ужасы, о которых вы
только что рассказывали. Сравнительно еще совсем недавно в результате
неправильного обращения с землей плодородная в прошлом черноземная степь под
Воронежем постепенно превращалась в пустыню. Но когда Докучаев разгадал
причины выветривания почв, он дал надежный способ борьбы с этим злом,
заложив в Каменной степи полезащитные лесонасаждения. Все изменилось вокруг.
Из года в год стало расти плодородие этой земли. Изменился климат,
увеличилось количество птиц и животных.
Михаил Александрович взглянул на пасмурные лица своих гостей и невольно
подумал: "Разве этим прошибешь их?"
- Я мог бы, - продолжал он уже без прежнего вдохновения, - рассказать
вам и о преобразовании Сальской степи и о других когда-то бесплодных землях
нашей страны, которые преобразованы за последние годы советскими людьми, да
полагаю, что хватит и этого. Прошу теперь взглянуть на наше "пустынное
хозяйство".
С этими словами Михаил Александрович Птицын пригласил заокеанских
гостей следовать за собою. Бергофф отнесся к этому без особого энтузиазма.
Ему, видимо, гораздо приятнее было вести отвлеченный спор, чем рассматривать
сады и поля, опровергавшие его теорию умирания земли. Секретарь профессора
последовал за своим шефом с тупым выражением на лице.
Михаил Александрович ходил с ними среди деревьев, знакомя почти с
каждым растением. Подводя к дубу, рассказывал, как отлично прижился он в
этих песчаных почвах, примирившись с их сухостью и солонцеватостью.
Показывал то вяз туркестанский, то клен татарский, то лох или дикую маслину,
то липу и каштан, то другие деревья. Потом повел их в фруктовые сады,
предложил посмотреть на яблони, груши, вишни, сливы и абрикосы. Показал и
бахчи, на которых зрели арбузы и дыни, сводил на виноградники.
Однако все это, видимо, не очень интересовало американского профессора.
Холодными, равнодушными глазами смотрел он на окружающее и, казалось,
вот-вот готов был зевнуть от скуки. А Гарри Бендж ходил вокруг плодовых
деревьев с такой осторожностью, будто боялся, что все это может рухнуть от
одного неосторожного движения.
- Вы не бойтесь, мистер Бендж, - посмеиваясь, заметил Михаил
Александрович, - все это сделано не из папье-маше, а самое настоящее. Можете
любой плод не только потрогать, но и попробовать на вкус.
Бендж и в самом деле осмелился сорвать яблоко и даже надкусил его, но
профессор посмотрел на него такими глазами, что он тотчас же выплюнул
откусанное.
- Вам, видимо, не очень спелое попалось, - рассмеялся Михаил
Александрович и с удовольствием окинул взглядом сады, поля и виноградники. -
Какие у вас будут возражения против всего этого? - весело спросил он,
широким жестом указывая на свои угодья.
Эрл Бергофф снял очки и небрежно сунул их в верхний карманчик пиджака,
будто больше даже смотреть не хотел на сады и поля Птицына.
- Что можно возразить вам? - произнес он задумчиво. Глаза его без очков
казались сонными. - Если я скажу, что из среднеазиатских пустынь придет
испепеляющий ветер, вы ответите, что его встретит на границе Европы первая
полоса лесонасаждений. Если я скажу, что в засушливый год не хватит воды в
ваших водоемах, вы ответите: ветросиловые и солнечные установки поднимут
воды из глубин земли. У вас действительно есть такие установки, я видел их,
когда проезжал по вашим степям. Стоит мне теперь в заключение только
заикнуться, что ваши стада вытопчут травы в степи, обнажат пески и они снова
придут в движение, вы тотчас же замашете на меня руками. "Помилуйте, -
скажете вы, - у нас нет частных скотовладельцев, у нас колхозы и совхозы с
плановой системой пользования пастбищами".
Слушая профессора, Михаил Александрович не мог сдержать улыбку.
Бергоффа удивило это, и он спросил обиженно:
- Так ведь все это, почему же вы улыбаетесь?
- Потому улыбаюсь, мистер Бергофф, - весело ответил Михаил
Александрович, - что и вы наконец заговорили о политике.
- Что поделаешь! - притворно вздохнул профессор и развел руками. -
Наверное, здешний климат вредно на меня действует, и я начинаю изменять
своим принципам.
- Как же, однако, прикажете понимать все сказанное вами? - спросил
Птицын. - Выходит, что вы возражений не имеете?
- Я-то, может быть, и не имею, - щуря близорукие глаза, ответил
Бергофф, - а вот природа, видимо, будет иметь. Она всегда выкидывает
какую-нибудь неожиданную штучку, от которой все летит прахом... Ну, а нам
тут, кажется, делать больше нечего, - решительно повернулся он к Бенджу. -
Приготовьте наши чемоданы, Гарри.
О том, как просчитался Бергофф
Кончив рассказ, Птицын сердито сдвинул косматые брови и, помолчав
немного, заметил:
- Не буду вам, Иван Ильич, хвалиться своей проницательностью. Замечу,
однако, что подозрительным показался мне этот визит Бергоффа. Особенно
секретарь его, Гарри Бендж, вызвал во мне недоверие. Не похож он что-то на
ученого... Подозрения мои может засвидетельствовать помощник ваш, товарищ
Глебов. Мы с ним вскоре после отъезда американцев случайно встретились...
- Случайно ли? - усмехнулся Дубравин.
Михаил Александрович взглянул на майора, рассмеялся и поспешно ответил:
- Не сомневаюсь теперь, Иван Ильич, что это было не случайно.
По-видимому, Гарри Бендж вызвал подозрения не у одного меня.
- Этот субъект давно уже у нас на примете, - заметил майор Дубравин и
спросил Птицына: - А вы, значит, видите определенную связь между визитом
Эрла Бергоффа в Советский Союз и недавними событиями в здешних степях?
- Теперь не сомневаюсь в этом, - уверенно ответил Птицын. - Хотя,
правда, доказательств у меня нет.
- Эти доказательства есть у нас, - сказал Дубравин. - Вот, прочтите-ка
эту статейку.
С этими словами он подал Птицыну американскую газету "Пост Меридием", в
которой обращала на себя внимание статья, отчеркнутая красным карандашом.
Михаил Александрович прочел:
"Канзас-Сити. По сообщению нашего специального
корреспондента, на юге штата Канзас, в графстве Блэкшип, во
время сильного урагана какая-то страшная повальная болезнь
поразила посевы пшеницы на огромном пространстве. Погибли не
только колосья, но и стебли растений. Это усилило
опустошительное действие урагана, так как высушенную засухой
почву, лишившуюся защиты растительного покрова, ураган легко
поднял на воздух и засыпал ею поля и посевы соседнего штата.
Картина бедствия, по отзывам старожилов, лишь по
масштабам уступала страшному опустошению, причиненному
"черной бурей" этому же штату в 1935 году. Как и в те дни,
останавливались в пути поезда, застревали автомобили на
шоссейных дорогах. Прекратилось движение даже на улицах
некоторых городов. В Блэкшипе были закрыты школы, не работали
магазины и конторы.
Профессор Эрл Бергофф, проживающий в Блэкшипе, к
которому обратился наш корреспондент за разъяснением причины
бедствия, объяснил его действием неподвластных человеку
стихийных разрушительных сил природы. Однако, при всем нашем
уважении к маститому ученому, мы склонны видеть разгадку
блэкшипской "черной бури" в рассказе Билли Смита, фермера,
поставлявшего свежие овощи в лабораторию Чарлза Бергоффа,
сына профессора Эрла Бергоффа.
По словам Билли Смита, в лаборатории Чарлза Бергоффа
выводился какой-то совершенно новый вид насекомых типа
"G.D.". Насекомые эти, как Билли случайно узнал от служащих
лаборатории, обладали исключительной плодовитостью и
вредоносностью. По мнению Билли, они были выпущены во время
урагана на волю и погубили все посевы, лишив этим почву
защиты от ветра. Он уверяет даже, что сам видел в тот день
разбитые стеклянные ящики вивариев, в которых раньше
находились насекомые.
Пожалуй, Билли Смит под влиянием раздражения за
причиненный его ферме ущерб сгустил краски, обвиняя Чарлза
Бергоффа в злонамеренных действиях, но вполне возможно, что
во время бури виварии с опасными насекомыми были повреждены
случайно. Насекомые же, находившиеся в них, вырвавшись на
волю, могли, конечно, опустошить поля.
К предположению этому склоняет нас и то обстоятельство, что Чарлз
Бергофф, не отрицая существования насекомых типа "Джи-Ди", не только не
сообщил о них никаких подробностей, но наотрез отказался объяснить значение
этих таинственных инициалов. Однако один из лаборантов Чарлза, которого наш
корреспондент угостил сногсшибающим коктейлем в городском баре, по секрету
сообщил ему, что инициалы "G.D." расшифровываются как начальные буквы слов
"Green Death" (зеленая смерть)".
- Ну, что вы на это скажете, Михаил Александрович? - спросил Дубравин,
когда Птицын прочел заметку.
- Все ясно, - ответил Михаил Александрович, возвращая газету. -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг