ностудии Аркадием Марковичем Лаврецким. Режиссер сегодня яв-
но не в духе, У него не ладится что-то со съемкой сатиричес-
кого фильма об абстракционистах. Он показывал вчера отснятые
куски кинокритику, с мнением которого очень считается худо-
жественный совет, и тот не порадовал его похвалой.
- В общем ничего, вполне приемлемо, - снисходительно зая-
вил критик. - Но если судить вас по большому счету, а вас
именно так и следует судить, ибо вы мастер и от вас ждут не
просто хорошей, а принципиально новой ленты, то это... Как
бы вам сказать? Ну, в общем не совсем то. Не очень ориги-
нально.
Кинокритик говорил все это, улыбаясь и ни на чем не ак-
центируя, но Лаврецкому было ясно, что показанные куски
фильма не понравились ему, и это надолго испортило Аркадию
Марковичу настроение.
А тут еще этот Холопов стоит над душой и клянчит что-то.
Лаврецкий почти не слушает Митрофана, у него полно своих за-
бот, однако присутствие Холопова невольно заставляет его
вспомнить единственную искреннюю похвалу кинокритика:
- А вот рисуночки абстракционистов получились у вас под-
линными. И это вы правильно сделали. Это создало убедитель-
ность, достоверность высмеиваемой вами живописи.
"А что, - думает теперь Лаврецкий, - если я и абстракцио-
ниста покажу настоящего, живого, в натуральном виде, так
сказать? .."
- Слушай-ка, старик, - обращается он к Холопову, - ты иг-
рал когда-нибудь на сцене?
Холопов мнется.
- Видите ли...
- Вот и хорошо! Значит, не испорчен и будешь непосредс-
твен. Завтра же пересниму все эпизоды, в которых снимался
бездарный Парашкин. Его роль, роль художника-абстракционис-
та, сыграешь ты!
- Но как же так, Аркадий Маркович? ..
- А вот так! Да тебе и играть ничего не надо - будешь са-
мим собой. И как я раньше этого не сообразил?
- Ну, если вы так считаете...
- Я в этом убежден. И все об этом!
- А как же с циркачами?..
- С какими циркачами?..
- Я же вам уже полчаса о них...
- А, не морочь ты мне голову, старик! За каким мне чертом
твои циркачи?
- А принятый вами сценарий о цирке?
- Это еще когда будет.
- Но ведь великолепный сценарий. Потрясающий фильм может
получиться. И об этом уже надо думать.
Лаврецкий досадливо машет рукой:
- Успеется.
- А вы все-таки прочли бы этот сценарий еще раз. По нему
грандиозную ленту можно отгрохать! Настоящий большой цирк на
широком экране! Такой, какого нигде еще нет и не может быть,
потому что в цирках занимаются этим люди без фантазии, без
размаха. В кино тоже ничего монументального еще не создано.
А ведь средствами современной кибернетики и оптики такое
можно сотворить!..
- Хорошо говоришь, - с любопытством взирает на Холопова
Лаврецкий. - Не ожидал от тебя такого вдохновения. Ты ведь,
кажется, еще и физик?
- Бывший студент физико-математического, Я и к цирку имею
отношение. А главное - хорошо знаю тех, кто нам нужен для
такого фильма. Есть, например, такой художник - Елецкий, ни-
кому пока не известный, но талантище! Нет, нет, не абстрак-
ционист, а самый настоящий реалист. И пишет только цирк. И
мыслит, и видит все только его образами. Чертовски самобы-
тен!
- Да ты что о нем так?.. Приятель он твой, что ли?
- Напротив - почти враг.
- Ну и ну!.. - удивленно покачивает лысеющей головой Лав-
рецкий. - Вот уж не ожидал от тебя такого великодушия.
- Плохо вы еще меня знаете, Аркадий Маркович. Для пользы
дела я готов на все. А нам не только Елецкий пригодится. В
цирке выступают сейчас потрясающие воздушные гимнасты - Зар-
ницыны. Форменные птицы! Особенно Маша. Сегодня же организую
билеты - посмотрите сами.
- Ты меня заинтересовал, старик, - произносит Лаврецкий,
задумчиво поглаживая свою лысину. - Очень заманчиво все
это... Нужно будет перечитать сценарий еще раз. Как-нибудь и
в цирк сходим. Прежде, однако, нужно разделаться с абстрак-
ционистами. Черт меня дернул взяться за этот фильм!
- А с Елецким можно мне начать переговоры? - робко спра-
шивает Холопов. - Есть еще приятель у него - Мушкин, искусс-
твовед и потрясающий эрудит! Один из лучших знатоков цирка.
Вы только разрешите, я вам таких людей привлеку, с помощью
которых отгрохаем мы феноменальяейший суперфильм о большом
советском цирке. Американцам даже и присниться такой не смо-
жет.
- Ну ладно, хватит тебе хвастаться! Приведи лучше ко-
го-нибудь из них, а сам готовься к съемкам.
Лева Энглин и минуты не может посидеть спокойно. Даже чи-
тая, он непрерывно ходит по комнате. Зато Илья Нестеров спо-
собен часами сидеть на одном и том же месте и непременно
что-нибудь делать. А когда читает, все время шевелит пальца-
ми, комкает бумагу или теребит кончик своего галстука. Лева
искренне завидует его работящим, ловким, искусным рукам при-
рожденного экспериментатора.
Он никогда не забудет, как Илья паял однажды квадратную
рамку из четырех тончайших оловянных проволочек-паутинок.
Леве было известно, что операция эта лишь внешне казалась
нехитрой. Проволочки ведь спаивались только при строго опре-
деленной температуре. Малейшее повышение ее расплавляло их
почти целиком, понижение вообще не плавило. Нельзя было до-
биться успеха и в том случае, если дрожали руки, а ведь они
дрожат постоянно. Ну и конечно же нельзя было при этом раз-
говаривать, кашлять, вздыхать, менять позу. Сказывалась на
этой почти хирургической операции даже частота биения собс-
твенного сердца.
Мало того - испортить все дело могло самое незначительное
изменение напряжения электрической сети, нагревающей паяль-
ник.
Две недели ушло у Ильи на эту операцию. В те дни он при-
ходил в лабораторию рано утром, брал в руки паяльник и нес-
колько минут ерзал на своем сиденье, отыскивая самую удобную
позу. А на поиски наиболее оптимального режима пайки ему
пришлось затратить еще несколько дней. И всякий раз, уходя
домой, клал он на свой стол лист картона с изображением че-
репа со скрещенными костями. Это означало, что касаться его
стола строжайше запрещено.
На все это время он исключил из своего рациона не только
спиртные напитки, но и кофе. А чего стоило ему, лучшему иг-
року институтской волейбольной команды, отказаться от посе-
щения спортивной площадки не только во время обеденных пере-
рывов, но и по вечерам?
Восхищала Энглина и изобретательность Ильи во время экс-
перимента. Как бы не был обеспечен любой физический опыт во-
ем необходимым, всегда ведь оказывается, что экспериментато-
ру чего-то не хватает. Наблюдая за тем, как остроумно выхо-
дил Илья из самых затруднительных положений, Лева почти
всегда вспоминал слова одного из героев романа о физиках
Митчела Уилсона:
"Если экспериментатор не может поставить любой опыт с по-
мощью обрывка веревки, нескольких палочек, резиновой полоски
и собственной слюны, он не стоит даже бумаги, на которой пи-
шет".
Но и Илья Нестеров также остро завидует Леве Энглину. Его
поразительной памяти, начитанности, знанию в подлинниках
почти всех основных произведений Эйнштейна, Бора, Борна,
Планка, Гейзенберга, де Бройля и Дирака. При надобности он
может вспомнить буквально слово в слово высказывание любого
из них по любому конкретному поводу. О советских ученых и
говорить не приходится. Он не пропустил не только ни одной
книги, но и ни одной статьи Ландау, Тамма, Берга, Фока, Кол-
могорова, Соболева, Амбарцумяна.
Сегодня у них заходит вдруг спор о физиках - эксперимен-
таторах и теоретиках, и Лева не упускает случая продемонс-
трировать свою эрудицию.
- Ты послушай лучше, - убеждает он Илью, цепко хватая его
за пуговицу пиджака, - что в свое время говорил об этом Макс
Борн: "Естественно, - заявил он, - что человек должен расс-
матривать работу своих рук или своего мозга как полезную и
важную. Поэтому никто не будет возражать ревностному экспе-
риментатору, хвастающемуся своими инструментами и до некото-
рой степени смотрящему свысока на "бумажно-чернильную" физи-
ку, своего друга-теоретика, который в свою очередь гордится
своими возвышенными идеями и презирает грязные пальцы дру-
га".
- А ты, теоретик, презираешь разве мои грязные пальцы? -
очень серьезно спрашивает Леву Илья.
- Я завидую твоим пальцам, - искренне признается Лева. -
А Макс Борн сказал это иронически...
- Спасибо, что объяснил! - шутливо восклицает Илья. - А
то я подумал, что он это всерьез. Давай тогда протянем друг
другу руки: я - выпачканную копотью и машинным маслом, ты -
забрызганную чернилами.
Весело посмеиваясь, они долго трясут друг другу руки.
- В моем союзе с тобой ты можешь не сомневаться, - заме-
чает при этом Лева Энглин. - Я не только теоретик, но с тво-
ей помощью немного и экспериментатор. Во всяком случае, пока
мы оба главным образом экспериментируем и очень еще далеки
даже от намека на какую-либо теорию, объясняющую достигнутый
тобой эффект.
- И ты представить себе не можешь, Лева, как это меня уд-
ручает, - вздыхает Илья.
- А ты не робей! - ободряюще похлопывает его по плечу Ле-
ва. - Мы ведь идем с тобой не по гладкой дорожке, а по цели-
не. И это путь всех тех, кто думает открыть что-либо новое.
Луи де Бройль сказал как-то, что только люди, не занимающие-
ся наукой, полагают, будто ученые делают все свои выводы на
основе неоспоримых фактов и безупречных рассуждений и, сле-
довательно, уверенно шагают вперед. Однако состояние совре-
менной науки, так же как и история наук в прошлом, доказыва-
ет, что дело обстоит совершенно не так. Положение, в котором
находимся мы с тобой, Илюша, лишний раз подтверждает спра-
ведливость его слов. И, знаешь, я люблю это хождение по це-
лине в трудных поисках верного пути.
Говоря это, Лева, по неизменной своей привычке неутомимо
шагает по своей длинной комнате, уставленной множеством
книжных полок. И хотя это иногда действует Илье на нервы,
сегодня он почти не замечает Левиной непоседливости. Он и
сам встает несколько раз и подходит то к окну, то к одной из
полок, завидуя обилию собранных Левой книг по физике, мате-
матике, астрофизике и другим наукам.
А Лева продолжает приподнято:
- Ты прости меня, старик, за пристрастие к цитированию
уважаемых мною ученых, но именно сейчас я никак не могу от-
казать себе в удовольствии привести слова того же де Бройля:
"Научное исследование, - заявил он в своей статье о роли лю-
бопытства и интуиции в научном исследовании, - хотя оно поч-
ти всегда направляется разумом, тем не менее представляет
собой увлекательное приключение". Ну, скажи, разве же это не
так?
- Этот де Бройль, хоть он и потомок французских королей
Людовиков, просто молодчина! - восторженно восклицает Илья.
- Еще бы! - смеется Лева Энглин. - Ведь он, черт побери,
не только изрек эти романтические слова, но еще и выдвинул
гипотезу о волновых свойствах вещества, составившую основу
современной квантовой механики. Самое же удивительное, друг
мой Илюша, это то, что в последние дни я думаю не только о
теоретическом обосновании твоего эффекта, но и о той пре-
лестной циркачке, которая была у вас на встрече Нового года.
- Так ты, значит, разглядел ее все-таки?! - всплескивает
руками Илья. - А я-то думал...
- Таких не разглядывают, такие сами бросаются в глаза, -
перебивает его Лева.
- Значит, физика физикой... - усмехается Илья. Но Лева
снова перебивает его:
- И даже математика математикой, а люди остаются . людь-
ми, и ничто человеческое им не чуждо. А у тебя с нею?.. Ах,
да! Прости, пожалуйста, совсем забыл о твоей Гале. Где она,
кстати?
- Ты же знаешь - она геофизик и сейчас в экспедиции.
- Зимой?
- У них какие-то специальные исследования в зимних усло-
виях.
- Ну, а как ты думаешь, если я попробую? - робко спраши-
вает Лева.
- Что попробуешь? - удивленно поднимает брови Илья, хотя
он сразу же догадывается, что Лева имеет в виду.
- Поухаживать за циркачкой?
- Не советую, - сухо замечает Илья. - Во-первых, она не
циркачка или, вернее, не то, что имеется в виду под этим
несколько пренебрежительным словом. Ты же знаешь мою маму,
она ведь тоже циркачка...
- Прости, пожалуйста, - испуганно восклицает Лева, - я
совсем не хотел оскорбить твою маму.
- Ну так не надо оскорблять и Машу. Эта девушка заслужи-
вает всяческого уважения. Говорю тебе это к тому, что легкой
победы тут быть не может. А во-вторых, в нее влюблен еще
один человек, для которого и его жизнь, и его работа - все в
этой Маше. Да ты его видел, он был у нас на встрече Нового
года. Это Юра Елецкий. Он художник и рисует только Машу, и,
какую бы другую женщину ни изображал, все равно она будет
похожа на Машу. Но он настоящий художник, о котором скоро
заговорят знатоки живописи. Понял ты теперь, в какую ситуа-
цию собираешься вторгаться? Да и зачем тебе это, когда ты
весь в физике да математике! И потом, - добавляет Илья уже
со смехом, - кто же будет осмысливать мой эффект с теорети-
ческих позиций, если ты увлечешься этой девушкой?
- Да, черт побери! - сокрушенно вздыхает Лева. - И на то,
и на это меня явно не хватит.
Репетиции в цирке идут теперь без особых осложнений. Как
только увеличиваются дистанции между ловиторкой и трапеция-
ми, сразу же вырабатывается темп, необходимый для прихода
гимнастов в руки друг другу. Теперь вольтижеры выполняют все
свои трюки, не нуждаясь в слишком большом наборе высоты. Они
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг