- Привели, государь, либерею переводить Веттермана с товарищи.
Встал царь.- Веди тотчас в тайник! А гороскоп составил?
- Неладно стали звезды,- посмотрел Бомелий в упор.- Посох-то,
государь, возьми, может, в темноте сгодится...
Еще трое высоких кубчатых окончив положили на полу сеточку:
свет-багрец.
Смутный бродил Шкурлатов у ворот Колымажных.
Стало сердце, что уголь рдян; опахнула грудь любовь-жалость
неодолимая. Каючись, вспоминал горючие, синесветые глаза; не ведал, как
избыть беду Аринушкину.
Воротился царь из бегов,- опять свели под терема боярышню. Крепки
двери железные, цепи - в кольца проемные, замки - вислые, ухищренные;
бережет ключи сизобровый Елисей...
Кинулся Шкурлатов к замочному мастеру Ивашке Драному.
Сидит на полу Ивашко с братом Еремкой. Кипит работа. Раскидан по избе
слесарной снаряд.
Под руками - жильные струны, дрель с гирей, напилок да наверточек;
горит медь прутковая, играет на солнышке слоистая пестрая слюда.
Изумился Шкурлатов: - Что за диво?
- Летуна ладим,- молвил Драной,- летать мыслим; глянь-кось! - И
впрямь! - стояло на печи чучелко соколье, дрожала в привертных тисах
слюдяная летальная снасть.
- Эх, летень-летало - ума не стало? - осерчал Шкурлатов.- Закинь,
Ивашко, потеху,- докука есть!..
Повел речь: так-де и так. Поразмыслил Драной и гостя по плечу ударил:
- Добро! Собьем замок!.. Завтра о полдень приходи с реки под башню
Тайницкую. Ходы ж мне ведомы. Нарыл их, что крот, шалый царь!..
Ступил Шкурлатов за дверь,- из клети дьяк Гаврило Щенок вылез.-
Наказал ему большой боярин быть у Драных, смотреть за работой.
- Ох-ох-ох! - зазевал.-И сладко ж мне спалось! АН солживил: и вовсе не
спал, все дознал, все, козел рыжий подслушал.
Молвил: - Ну-те, соколята, пойду-ка я красного квасу испить!..
3
Тяжко пали над головами косые низкие своды. Бросили по ним шаткие
светы слюдяные фонари.
Стража ввела Иогана Веттермана с завязанными глазами и еще двоих с
ним.
- Развяжите глаза! - сказал Иоанн.
Медленно и внятно заговорил Бомелий: - Идет про тебя, Веттерман,
молва, что зело ты погречески и по-латыне знаешь. Желает царь перевести
свою либерею. Дадут вам десять человек писцов. Царь, аки бог: из мала -
велика чинит. Коли переведете, как никто, пожалованы будете. Ну, гляди,
какие тут книги есть!
Был Веттерман рыжебород и благообразен. Степенно подошел к раскрытому
сундуку.
- Плохое у тебя чутье! - засмеялся Иоанн и молвил Бомелию: - Сымай
печати!
Забегал Елисей, обламывая свинец, раскручивая проволоку. Один за
другим со звоном раскрылись сундуки.
Стоял Веттерман, прямой, как доска; забрал несколько книг на свет.
Попались алхимические: Анонима Космополита- по-латыни и арабские: Алмамун и
Алманзор. Взял еще. Были то: Ливиевы "Истории", Светониевы "Истории о
царях" и Юстинианов кодекс на пергамине.- Затрясся Веттерман; вынимал,
обдувал пыль, громоздил на полу горы; волосы у него ко лбу прилипли, забыл
про царя совсем.
Иоанн глянул в глаза: - Што, переведешь?
Поднял Веттерман голову, подумал, задышал шумно.
- Государь, сокровища, равного сему, в мире нет. Но, если б дал ты мне
даже все свое царство, и тогда бы не взялся. Ищи, кто поумнее,- бессилен
тут разум мой!
- Нет, нет! Не умеем! - закричали немцы. Дрожа, смотрели на Иоанна,
грозы ждали. Засопел царь выгнутым носом, скосились глаза медяные.
- Опасаетесь, не просидеть бы весь век за работой? Ладно, ступайте!
Других сыщу!
Ударил посохом - высек искру. Вышли немцы. Плюнул вслед, захлопнул
сундук.
В великом гневе прошел Иоанн к себе в опочивальню. Не ведал, на чем бы
душу отвести.
Была у него забава: птенцам голубиным головы сворачивать, стоя на
крыльце, суке меделяновой своей бросать.
Кликнул кравчего: - Подать мои два гнезда голубей кизылбашских!
Склонился тот, глаз на царя не смеет поднять!
- Повыпустил голубей молодой царевич Иоанн, - тихо сказал он.
Заклокотал царь, прелютостью наквашен: - Зови тотчас царевича сюда!
Прошел в палату Крестовую, засопел, дожидаючись... Были подписаны
стены темным золотом, пол мощен дубовым кирпичом. Лежало полковра: по
лазоревой земле -собаки и козы в травах.
Вошел царевич.
- Здрав будь, батюшка!
Удивился Иоанн, прошел гнев.
- Здравствуй, чадушко! Чего нынче ел?
Тихим, бледным голосом ответил царевич: - Уху курячью, утку верчоную,
тетерева глухого под заваром.
- Славно ел,- кивнул Иоанн; взвизгнул, вдруг, тонко сказал в нос: - А
голубей моих куды девал?
Дрогнул розовый на губе пух. Улыбчиво ответил: - Повыпустил!
Изумился Иоанн: не было ярости. Тут - запотел в руке посох инроговой
кости.
Царевич ладонью по волосам провел. (Не любил, коли кто таково делал.)
Спросил грозно: - А иных моих голубей тож повыпустишь?
- Повыпущу!
И опять рукой по волосам провел.
Взмахнул посохом Иоанн. Упал царевич. Потекла на ковер злая струечка.
Застыл Иоанн, завопил, кинулся поднимать. Потянул за руки - вянут, не
бьются голубые прожилки, глухо стукает, назад запрокидывается голова.
Поднялся, завопил опять; никто не откликнулся. Прислушался к сердцу:
ворочалась в нем склизкая, скверная немогота.
Полыхал кругом свет-багрец, багряными стали на ковре травы. Лежал
царевич и - мертвый - "мудрым смыслом сиял"...
5
Крался Шкурлатов подземным ходом к башне Тайницкой. Были у него в
руках железный лом да фонарь.
Где-то послышались голоса. Замер.- Нет никого.
Ухало сердце. Шушукала, звенела гиблая темнота.
Вот и тайник.- Забит дверной глазок медью досчатой. Замок в кольцах
проемных крепок... Давно уж на звоннице полдень отбило. Время - Ивашку
Драного ждать.
Забродил по ходу Шкурлатов. Пробирался к реке, смотрел, не идет ли
замочный мастер. Прошел час. И два. Невмоготу стало.- Покинул в беде
Ивашко?
Убоялся царя Драной!
Кинулся к тайнику. Грянул лом.- Гулом пошли своды. Что за диво? -
будто и не заперт - отполз в сторону засов.
Отворил дверь - в глаза желтый, что пиво, свет ударил.- Стоят в
тайнике: Бомелий, дьяк Таврило Щенок, стража; качаются, коптят слюдяные
фонари.
Сбили Шкурлатова с ног, накинули мешок, поволокли из полаты. Малость
протащили и - метнули на пол каменный. Заскрипели куржавые петли, громыхнул
засов, щелкнул замок...
6
Жалобно плакался, стонал в синеве перезвон: погребали царевича. Шел
Иоанн за гробом, кланялся по сторонам, бил в грудь кулаком...
Секли у звонницы Петрока Малого людишек: искали на них государевых
напойных денег - долги кабацкие.
Не жалели дьяки прутья.-"Пущай народ ноне гораздо терпит,- все легче
будет царю горе снесть!" Опасались люди царского гнева, крестились широко,
истово. Когда выносили из собора, потемнело вдруг,- солнце за тучу зашло.
Лежал на паперти Миколка блаженненький. Лохмотьишко на нем - клочья в
полденежки. Подошел к нему Иоанн.
- Здрав будь, Микола, молишься?
Усмехнулся блаженный, взвел на него очи, полные гнева и слез.
- На тебя дивлюсь, на славного царя-губителя. Уж и великомученик ты,
Иван, великомученики и все сподвижнички твои!
Забил бровью царь, быстро пошел прочь. Тут выглянуло солнышко. Жалобно
плакался, стонал в синеве перезвон.
ЛЕТУН-РОКОТУН
Распростерся Иоанн перед образом Андреева письма Рублева, с поклонной
колодочки трудного чела не подымал.
Вошел боярин-стольничий, стал в дверях: боязно слово сказать.
Не оборачиваясь, говорил Иоанн: - ...Господи! Было у меня с тысячу
человек детей; 346 народу побил много больше. Великой я любодей... Ныне-
сына своего загубил...
Тихо сказал боярин: - Государь, дьяк Таврило Щенок на Ивашку Драного
челом бьет!
Бил поклоны, качался, будто и не слышал Грозный.
Молвил боярин: - Закричал Ивашко намедни караул и сказал за собой
государево слово. А у расспроса показал: сделает-де он с братом Еремкой
крылья и полетит, что журавль. И по указу твоему, государь, сделал он
летальную снасть, а не поднялся. А стали те крылья - шашнадцать рублей из
твоей государевой казны.
Залютёл царь: - Не про смердов Драных казна припасаема! Доправить на
них плетьями шашнадцать рублей, а достатки их все продать!
- Еще пришли, государь, из дальних стран богомольцы, про дивные дива
сказывают; прикажешь ли звать на Красное крыльцо?
Обернулся Иоанн лицом опухшим, поклонился боярину в пояс: - А как тебя
обо мне, убогом, в том бог известит...
Вышел царь в стихаре на крыльцо, сел с боярами на отдыхе. По бокам
стыли рынды, знатные люди; внизу - богомольцы-странники.
Спросил Иоанн: - Откуда путь держите, люди божие?
Поклонились все, а один заговорил: - А идем мы селами да деревнями,
городами теми с пригородками. Сбираем милостыньку спасенную для ради
Христа, царя небесного. Ныне держим путь из города Мсквы. Исполнен есть
дивности и лютых кудес город той. Как прошли мы от моря Хвалынскава до моря
Синева на летний солнешной восход триста верст,- и в море том вода
солона,-стоит подле него гора соляная. Из той горы протекли три реки: река
Вор, река Иргиз и река Гем; сия же, до моря не дошед, пала в ночь. Потом
легли пески Каракум, река Кеидерлик и река Сарса. Оттоле ж - две тыщи верст
лесами дремучими, да еще две тыщи верст-и город Мсква.-Будто горы, там дома
превеликие; без коней, огнем железные колымаги движутся; хитро ладят
летунов рокотящих, кудесами на воздух подымаются. Там живут без царя,-
звезде о пяти концах поклоняются; стоят церкви закрыты; над Христовой верой
насмехаются...
- Ой, вы, люди божие! --вскинулся Иоанн.- Сеете вы рожью, да жнете
ложью! Али посмеяться надо мной задумали? Не может того на свете быть!
Закрестились, закланялись странники: - Воистину видели все то,
государь-батюшка! Дана им от бога власть на триста лет...
Тут подняли все головы вверх.
Закрыв солнце, летел над теремами летун-рокотун, сотрясая воздух,
трубил страшно. Повскакали, попадали ниц бояре, закрывали стрельцы руками
лица. Молча следил Иоанн жужжавый полет; билась за бровями грозная дума.
- Ивашко Драной летит! - кричал народ. Били тревогу... Тут
летун-рокотун в небе растаял.
Позвал царь в палаты воевод и бояр.
НА МСКВУ!
Собрался походом Иоанн на Мскву - город лихой и дальный. Пришла
конница с Терека, Ногайских степей и Волги, да иных земель многие прибылые
люди. Строилось по улицам войско: пушкари, пищальники, опричники и
стрельцы.
Ползли на смотр гуляй-города, крытые медной броней, пищали полуторные
и затинные, пушки-огненки, гауфницы-волкометы. Торчком стояли кончары,
периаты, шестоперы да щиты.
Отслужил царь в Покровском соборе обедню, помолился жарко о даровании
победы; потом объявил трехдневный пост.
От Самотека - к Мещанской непроходимою толщей - жирный сухаревский
затор.
На развале толкаются, орут, торгуют. Зазывают к пыхтящим жаровникам:
"откушать!" Гнусит калека: - Обратите внимание на мои несчастные страдания!
- Я без рук, без ног, меня оставил господь бог. Ради Христа -
помогите, пожалуйста!
Льется в палатках с рук на руки ситец. Несет дегтем и кожей. Прилип к
синему небу - не отлипает пестрозвучный сухаревский гам.
В мясном ряду появились два человека. Были у них синие, будто с
холоду, лица. Нелепая, старинного покроя одежда; тесаки и за плечами
длинные ружья, словно только что снятые с музейных витрин.
Один из них унес с прилавка баранью ногу. Торговка схватила его за
руку: - Неча трогать! Проходи дале!
Встретилась глазами - отпрянула, заголосила: холодная была, как лед,
рука. Тут странных людей заметили другие; метнулись прочь, опрокидывая
лотки, давя друг друга. Заверещал свисток, закрутила, замела все суматоха.
Через две минуты на площади была пустота...
У Петровских ворот в трамвай вошел воин. Его приняли за актера; но
постепенно начало тревожить синее, будто с холоду, лицо. Стоявший рядом
толстяк посмотрел ему в глаза и от страха умер. Трамвай стал. В давке
зазвенели стекла. Все в ужасе бросились бежать...
В парикмахерскую, находившуюся вблизи Зоопарка, ввалились странные
люди, грязные, усталые, точно пришедшие издалека. На них были черные
овчинные шапки, выцветшие, зеленого сукна, кафтаны; у одного, высокого, -
оторван рукав, у другого - подвязаны платком зубы. Они с любопытством
осматривались кругом.
Высокий внезапно засмеялся, указывая пальцем на одно из кресел.
Хлопотавший подле него мастер сверкал молниеносной бритвой. Сидевший в
кресле человек читал, нелепо вытянув перед собой тетрадь.
- Зуб дергани-ка! - обратился к мастеру человек с восковым лицом и
подвязанной щекою.
- Ступай! Ступай! - рассердился тот. - Здесь не больница! Зубов не
дерем!
- Допреж сего дирали, а ныне горды стали, - проворчал высокий, и все
трое молча повернулись к выходу.
- Ну-ну, деревня! - краснея, закричал на высокого парикмахер и шепнул
в стенное окошечко: - Петруша! Погляди, не стянули бы чего!..
В один и тот же час в разных местах, словно из земли, вырастали
странные люди.
В учреждениях остановилась работа. Шире и шире раскручивал город
судорожную спираль тревоги. Где-то возник и мгновенно оборвался трескучей
скороговоркой - пулемет.
На Лубянке сплошной стеной перло войско. В него били с крыш, из
подвалов, из окон всех этажей. Войско шло... Трижды кряду грохнула и
смолкла пушка.
Больше не стреляли. В домах никого не было. Все бежали. Всюду была
пустота.
"СЛУГА СПРАВЕДЛИВОСТИ"
Медленно, молча, двигалось войско Иоанна.
По Серпуховской дороге шли стрельцы; переходила мосты конница
Ногайских степей, Терека и Волги; ползли гуляй-города, пищали полуторные и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг