Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
ветру пустил.
     Так ни с чем и уехал.
     Было  то  в  середу, а в канун пяточного дня прибежал к Шкурлатову дьяк
Таврило  Щенок  с  известною  речью:  -  Блудлив-де  царь.  Опасаются его да
охальных  людей  бояре.  И  смотрел-де  ты  дворовую девку, а боярская дочь,
Арина,  в  светелке сидит. Солживил дьяк, оговорил боярина, во хмелю на него
зло удумал.
     - Аринушка  то  была,  да  прикинулась о ту пору падная немочь, дурная,
ничем непособная болесть...
     Зардело  от  вина  лицо.  Глядит,-  поднимается с места Кострюк, совсем
хмельной,- ну, бахвалиться.
     - Кто супротив меня пойдет? Хочу поединщика!
     - Добро! - засмеялся царь.- Кричи, бирюч, вызывай!
     Встал Шкурлатов, хмель с него соскочил.- Я пойду!
     Зашумели гости: - Ну, потеха! - И двинулись все на Красное крыльцо.
     Вышла  и  царица,  села  с  Иоанном  на отдыхе. Завидели их скоморохи -
загнусили, завертелись, затопали.
     Один,  самый  шустрой,  подскочил  к  балясам  и  - бух в ноги: - Хочу,
государь, жениться - приданого за невестой мало!
     Спросил Иоанн: - А сколько ж дают?
     Затрещал  балаболка:  -  Две  кошки  дойных,  восемь ульев недоделанных
пчел,  а  кто  меду  изопьет  -  неизвестно.  Как невеста станет есть, так и
неначем  сесть.  Две  шубы  у  ней,  крыты корой, что снимана в пост, подыми
хвост;  ожерелье  пристяжное  в  три  молота стегано; камни в нем - лалы, на
Неглинной  браны. А всего приданого - на триста пусто, на пятьсот - ни кола.
У  записи  сидели кот да кошка, да сторож Филимошка. Писано в серую субботу,
в  рябой  четверток;  то честь и слава, всем - каравай сала; прочиталыцику -
обратнина пива да чарка вина!
     Затряслось  от  смеха  крыльцо,  а  балаболка вдругоряд челом ударил: -
Царь-государь,  дозволь  за потеху слово молвить!.. Не токмо скоморохи мы, а
еще  бедные  сироты  твои, разных деревень людишки. Бьем челом, не имянами -
всеми  своими головами. По указу твоему курим вино на тебя да на бояр, а нам
вина  сидеть нечем, а и пить-есть стало нечего. Пожалуй, государь, смилуйся,
ослобони!
     Встал  царь,  топнул  ногой  и  сказал  грозно: - Знай ском-рах о своих
домрах,  а  с  челобитьем  не  суйся!..  Не  кладу  я  вины  победителю, Мой
подскарбий  пожалует  его  всем довольно. А кто будет побит, того, из платья
повылупив,- на срам пустить!
     Сказал  и  сел.  Вышли  на  середину  бойцы.  Кострюк  одежи  не  снял;
раскорячил  ноги,  голову  опустил,  дожидается.  Шкурлатов скинул однорядку
лазореву:  под  ней  - кафтан рудожолт да празелен; руковицы на нем - таково
туги - гулко бьют.
     Хлопнул   в   ладоши   царь.-Зачинайте!   -   Тяжело  наседал  Кострюк,
увертывался  Шкурлатов,  разгорались  его  цвета  некошеной  травы глаза. На
второй пошибке схватились за пояски.
     - Чисто борются! - поддакивали гости.
     Поднял  Шкурлатов  Коетркжа,  хватил  оземь.  Крякнул  тот, кулем осел,
окарачь пополз. Зашумели, повскакали с мест царь и бояре.
     - Сымай одежу! - закричал Иоанн.
     - Не гожее дело - брата моего на срам пускать! - вступилась царица.
     Молвил  Грозный:  - Не то нам дорого, что татарин похваляется, а дорого
то, что русак насмехается... Сымай!
     Стянул  Шкурлатов  с  Кострюка  порты. Еще пуще все загоготали. С лютой
злобой  глядела  Марья  Темрюковна  на  победителя.  Лежал Кострюк на земле,
громко бранился. Пошли гости в полаты, царица же к себе в тайник.
     Только  сели  все  на  места, сбежала сверху боярыня, заголосила: - Ой,
силушка неключимая! Царица без памяти лежит!
     Кинулся  царь  с  Бомелием  в  сени,  вбежали в тайник: лежит царица на
лавке, под голову зголовейцо подложено; лицо бело, закрыты веки, дрожат.
     Глянул  на  нее  Елисей  - сказал сразу: - Ясно дело, государь,- дурной
глаз; околдовали!
     Молчал  Иоанн,-  от  гнева  языком подавился. А Бомелий мышью забегал.-
Принес  в лубяном коробке камень бёзуй, что в сердце оленя родится. Отсчитал
двенадцать  ячменных  зерен,  растер,  смешал  все  в белом вине, влил в рот
царице.
     Пришла в себя, поднялась.-Тяжко мне, государь мой, ох, тяжко!
     Сказала  боярыня  Буйносова:-Может  про все дознать знахарка Степанида;
подле нее же и козни разные, и речей злотайных сплетение.
     Сошел  царь  вниз, взял Шкурлатова за плечи и молвил - распечатал уста,
что  сургуч  темен  да  ал:  -  Сокол мой! Нет у меня друзей на белом свете.
Хотят  меня  с  царицей  извести. Скачи в Занеглименье до ворожеи Степаниды,
скажи  ей  мое  царское  слово: пусть покажет нам дурной глаз, что немощь на
царицу  наслал  -  пожалована  будет.  А не покажет - бить нещадно, зашить в
медвежью шкуру, скормить кобелям!
     Низко  поклонился  Шкурлатов,  вышел  из  полат,  кинулся  к аргамачьим
конюшням. Вывел коня, вскочил в седло, пыля, поскакал.
     Конь-гнед,  звездочол,  за щеками зжено; играет. Разжался, шарахнулся в
сторону народ. Одни домрачеи да скоморохи отплясывали лихо.
     Было  то  в  пятом,  а  в  канун  пяточного  дня привалила беда на двор
боярина Данилы.
     Горел  на  солнце  князек и узорная причолина, решетилась подстрелинами
кровля; бежал кругом облитый яблонным цветом сад.
     Аринушка  вышивала  в  саду,  рушником солнышко ловила. Лежала на плече
тугая рассыпчатая коса.
     Сновала,  сновала  игла,  да  и обломилась. Сронила на шитье вздох,- на
крыльце  завидела отца. С той поры, как приезжал Шкурлатов, тосковал боярин,
места  себе  не  находил.  Вспоминала,  как сказал ей, по голове гладя: - Не
будет от сего добра. Распалит он царя. Извет наведет!
     Потупилась  Аринушка, слезу сглотнула.- Пришлись по душе зеленые, цвета
некошеной травы глаза...
     Нападала  на нее падучая, немощь, ничем непособная и лютая. Слышался по
ночам  трубный  язык;  крадучись,  шла  за  окольицу,  и  было ей кружение и
великая  маета.  Все блазнилось: не Аринушка она, а кто? - сказать не умела.
Скрывал дочь боярин, никуда со двора не отпускал.
     Сложила  шитье,  голову  на  колени опустила, задремала. А тем временем
ударили  в ворота. Рыжий, в телятинных сапогах, дьяк Таврило Щенок прошел по
двору и боярину писулю подал: - Шкурлатов челом бьет!
     Стал читать старик - заходило под ним крыльцо.
     - Говорил  я  верно  Шкурлатову,-  сказал  Данила,одна  у  меня  дочь -
Аринушка.
     - Не  прогневайся, коли так! - молвил дьяк и сразу иным стал.- Пальцы -
в  рот;  засвистал.  Из-под  полы сабля блеснула. Настежь - ворота; гикнули,
ворвались   обидчики.   Накинули  на  боярина  мешок,  скрутили,  к  лошадям
потащили.  Повис  над  двором  крик.  Зашарили  по  клетям,  стали  грабить.
Вскочила  Аринушка.-  Беда!  -  Проскакали  за тыном,- отца и мать связанных
повезли.
     Закричала,  заплакала  - никого нет, шумят в доме. Бежит кто-то по саду
прямо  к  ней,  траву  мнет.  Схоронилась  за  куст  - прошел мимо; кинулась
огородами. Выбралась на уличку, пошла, плача, сама не зная,- куда.
     Уже все Знеглименье прошла. Куда идти дальше?..
     Стоит  изба  курная, слепонько глядит волоковыми окнами. Бабка - чистой
гриб - собирала в лукошко рассыпанный крыжовник.
     - Куда идешь, дитятко? - И тронула Аринушку за рукав.
     Зажалилась  та,  говорит  в  слезах;-так-де  и так. Покачала старушонка
головой.
     - Сто  лет  живу, а о таких не слыхала; али не нашей ты земли? - речь у
тебя смутная, не поймешь.
     Вдруг затеплились глазки невидные, что божьи коровки красные.
     - Ну, раз идти-то некуда, ступай в избу, дитятко, ступай!
     Боязливо переступила Аринушка порог, вошла в сени.
     Обернулась  через  плечо на дверь.- Там - визжал стриж, текла, чго мед,
заря. Было небо - шелк шаморханской.

                                     3

     Собрала  старушонка  ужинать:  ставец  штей,  битой  коровай  да ковшик
вареного  молока.  Вскинула  на нее Аринушка глаза синесветые, горючие. Села
бабка на лавку.
     - Ты  кушай  да  слушай,-  зашамкала.-  Дай-кась,  я  те  слово  скажу.
Знахарка  я,  Степанида.  Вот  и  говорю я тебе, девица, будь ты мне заместо
дочери  (тут.Аринушка  заплакала).  Не  плачь,  дитятко, не плачь! Идти тебе
некуда. Живи у меня. Знатная из тебя ворожея выйдет.
     Опустила  Аринушка  голову:  о  житье таком думала ли, гадала? Старушка
зажгла  лучину,  достала  из-под  лавки,  раскрыла  берестяной сундук. Вот -
сухие пауки - зашушукали в ладонях у ней разные растеньица да корневища.
     - Гляди,  учись,  Аринушка, какие травы бывают; тут они у меня все. Вот
-  колкжа-трава,  она  меткость  пуле  дает,  держать  ее  в коровьем пузыре
надо...  Плакун-траву  сорвешь  в  Иванову  ночь - бесы тебя бояться станут.
Сон-траву  сбирай  в  мае,  когда  желто-голубое  цветение  ее:  вещими  сны
будут...  Вот  -  нечуй-ветер,  ее  слепцы ртом рвут,- она от смерти на воде
сохраняет...
     Долго  еще  говорила знахарка... Ночью той заснула Аринушка - как в ров
повалилась. И сквозь сон слышала до зари: сторож колотушкой стучал.
     На  другой  день  поутру сказала бабка Арииушке: - Проведала я: гость к
нам будет; схоронись за дымником, сиди, не вылазь! .
     ...Скакал  по  Занеглименыо  Шкурлатов.  Всюду-народ.  Скрипят  качели,
девки пляшут; ругаются мужики, не сымая шапок, в церкви входят.
     Сдержал коня.- Не признался боярин, где дочь спрятал!..
     Въехал   к   Степаниде  на  двор.  Пошел  в  избу.  Закланялась  бабка,
затеплились  глазки, что божьи коровки красные: - Давно поджидаю, чуяла, что
приедешь, соколик; маете твоей сердешной пособить могу.
     - Ты почем знаешь? - встрепенулся Шкурлатов.
     - По  лицу  видать,  как  взошел, видать по лицу. Забыл по што приехал,
дело царское из головы вышло.
     - Пособи, бабка, пособи!
     Засмеялась  ворожея  -  мелко, мелко орешки посыпала: - Счас заговор на
любовь скажем. Как звать-то ее?
     - Ариной.
     Зашептала  старушонка  в  углу,  где бревна во мху рублены: - Исполнена
есть   земля  дивности...  На  море,  на  окияне,  на  острове  Буяне  лежит
разжигаемая доска; на ней - тоска...
     Сказала  заговор. Полез Шкурлатов за кошелем - вспомнил: - Меня к тебе,
старая,  царь  послал.  Околдовали  царицу,  лежит без памяти. Покажи дурной
глаз,-  пожалована  будешь,  а  не  покажешь  -  учнут тебя мучить, на куски
порвут.
     Затряслась: - Трудно это мне, соколик, ох, трудно!
     - Твое дело, старая; царь велел.
     - Ну, авось господь помилует,- спробую.
     Приладила  противу  дымника  зеркальный  брус,  зажгла  травяной пучок;
заклубилось чадно и с запахом.
     - Сиди,- сказала,- доколе не увидишь.
     Чихнул Шкурлатов, стал вбрус смотреть...
     Сомлела  Аринушка  в  тесноте,  сидя  за  дымником.  Заслышала  голос -
потянуло  выглянуть.  Тут  шепнула  ей старушонка: - "Глянь-кась в зеркальцо
скорёхонько!"  -  Поднялась  Аринушка,  увидала  лишь  стрелецкой  кафтан  -
отпихнула ее бабка вспять.
     Зашиблась,  закликала  и  тут  скарежила  ее падная немочь, перекосила.
Шумотит  старая,  глушит  Аринушкин  стон  -  гость  не  услыхал бы! А уж он
кричит:  -  Ведаю  ныне, кто царицу сглазил! Приметил я боярина Данилы девку
дворовую! Порченая она! Говори, бабка, где сыскать?
     Подумала  Степанида,  пальцем  золу  поворошила и сказала: - Ввечеру на
выгоне, что подле речки, будет тебе стреча.
     - Добро!  -  закричал  Шкурлатов  и  кинулся вон из избы. Отвязал коня,
напылил в воротах, вскачь пустился.
     Хитро  плела  козни  ведунья старая.- Ушла к недужному на Швивую горку,
Аринушке ж наказала на поемном лугу козу пасти.
     Взяла  хворостинку,  погнала  козу  Аринушка.  Дальше,  все дальше. Уже
далеко  изба, далеко. Дошла до речки, до луга поемного. Глядит в воду - себя
опознать  не  может:  перекосилось  лицо,  брови  сломались  надвое  - ничем
непособная была болесть.
     Холодная   была  трава.  Текла,  что  мед,  заря.  Рдело  небо  -  шелк
шаморханской.
     Два всадника ехали по росе.
     Под  одним  -  конь сер, правое ухо порото; парчовый чалдар в каменьях.
Властный всадник бьет бровью, косит.
     Другой  спешился,  закричал:  -  Царь  Иван!  Царь  Иван!  Она - это! И
Аринушку за плечи - хвать! - Рванулась.
     Белая  сафьянная  рукавица больно ударила в зубы. Поплыло над ней сизое
гудящее пятно...
     Трое высоких кубчатых окончив положили на полу сеточку: свет-багрец.
     Лежал  Иоанн  в опочивальне на цветной кровати индейских черепах. Стоял
в  ногах  планидный  часник,  сделанный чернецом с Афонской горы, самозвонно
отбивал часы денные и нощные.
     Зело  был  царь  учен.  Знал  числительные  художества, в козмографии и
филозофии силен был...
     Распахнулся  на  нем  далматик.  Торчком  стоял  на  груди рыжий волос.
Насмешила  его  потешная  книга,  особливо  одна  ознаменка:  "Коркодил  ест
свинью. Коркодила бьют. Коркодилу бревно в челюсти кладут".
     Взял  любимую  свою  "Степенную  книгу"  митрополита Макария, отчеркнул
ногтем,  где  сказано  было:  "Кесарь  Август поставил государем на Прусской
земле  брата  своего  Прусса,  а  от  Прусса - четырнадцатое колено - Рюрик,
первый русский князь".
     Лежали  в  лукошке  под  кроватью  белые слепенькие котята. Достал царь
сразу двоих, улыбнувшись, поцеловал шерстку, поклал назад.
     Вошел,  весь  в черном, лысый сизобровый Елисей: - Чем нынче заниматься
будем, государь, алхимией, або звездословием?
     - Алхимией.
     Поклонился Бомелий, стал подле.
     - Что есть алхимия? - спросил Иоанн.
     - Ал-химия сиречь - древний Египет, понеже наука сия оттуда пошла.
     - Называй камни, которых не знаю.
     Вычел  по книжице магик: - Бадзадир-камень - иное лицо желто, яко воск,
иное  рябо,  яко змей: аще разотрут и посыплют на вкушение змеиное, место то
исцелеет.  Албогат-камень  -  червлен  и  светел- неодолимость в битве дает.
Камень-фероза  -  от  ядов змеиных и многих шкод. Рубины червленые - от снов
тяжких.
     - А что есть кровь человеков?
     - Погляди, государь, сквозь тело на свет. Кровь есть солнце сгущенное.
     Растопырил Иоанн узловатые пальцы - шевелился пятипалый в руке огонь.
     Еще  трое высоких кубчатых окончин положили сеточку: зелен лундыш-свет.
Человековидно  отбили  часы  пятнадцать  раз.  Вошел с поклоном Шкурлатов: -
Царю-государю  здравствует  хан Девлет-Гирей! Гонец из Крыма, государь, куды
звать?
     - В  Грановитую,-  усмехнулся  Иоанн  (поганые  были  у  него зубы).- У
крыльца постоит. А ты погоди. Девку ту куда схоронил?
     - Как приказано было: в тайнике под теремами сидит.
     Поднялся  Иоанн.-  Стеречь тебе ее денно и нощно. Известил нас Бомелий:
великая  в  ней  есть  сила;  мы  ею  лечиться  будем.  Чтоб  рук на себя не
наложила, гляди!
     Сказал  Шкурлатов:  - Еще, государь, пришла Сенька Горюна вдовая жонка.
Той  Горюн  для твоей государевой потехи медведя дражнил, и медведь его драл
и  ел.  А  ныне,  как  жонке  его  кормиться  стало нечем, и она бьет челом:
пожаловал бы ей што из твоей государевой казны.
     Молвил  Грозный:  - Таково скажи Горюновой жонке.- Царь-де и сам, што -
Горюн:  крымской  медведь  его  драть  хочет.  А  в  казне-де царь-сирота не
волен,- прибрали казну к рукам бояре. Пущай боярам и челом бьет!
     Запахнул  далматик,  пошел  с  обоими  на  Красное крыльцо. Завидел его
татарин  -  понял.  Хлопнул  ладонью  по  тубетею,  языком  защелкал,  тонко
закричал  нехорошие  дерзкие  слова.  Иоанн  надул  щеки, запыхтел на него и
сказал:  - Хочу великих и сильных в подчинении имети, а на хана твоего - нам
плевать!
     Подскочил  татарин  к крыльцу,- Шкурлатов его ногой пнул. Зашептал царь
на ухо ближнему боярину, сказал гонцу: - Ответ будет!
     Отвернулся тот, стал ждать.
     Вынес боярин коробок с печатью, кинул татарину.
     Пошел царь в опочивальню, и все - за ним...

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг