Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Прячет культяшки в карманы, а когда надо писать, поворачивается левым боком,
выставляет плечо, выдвигает из правого рукава две  розовые  косточки,  ловко
берет карандаш и пишет.  Он  даже  сам  застегивает  пуговицы.  Я,  наверно,
поддамся, только надо обоим перешагнуть через жалость. Ее между нами быть не
должно. А пока - есть.
     Детки все худенькие, много болезненных. Мальчиков чуть больше  половины
класса. Они все меня любят. Может, потому что я их люблю,  а  может,  потому
что многие без отцов или матерей. Я и сама без отца. В общем - все свои. Они
мне помогают, как у себя дома. Девочки  все  норовят  на  мне  повиснуть,  а
мальчики очень мужественно и грубо дают отпор моим ухажерам.
     Учителей, конечно, не хватает. Весь год вела свои предметы от случая  к
случаю, потому что главным образом приходилось преподавать "более нужные"  -
математику, химию, физику, русский язык. Сама не верю, что это возможно,  но
точно знаю, что ТАМ такое бывало и не во сне, и нередко.
     И вот -  лето.  Последние  уроки  мы  все  же  посвятили  моим  любимым
предметам.  Гриша  Прокопчик  принес  большую  трофейную  карту  Могилевской
области, правда, на немецком языке, но основы топографии мы с грехом пополам
разобрали. Даже - по трофейному же компасу-буссоли - прошли теорию  движения
по азимуту.
     И вот мы за деревней. Закрепление азимута на практике и полевые занятия
по  биологии.  Мы  поем,  мы  собираем  растения  для  гербария,  мы   часто
останавливаемся, чтобы взять ориентир по буссоли. Самые обыкновенные сосны и
березки  через  прорези  в  крышке  прибора  даже  мне   кажутся   какими-то
особенными. Это наш первый выход на природу, потому что все выходные и много
учебных дней пришлось  помогать  колхозу  в  весенних  работах.  Работали  в
телятнике и зернохранилище, перебирали картошку для посадки, а в поле нас не
пускали, потому что там каждую весну  что-нибудь  случается.  Как  бабахнула
противотанковая мина в этом году, слышали все. Тракторист  и  прицепщик  уже
месяц в больнице, легко отделались.
     И теперь мы гуляем по лесу, где уже поработали саперы. И знаем,  докуда
нам можно гулять и куда нельзя сворачивать.
     Ах, Вася, я жила в  этом  сне,  как  в  собственном  детстве.  Они  все
такие... Не знаю, какие. Такие, как я сама. Пятый  класс!  Человек  верит  в
чудеса, в неизбежность счастья, в достижимость любой цели  и  в  собственное
бессмертие!
     Я шла по тропинке, как пчелиная матушка, с  роем  девочек,  висящих  на
моих руках. Мальчики прыгали впереди. И вот  -  большая  поляна,  а  на  той
стороне - обгорелый танк, стволом в небо. Я ничего не успела! Мальчики,  все
девять, закричали "ура" и бросились через  поляну.  Они  бежали  вприпрыжку,
трава и цветы были им по пояс, и первая коротенькая мысль была у меня о том,
что скоро и сюда придут с косами и поставят здесь несколько стожков. Но  тут
же я  вспомнила,  как  безрукий  сапер-председатель  напоминал  в  последний
приход: "Если в лес, то только по тропинкам, а лучше  бы  и  вовсе  пока  не
надо". Они доскакали уже до середины поляны. Как раз до самой середины.  Они
очень шустро  скакали.  Плотной  стайкой.  Я  сделала  большой  вдох,  чтобы
закричать, вернуть их, но над поляной  уже  взлетела  грязная  тучка,  потом
воздух лопнул, потом  резануло  по  веткам  над  нашими  головами,  обсыпало
листьями и щепками, и девочки отпустили мои руки и присели. И завизжали. А я
стояла столбом и смотрела на тучку. И ни один из моих мальчиков  не  скакал.
Все куда-то делись.
     Я бросилась туда.
     Девочки завизжали вслед еще сильнее. Я точно знала, что они не  побегут
следом, и не беспокоилась за них. А мне нужно было  непременно  и  скорее  -
ТУДА.
     Метров за двадцать до места взрыва трава была выкошена или  повалена  -
бежать стало легко. Я вбежала в грязный круг. Среди минной вони и копоти все
они лежали неподвижно, срезанные, как травинки, как цветочки.
     Я должна была быть с ними. Я не могла без них.
     И вот я начинаю бегать вприпрыжку вокруг, точно так же, как бежали они.
Я изо всех сил топаю ногами и бормочу, очень  сосредоточенно  бормочу:  "Вот
она! Вот она! Вот она! Вот она!" Уже не бегаю, я скачу двумя ногами, будто в
классы играю: "Вот она! Ну вот она!" А ее нет, нет и  нет,  МОЕЙ  мины.  Она
здесь, мины по одной не стоят, здесь минное поле, а в  девочек  не  попадет,
проверено...
     Я замечаю краем  глаза,  как  убегают  мои  девочки.  Они  умницы,  они
приведут взрослых. А я тем временем найду... "Вот она, вот она!.."
     Я истоптала всю поляну, до самого танка, ничуть не устала, а  мины  все
нет. Вот уже по тропинке крадется машина,  люди  прыгают  через  борт.  Я  в
отчаянии, мне здесь нельзя, я к мальчикам...  Вот  она!  Меня  подбрасывает,
разрывает, мне легко, я бегу к танку вместе с моими мальчиками, трава нам по
пояс... Опять мина! Опять меня разрывает, еще легче мне... А люди  набегают,
прямо по минному  полю,  хватают  меня  и  ведут.  Я  стараюсь  вырваться  к
мальчикам, а они успокаивают, что все хорошо, все в порядке, мальчики придут
ко мне...
     Потом меня отпускают из рук, уже в больнице. Делают уколы,  я  засыпаю,
мне снится поляна,  танк,  мальчики,  я  бегу  вместе  с  ними,  нас  вместе
разрывает, мы вместе просыпаемся... Я одна в больнице.
     Окончательно я проснулась как безумная. Очень хотелось на минное  поле.
И я решила, что с меня довольно: это намек, чтобы выметалась, иначе душа и в
самом деле разорвется. Такэси с Розой уже перебрались в новое жилье, незачем
было ночевать в мастерской. И я вернулась в пирамиду.
     Однако оказалось, что мастерская вовсе ни  при  чем.  Сразу,  в  первую
ночь, я увидела такой же реальный сон, как под землей.  И  опять  нехороший.
Вот он.


     9. Сон о предательстве


     Идеальная семья. Все, что  только  можно  придумать.  Взаимная  любовь.
Полный достаток.  Отец  -  научный  работник,  изобретатель,  одна  стена  в
кабинете - вся в патентах. Сын - умница, красавец, матер спорта по  самбо  и
по парашюту, студент-физик, весь в отца. А я - мать. Мои  два  мужчины  меня
обожают, угадывают желания. Я - преподаю в музыкальном училище,  выступаю  в
филармонии и лучше всех  в  мире  готовлю.  Больше  всего  мы  любим  пиццу.
(Ей-богу, Вася, название запомнила, а как готовить - забыла). Есть эту пиццу
лучше всего горячей, все наши вечера  начинаются  с  ней.  Пицца  и  чай.  И
разговор под хорошую тихую музыку. Вот сколько надо для семейного счастья.
     Однажды сын задерживается в  институте  (он  защищает  диплом),  а  муж
приходит расстроенный и спрашивает, слушала ли я  радио.  Я  слушала.  И  мы
обсуждаем революцию в соседней отсталой стране (в какой - не помню).  Вместе
готовим пиццу на троих и говорим о международной политике - чем не прелесть?
Революционное  правительство  попросило   нашей   помощи.   Помощь   оказана
мгновенно - наши десантные войска уже в столице. муж  презрительно  говорит:
"Так торопились помочь, что успели раньше революции". Я слаба в политике,  я
прошу уточнить. Он взрывается: "Нечего уточнять, это не революции.  Это  НАШ
военный переворот. Теперь начнется НАША  оккупация".  До  меня  это  доходит
по-своему: "Не скажи это при Игорьке". Муж отвечает: "Разумеется. Это не его
грязь".
     Пицца уже холодная, когда возвращается Игорек. "Почему так задержался?"
"А вы слышали, что делается в...?" (Он называет ту самую страну).
     Разогреваем  пиццу.  Сидим  за  чаем,  обсуждаем  "революцию".   Игорек
настроен браво: "Мы молодцы. Воздушный десант показал, на что он  способен".
Отец поддакивает: "Десант - гарантия нашей  безопасности".  Сын  вспоминает,
как бы случайно: "У нас один сказал,  что  не  стоило  вмешиваться,  это  их
внутреннее дело". Я сразу: "А ты как думаешь?"  Игорек:  "А  мы  с  ребятами
считаем, что лучше пусть там будут  наши  войска,  чем  американские.  Между
прочим, говорят, что мы их опередили всего на шесть часов". Отец поправляет:
"А я слышал, что на четыре". Сын говорит: "Я рад, что вы все понимаете". Вот
это меня пугает. Я сразу пристаю: "А что случилось?" И он  выпаливает:  "Мне
там самое место. Я подал заявление".
     Будь проклята минута, когда мы с мужем договорились молчать!  Проклятье
мне - ведь это моя идея!.. Трясущимися губами: "Куда ты подал заявление?" "В
десант, мамуля! Завтра быстренько сдам экзамены по научному коммунизму  и  -
ручку на себя". Отец: "Но почему? Как же наука? Тебя  же  в  аспирантуру..."
Игорек, наш чуткий сын, почему-то не замечает,  что  на  нас  нет  лица.  Он
весело говорит: "Аспирантура никуда нее денется. Я, с моими данными,  сейчас
нужнее там!" Он имеет в виду свое самбо и парашютизм.
     Боже мой, мы сами этому его научили! Ему только намекнули: "Надо", и он
уже кричит: "Есть! Всегда готов! За мир во всем мире!" И оба мы  знаем,  что
не докажешь ему. Как же так: мы только что сами согласились, что  "надо",  и
уже отговариваем? Значит, нам личное выше общественного? Значит, мир для нас
не шире вот этих стен? Наш сын - вне этого...
     Игорек пишет нам оттуда веселые  письма.  Настоящая  работа,  настоящая
помощь людям в беде, настоящее братство.  На  фотокарточке  он  в  такой  же
форме, как его солдаты, у всех видим тельняшки - как у морской пехоты  в  ту
войну.
     Получили семь писем: три, три и одно. Следом пришел вызов. Отец полетел
встречать и привез металлический гроб, запаянный, даже без  окошка.  И  вещи
Игорька. Помогал ему бледный прапорщик, вся голова в бинтах.
     Я - не истеричка, у меня столбняк. Ничего не могу делать. Обошла вокруг
гроба, нигде щелочки не нашла и села, ноги не  идут.  Гроб  сразу  поставили
почему-то в  школе,  которую  кончал  Игорек.  На  крышке  -  портрет.  Дети
собирались, прапорщик рассказывал, как мой сын с пулеметом в руках прикрывал
отход товарищей, как его убил  бандитский  снайпер,  как  самого  прапорщика
задело, когда вертолетом вывозили тело Игоря с вершины, а  еще  один  солдат
при этом погиб. Дети спрашивали: "А вы бандитов  разбили?"  Прапорщик  молча
кивал.
     Вечером он сидел у нас, и мы молчали. Потом он сказал: "Мама,  отец,  я
вас прошу, давайте помянем командира. У меня тут есть с собой...  И  сделаем
одно блюдо, он меня научил..."
     Я так и сидела, а прапорщик этот Миша сам сготовил пиццу,  поставил  на
стол горячую, открыл бутылку водки, всем налил по рюмочке,  и  Игорю  налил,
отставил в сторонку. Выпили молча. Он закусил горячей пиццей, а я  не  могу,
слезы глотаю. И отец молча плачет. Тогда Миша вылил себе в кружку  остальную
водку, допил залпом и глаза у него стали смотреть куда-то вдаль.
     Отец спросил: "Почему запаяли? Зима ведь. Куда он ему попал?"
     Миша тогда застонал и отвечает: "Никакого снайпера не  было,  отец.  Вы
простите,  мама...  В  том  гробу  вашего  сына  почти  нет...  Вот  столько
собрали. - Показал руками две горсти. - Он вел колонну с горючим. На трудном
участке шофер головной машины испугался. Там всем бы крышка. Игорек - мы его
так звали между собой - Игорек пересел из бэтээра к нему в заправщик, выгнал
из-за руля, поехали. Тут же - засада. Гранатой подбили наш бэтээр,  половину
ребят - сразу... Машу командиру: прорывайся, прикроем. Он рванул. В него  не
попали, проскочил. Зажгли вторую машину, прямо рядом с нами. Пламя - во  всю
дорогу. Справа - пропасть, слева - стена. Колонна пятится за поворот. А  его
они встретили в километре за поворотом - там была вторая засада. Вышли прямо
на   дорогу,   наставили   гранатомет.   Он   шоферу:   "Огонь",   а    тот,
падла-мусульманин, выскочил из кабины, автомат бросил  и  -  руки...  Игорек
газанул прямо на них. Они его ранили и  пробили  все  колеса.  Хотели  взять
живым, он отстреливался, потом подорвал себя вместе с горючим". Муж спросил:
"Ты откуда все знаешь?" "Да тот подонок и рассказал. Мы вызвали вертолет, он
банду накрыл, а этого гада и еще двоих мы догнали.  Он  рассказал,  те  двое
дополнили. Он теперь в госпитале. Если  трибунал  докажет,  что  это  я  его
искалечил, меня посадят. Зато и он теперь... Жаль,  что  не  убил.  Сам  был
ранен..."
     Мы сидели до утра. Миша многое рассказал. Я об этих  ужасах  писать  не
могу. Одно только, самое для  нас  убийственное:  "Мы  с  командиром,  когда
притерлись, говорили откровенно. Он сказал, как сейчас помню, слово в слово:
"Предали нас, Миша. Не наше дело - здесь воевать.  Против  чужого  народа  и
чужой веры. Мы не победим". Но солдатам мы с ним этого не говорили.  Раз  уж
попали, зачем пацанам душу рвать, верно?"
     Тогда я, Вася, не выдержала и завыла.
     Он тут же встал, взял четвертую рюмку и сказал: "Простите, мама и отец,
это теперь моя чаша. Сегодня улетаю обратно". Выпил и ушел не прощаясь.
     А я так с воем и проснулась. Повыла еще всласть, кофе покрепче заварила
и поехала на работу, опять с опухшими глазами.
     Решила, если еще будут сны, пожалуюсь Такэси.
     И в следующую же ночь приснилось такое...


     10. Сон о страсти


     Запишу и пойду  жаловаться  Такэси.  Тетрадку  ему  не  покажу,  просто
перескажу сны.  А  этот  последний  и  упоминать  не  буду.  Это  все  такая
невозможная чепуха, такой бред,  что  даже  если  и  произошло  с  кем-то  и
где-нибудь, то уж точно не наяву, не в жизни, а в больном воображении или  в
наркотическом сне.
     Все происходит в стране, которая, по  моим  представлениям,  безобразно
богата и развита. Даже по сравнению с Лабирией. У нас в Лабирии просто  есть
все, что нужно, а там - полно лишнего. Видимо,  лучше  нас  решили  проблему
энергии, и у них электричеством, кажется, сам воздух пропитан.  Не  опишешь,
сколько у них всего электрического. Все движение -  за  счет  электричества.
Все усилия -  за  счет  электричества.  Весь  покой  -  тоже  электрический.
Реклама - повсюду, куда там Америке,  и  горит  круглые  сутки.  Лозунгов  -
никаких. Только помню два текста, напоминающих лозунги. Один - у дороги: "Не
врезайся без нужды". Это, наверно, для тех, кто за рулем. А второй - прямо в
небе, непонятно как написанный, то ли дымом, то ли облаками: "Лишнее  нужнее
нужного". Он висел утром над горизонтом, солнце освещало его снизу,  в  обед
его проносило над городом, солнце светило  сквозь  него,  а  вечером  солнце
опять освещало его снизу, уже из-за горизонта, и все  три  раза  он  читался
правильно - слева направо. И так - ежедневно, а погода всегда хорошая.
     Людей, конечно, изумительное количество, потому что работать  много  не
надо, все делает электричество и механика. И среди всех этих личностей есть,
конечно, одна, без которой мне - хоть пропадай.  Да  и  не  о  чем  в  такой
обстановке человеку думать, кроме как о  другом  человеке.  Так  живут  все.
Думают друг о друге и стремятся друг к другу.  Счастье  обладания  -  высшая
цель. И представь себе: совсем не скучно.
     Только в моем случае есть  одна  очень  серьезная  загвоздка.  Люблю  я
женщину. Люблю страстной, неутомимой любовью. И бог бы в помощь, да я и сама
женщина. А любовь-то у меня к ней - мужская.
     По тамошним порядкам и это не беда: любитесь на здоровье, как хотите, с
кем хотите, только с собой от любви не кончайте и не убивайте. А я  как  раз
на грани самоубийства. Мне мало этих женских взаимных штучек,  хоть  и  есть
там такие, что прямо не ожидала. Мне подай настоящую женскую страсть, и чтоб
мужчиной была я. И Диана, моя возлюбленная, хочет от меня того же - вот  что
самое страшное. Сам знаешь, Вася, если любимая женщина чего захотела, - вынь
до положь.
     И вот я мучаюсь. После страстного свидания мчусь неудовлетворенная  над
городом и посматриваю ледяным взором, во что бы вмазать самолетик,  чтобы  и
костей моих не собрали. Только это противно и не оригинально  -  так  многие
кончают. И никто не мешает: какая разница, от чего  ты  отказываешься  -  от
ненужной безделушки  или  от  жизни  -  твое  право  на  твою  собственность
безгранично, неоспоримо и неприкосновенно.  Между  прочим,  это  право  тоже
останавливает. Был бы запрет, я бы действовала поперек, а раз мое  хозяйское
право признается, я и поступаю по-хозяйски: без нужды не врезаюсь. Лечу  над
городом, потом над заливом (где все происходит, совершенно не  представляю!)
и думаю, что надо искупаться и подумать о своей несчастной жизни  на  мокрую
голову. Выбираю место, где не плавают, чтобы сесть прямо на воду. Народу  на
пляже что-то мало, и вижу я прямо на песке огненную  рекламу:  "Если  хотите
сменить свой пол, спешите" и адрес. А чтобы  не  возникла  мысль  о  ремонте
квартиры, даны два контурных изображения: женское и  мужское,  от  одного  к
другому - стрелочка, туда и обратно.
     Нечего теперь мочить голову и думать! Запоминаю адрес и даю полный газ.
     Ах, Вася, до чего же я налеталась в этих двух  снах  -  в  первом  и  в
последнем! Как жаль, что в Лабирии  не  признается  высший  пилотаж,  я  бы,
наверно, кувыркалась в воздухе все свободное время.
     От радости кувыркаюсь некоторое  время  над  заливом.  Ты  знаешь,  что
интересно: я в первом еще  сне  до  того  вжилась  в  самолет,  что  в  этом
кувыркалась запросто и выполняла одну фигуру, которую  еще  тогда  придумала
сама. Мне кажется, эти сны - не только чьи-то, но немного и мои.  И  они  на
меня тоже влияют. Например, пилотаж на маленьком самолете я  и  наяву  могла
бы, хоть сейчас.
     Влетаю в город, зависаю над стоянкой, которая поближе к нужному адресу,
ставлю самолетик на свободное место. (Кстати,  Вася,  у  него  интересное  и

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг