- Блядь ты, Светка, - сказал Краснов печально.
- Стыдно, Вася, так говорить. Ты не понимаешь. Я просто очень женщина.
Ну, сила во мне такая. От природы. Разве природа гадость придумает?
- Человек - весь гадость.
- Бедненький мой, - она потерлась еще и еще. - Ты так думаешь, потому
что в таком месте работаешь.
Она ласкалась все сильнее, и он уже готов был возобновить беседу без
слов, когда снаружи кто-то толкнул дверь и сразу начал стучать.
- Это Кешка! Быстро одевайся, я его задержу! - Светлана скользнула в
свой халат, запахнулась, завязалась пояском, а сама шептала: - Он ненадолго.
Забыл что-нибудь. Он уйдет. Давай сюда, за занавеску.
Она толкнула его к глухой стене. За занавеской обнаружилось что-то
вроде кладовки. Краснов поставил туда автомат и быстро одевался.
- Тихо сиди! Он убьет!
Краснов усмехнулся, помня, что патрон уже в стволе, и автомат на боевом
взводе. Он стоял в темноте за занавеской и слушал, как в сенях хозяйка
рядилась с мужем через дверь:
- Нет, погоди, это не Кешка... Я же слышу, вас там двое. Кто такие?
Стрелять буду! Гады, куда Кешку дели?.. Кеша, правда, ты? А кто с тобой?..
Не надо нам зека. Пусть уходит... Кеша! Они тебя в плен взяли!? Не пущу в
дом!
Потом звякнул крючок, легкие шаги Иннокентия раздались в избушке,
чиркнула спичка, звякнуло стекло керосиновой лампы, упала вода в чайник,
загудело в печи.
- Где ты его взял? - услышал Краснов голос Светланы.
- Однак-ко недалеко от тракта. С машины прыгал, ногу ломал. "Зачем
прыгал?" "Свободе жить хочу". Враг народа, однак-ко, не может свободе жить.
Ваське назад веду. Васька, однак-ко тридцать рублей будет давать.
- Иудина цена, - низкий, шепелявый голос из сеней принадлежал, конечно,
"старателю" Краснову.
- Эт-то мы не понимаем, - сказал ему Иннокентий. - А враг народа -
эт-то мы хорошо понимаем.
"Сбежал-таки разведчик из машины, - подумал Краснов, тайно уважая. -
Убил, гад, охранников и выскочил. Или оглушил? Какая, хрен, разница... Взял
ли оружие? Одежду? Вообще-то глупый побег. На Колыме нет умных побегов".
- Идиотское название, - устало ответил разведчик. - Ты сам подумай,
может ли народ быть врагом самому себе?
Краснов начал раздражаться. Глупый побег, глупое положение. Сам себе
подстроил штуку, гражданин начальник. "Старатель" сбежал, когда машина
прошла далеко за поворот, поэтому путь через заимку оказался для Коеркова
короче, чем по тракту.
- Сейчас почаюем и пойдем, - продолжал Иннокентий. - Васька Краснов
тебе будет рад.
- Никуда не пойду, - ответили из сеней. - Нога болит.
- Зачем ломал? - упрекнул Иннокентий. - Теперь, однак-ко, терпи.
- Хватит, натерпелся. Стреляй в меня, дальше не пойду.
- Пойдешь, однак-ко.
- Слушай, - раздалось из сеней, - ты на фронте был?
- Я был бронь, - ответил Иннокентий. - Соболь надо стрелять.
- Оно и видно. Со зверями и сам зверь.
- А вы что, фронтовик? - спросила Светлана, и тон ее вызвал у Краснова
ревность.
- Первые три года, - ответили из сеней. - ПДВ - слышала?
- Нет. Это где?
- Это везде. Парашютно-десантные войска. К немцам в тыл прыгать
доверяли, а побывал в плену - доверие кончилось.
- Почему? - Ее тон уже оскорблял Краснова.
- А потому что не подох там! - заорал бывший капитан Краснов. - Потому
что имел глупость убежать из концлагеря! Ты ведь знаешь, что такое
концлагерь?
- Нет.
- Как же? Рядом живешь и не знаешь?
Стало тихо. Во время этого молчания Краснов представил вдруг, что
сейчас он выйдет с автоматом наперевес... Нет-нет! Что он им скажет? Это
дико...
- Вы не сидите в сенях, - раздался сладкий голос Светланы. - Зайдите в
избу.
- Пусть, однак-ко, там сидит.
- Кеша, - в голосе такой мед, что Краснов убил бы ее сейчас, - мы не
фашисты. Товарищ за нас с тобой три года кровь проливал, в лагерях
намучился... А мы что ж...
Эти речи произносились натужно, с усилиями рук, ее горячих рук,
которыми она теперь обнимала парашютиста, втаскивая в избу. А ее груди
лежали у него на плечах.
- Враг народа, однак-ко, - тупо возразил Иннокентий.
- А ты - дурак Советского Союза! Он от вас, фашистов, спасался, и
плевали мы на вас! Ишь, вы, герои тыла... Хоть на одного настоящего бойца
посмотреть... Бедненький...
Ах, если бы она слышала, какими словами ругал ее сейчас Краснов!
Конечно, сделать ей за эту выходку ничего нельзя, да он и не собирался. Но
дура, дура, идиотища! Затеяла оставить на ночь поломанного доходягу. Да
представляет ли она, что это может довести до автомата? Тогда ведь не жить
никому - ни ей, ни этим двоим. Беглый зек убил Коерковых и погиб в бою с
подоспевшим капитаном Красновым - вот чем это кончится! Первой очередью -
десантника, чтобы не успел посмотреть в глаза, а потом этих, одиночными.
Вскрытия не будет. Из Кешкиного карабина - два раза в воздух... Это было
тошно вообразить. С этим, наверно, будет тошно жить. Но если Кешка сунется
за занавеску и обнаружит...
Долитый чайник застучал крышкой.
- Завари свежего, - сказал Иннокентий.
- Уже заварено, - ответила Светлана.
- Пошто так много заварила?
Сейчас догадается, что была не одна! Носом учует, зверина!
- Вас дожидалась! - ответила со злостью, так, чтобы больше не
спрашивал. И сразу к доходяге: - Вас как зовут?
- Александр.
- А по отчеству?
- Васильевич.
- Александр Васильевич, вам покрепче?
- Конечно! - в голосе усмешка. И тут же удивленно: - Ух ты, и сахар!
- Кушайте, кушайте! - ("Ах, кошка!") - Вот у нас есть мясо вареное, вот
рыбка, вот грибочки...
- А хлеба нет? - Робко так спрашивает, смущен, герой.
- Только оладушки, - ах, какое чувство вины! - Будете оладушки?
"Как стелет, как стелет! - думал в бешенстве Краснов. - Ты не забыла
ли, девка, за что тебя сюда сослали? Не тебя ли Кешка-дурак подобрал? Ну, я
выберусь отсюда..." И опять он кривил душой, потому что прекрасно понимал:
выберется и сделает вид, будто ничего не было, иначе она прогонит и впустит
к себе другого, хоть того же Давыдова, жеребца в центнер весом. Свято место
пусто не бывает, особенно здесь, посреди Колымского края...
- Вас там не ранило? - Она вопрошала дорогого гостя, вся на мед
извелась. - А вот еще чайку. Будете шоколад?
Попалась! Шоколад ей, дуре, сегодня принес Краснов! Ну, Краснов,
готовься к бою!.. Но она щебечет как ни в чем не бывало:
- Два года плиточку хранила, все случая ждала. Чтобы настоящему гостю.
Не съедите - обижусь!
Да-а, гостеприимство у этой русской потаскухи прямо якутское. Только
все наоборот. По местному обычаю гостю надо жену предлагать, а тут жена сама
себя предлагает, а муж... Краснов осторожно отодвинул край занавески,
надеясь на темноту. Так и есть: Кешка сидит, вцепился в карабин, сейчас
убьет обоих. А ей - хоть бы что:
- Вы, может быть, хлебнете спиртику? И лучше заснете. А на ногу сейчас
привяжем дощечки. Я в сорок втором кончила курсы медсестер.
- И на фронте была?
- Не пустили. Сказали, в ссылку пора ехать. Чесирка[1] я. Понятно? Еще
повезло, могли посадить.
Иннокентий зашевелился и стал грозен.
- А ты, Кешенька, выпьешь? - она уже заглядывала ему в глаза.
- Давай, однак-ко.
- Во-от, чокнитесь и выпейте... Давайте, давайте. В этом доме врагов
нет. Все - люди! Завтра - как хотите, как договоритесь, а сегодня я тут
командир. Та-ак, и я с вами... Ну-ка, за нашу Советскую Родину! Ура!
Выпила вместе с ними и продолжала тараторить, занимаясь ногой пленного:
- Кеша, Александру Васильевичу постелим в стайке, никуда он не убежит с
такой ногой...
- Запру, однак-ко.
- Ну, иди, разбери там да постели ему шкуру медвежью. Пусть поспит
по-человечески. - Прогнала мужа вместе с карабином и продолжала: - Вы не
думайте, что все звери тут. Я вам верю, потому что вижу. Вы - герой, и вы
это знаете. И знайте, что есть люди, которые вас считают героем. Кому по
службе положено, - повысила голос для спрятанного любовника, - те пусть
себе, врагом народа. А нам за это жалованье не платят, мы верим кому
хотим. - Кончила бинтовать, встала и вдруг с торжественным поклоном
объявила: - Дорогой Александр Васильевич! От всего простого народа спасибо
вам за победу! Будет еще и на вашей улице праздник. Я - ваша Родина, и я вам
верю. От имени Родины, - подскочила и расцеловала ему лицо. - Эти дураки
будут вас в лагере мучить, а вы меня вспоминайте, и вам будет легче.
Вошел хмурый Иннокентий, оперся на карабин.
- Пошли, однак-ко.
Разведчик с трудом встал, сестра милосердия подхватила его за талию, а
руку его правую забросила через свое плечо, чтобы ладонь поплотнее пришлась
на развратную грудь. Чтобы муж всего этого не заметил, заставила его
помогать с другой стороны, а то, что Краснов мог все видеть из-за занавески,
ее, конечно, не заботило.
Краснов хотел выйти вслед за ними и скрыться в лесу, но вспомнил, что
лайки Коеркова, хорошо с ним знакомые, обязательно выдадут. Пришлось
натянуть сапоги, перевести автомат на одиночный огонь и остаться на ночь.
Таких ночей у капитана Краснова еще не бывало. Ведь даже не заснешь! Он
знал, что храпит во сне: верный способ заработать от Кешки пулю. Спать после
долгой беседы со Светланой хотелось невыносимо. А ей, стерве, хоть бы что.
Сейчас еще при нем, назло, займется Кешкой, чтобы потом сказать: "Видал,
какой у меня мужик, не хуже тебя!" А уморит Кешку, еще в стайку сбегает, к
герою: долг от имени Родины... Краснов называл ее про себя "сучкой
двужильной" и множеством нецензурных слов, которых за годы работы с
преступниками узнал на целую энциклопедию.
Ругаясь шепотом, он стал ощупывать свое убежище с намерением устроиться
на всю ночь, чтоб было удобно и не простудно, а еще чтобы автомат ухватно
лежал под рукой. Тут он вспомнил о зажигалке. Она была на месте и загорелась
с первого раза. То, что он увидел, показалось странным. Он снова перевел
оружие на автоматический огонь и, вытянув руку с зажигалкой, шагнул в черную
пустоту. Рука уперлась в дверь с наброшенным крючком и без колебаний
откинула его. За дверью пустота продолжалась.
"Хитер Кешка, - думал Краснов, ощупывая пол выдвинутой ногой. - Ни разу
об этом даже не заикнулся. Наверно, он тут золотишко держит... Ишь, как
додумался: прикрыл избой пещеру!" Он все время ожидал, что вот сейчас
упрется в стену, однако прошел приставными шагами уже метров тридцать, а
конца пустоте не было.
- Теперь назад уже нельзя, - пробормотал Краснов. - Пока дойду до
занавески, они вернутся в дом.
Он прошел уже сотню шагов. Тоннель вел прямо. Краснов теперь не
сомневался, что где-то впереди есть выход. На свободу.
- Подошва этой сопки - метров пятьсот. Самое большое - полчаса ходу.
Он погасил зажигалку и двинулся ощупью, осторожно ступая, водя левой
рукой на уровне лица, трогая правой стену и усмехаясь тому эффекту, который
произведет, явившись в дом со двора. Он скажет: "Иннокентий! Ты, однак-ко,
на дальнюю заимку скоро собираешься?" Кешка скажет: "Однак-ко сегодня чуть
не ушел". "Хорошо, что не ушел, - скажет Краснов. - У нас из-под конвоя враг
народа сбежал, так ты смотри..." Тогда Коерков хитро усмехнется... А Светка?
Интересно... Да ничего подобного! Краснов немедленно отправится сейчас в
лагерь и ляжет спать. Только и всего. Зато завтра... Ох, разведчик,
пожалеешь ты завтра, что родился...
Краснов крался во тьме уже с полчаса, однако пещера не кончалась и не
кончалась. Стена под правой рукой, казалось ему, то уходила вправо, то
оттесняла влево. Ноги тоже принялись обманывать Краснова: то они натыкались
на каменный пол, будто шли наверх, то вдруг начинали его терять, и это
означало спуск.
- Не шахта ли тут какая?
Время от времени Краснов чиркал зажигалкой. Слабеющий огонек высвечивал
однообразно ровные стены со следами очень давнишней обработки и без
малейшего намека на то, что здесь кто-то бывает. Ему казалось, что пройдено
уже километра четыре. Но он не боялся. Раз нет ни одного бокового хода,
значит в крайнем случае можно будет завтра без труда вернуться. К этой
стерве.
Когда в зажигалке выгорел бензин, он, чиркая, сумел при искрах
разглядеть циферблат "Победы": было около трех. Сколько он прошел за семь
часов?
- Завтра посчитаем точно, - сказал Краснов. - А пока - отбой.
В пещере было немного душно и не так уж тепло, чтобы спать, но он
сделал единственное, что оставалось: расстегнул ремень с ножом, снял
телогрейку и снова опоясался, пристроив нож на животе, потом постелил
телогрейку так, чтобы на одной поле сидеть, а другая прикрывала бы спину, и
сел, вытянув ноги, упираясь спиной в стену, положив автомат поперек ног
стволом туда, откуда пришел.
Доброй вам ночи, капитан Краснов.
2. Если это не сон, то это ложь!
- Просыпайся, автоматчик!
Голос был Светкин. В глаза Краснову бил свет.
- Куда? - Краснов был еще наполовину во сне. - Зачем? Рано еще...
Он сначала узнал керосиновую лампу с отражателем, потом разглядел
красивое лицо Светланы, почти без следов усталости.
- Рано? - Она коротко рассмеялась. - Ошибаешься, начальник, уже
послеобеда.
- А почему темно так? - Краснов огляделся.
- Эх, ты...
Она присела рядом с ним. И тогда он вспомнил все мгновенно. Он в
бесконечном подземелье, сидит на каменном полу. Но Светлана?.. Ах, да, она
прибежала за ним. С лампой да знакомым путем - часа за два...
- Что, ушел Кешка? - спросил он спокойно.
Она молчала и пялилась на него как-то странно.
- Пойдем назад? - спросил Краснов.
Она мотнула головой, села рядом и погасила лампу.
- Да что такое? - Краснов нашел ее плечо, притянул к себе, и тут же
одна за другой ударили его несколько мыслей.
Сначала он удивился, что совсем не сердится на эту стерву, даже очень
ей рад. Потом он удивился близости ее тела и тут же вспомнил то, что сразу
не дошло при лампе: она была в одном халате. Значит, прибежала без всяких
сборов. И назад нельзя... Значит, Кешка... Вот оно что! Теперь Краснов
проснулся настолько, что вспомнил и про носки. Только сейчас о них и
вспомнил. Он целое лето мотал портянки на босую ногу, а вчера впервые, по
холоду, надел носки. И забыл их рядом с кроватью, когда прятался в чулан.
- Утром Кешка стал одеваться и нашел твои носки, - подтвердила
Светлана. - Я его толкнула и с лампой убежала. Спички были в кармане.
- Он что, дурак, стрелять хотел?
- Он стрельнул вслед, но промахнулся.
- Гнался?
- Он сюда боится.
- А ты? До конца ходила?
- Не-ет! Я даже досюда не ходила.
- А ты не знаешь, куда оно ведет?
Она не ответила. Она стала дрожать. Он прижал ее покрепче и задумался.
Но надолго его не хватило: думать было не о чем. Два выхода - либо идти
войной на Иннокентия, либо идти дальше по тоннелю. Ясно, что на первое
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг