тоже нормально. А теперь, если позволите, я проанализирую одно староверское
словечко, чтобы мы поняли, куда нас зовут. СЛАВА! Кто знает, что такое
"слава"? А? Вижу, почти никто. Объясняю. Слава - это преувеличенная
известность кого-то или чего-то, подогреваемая им самим и его славителями в
обществе. Что? Трудно понимается? Приведу пример. Представьте, что лекарь
Виктор Первый, который выступал сегодня первым (Оживление на площади),
вылечил множество людей, и они решили его отблагодарить. Стекольщики
изогнули трубки, газовики наполнили их нейтральным газом, электрики подали
энергию, и над пирамидой лекарей огромными красными буквами засветился такой
текст: "Слава Виктору Первому!" С восклицательным знаком. (Голоса: "Зачем?
Что за ерунда?") А теперь представьте, что я влюбился в выступавшую только
что прекрасную Светлану Корко. (Смех, свист). Но чтобы поухаживать за ней
тонко, я всюду начну писать и выкрикивать: "Да здравствуют футурографы!"
(Голоса: "А что это значит?") Это то же самое, что и "Слава футурографам!"
Что подумают обо мне люди? (Голоса: "В лечебню попадешь! На Остров Скорби!")
Вот видите! А ведь это лишь малая толика староверских штучек...
Сердитые голоса стали требовать, чтобы оратор извинился за неуместную
мистификацию или предъявил доказательства, что такое когда-либо было
возможно. Оратор сказал, что доказательства у него есть, но он не имеет
права их разглашать. Это вызвало взрыв возмущения, громко поминали Закон и
личном достоинстве...
- Идемте отсюда, - сказал Такэси. - Мы сегодня проиграли.
Митинг продолжал бушевать, но изменить общее настроение надежды уже не
было. Они выбрались с Пятака.
- Пошли в "Централ", - предложил Ганс.
- Все совпало, - Светлана вздрогнула. - Мы туда и собирались.
Скидан шел за ними машинально. Хорошо забытые, но весьма знаменитые,
весьма важные стихи не давали ему чувствовать себя так же легко, как эти
проигравшие староверы. Они поднялись на относительно пустой этаж, выбрали
стол поближе к буферу, заказали ужин на пятерых и переключили терминал на
программу " 7 - "Общественная жизнь".
Обычно главное место на этом канале занимала реклама по всем
направлениям: новые товары, новые блюда, новые адреса общественных служб;
можно было дать объявление о чьей-то смерти и позвать желающих на
кремацию... Ну и - полезные зрелища. Сию минуту, разумеется, шла прямая
трансляция с Пятака. Митинг там не иссякал, появились новые лозунги,
написанные вкривь - вероятно, там же, на месте: "История - ругательство!",
"Слава староверству, хе-хе!", "Не остановите!", "Пожалеете, да поздно бу..."
и так далее. На трибуне опять появились дискографы, снимали в упор
выступающих, а тех было уже двое, они кричали друг на друга в микрофоны и
подкрепляли свой крик недвусмысленными жестами: старовер патетически
простирал свободную руку вперед, а его визави небрежно тыкал большим пальцем
за спину. Видно было, как парень из "Скорой помощи", весь в белом, с
красными повязками на обеих руках, подошел к тем, что подняли лозунг
"Пнем!", и они послушно смотали свою тряпицу.
- Ишь! - сказала в их адрес Светлана.
"Нарушили закон об этике, - угрюмо подумал Скидан. - И тут же
испугались. Рабы! Живут в "свободной" стране, а где же свобода слова?"
Он сказал об этом вслух. Не согласились.
- От угрозы до исполнения - невелика дистанция, - сказал Иван.
- Свобода без культуры, - Ганс щелкнул пальцами в воздухе и пояснил -
п-ш-ш-ш...
- Много вы так добьетесь, - буркнул Скидан.
И вдруг его Светка заявила резко:
- Пойди, Вася, туда, откуда мы пришли, и там добейся.
Скидан вскочил. И эта стала... разумной!.. И Скидан вспомнил, наконец,
те настойчивые стихи из детства, что донимали его еще на Пятаке. Они были,
кажется, из разных стихотворений, но об одном. "Глупый пингвин робко прячет
тело жирное в утесах... Только гордый буревестник реет смело и свободно..."
И еще: "Безумство храбрых - вот мудрость жизни!.. Безумству храбрых поем мы
славу!.." Безумство храбрых невозможно, не нужно без славы, но славу здесь
отрицают и те, и эти... Он думал, что хоть эти трое здесь - борцы. Увы, та
же протоплазма, по Энгельсу. Но ведь они и Энгельса не знают, и теорий не
признают. Так, сами по себе. Больше всего боятся сойти с ума от безделья в
одиночке. Вас бы на прииск "Ударный", под охрану автоматчиков с овчарками...
Сознание раздваивалось и разрывалось, как в 36-м году, когда просился,
рвался в Испанию, убить хоть одного фашиста, а ему сказали: "Лейтенант, тебе
что, дома подвигов мало?" И он сражался дома со всей этой антисоветской
сволочью: с троцкистами, зиновьевцами, бухаринцами - со всеми этими
внутренними социал-фашистами, заговорщиками, поголовно, массово связанными с
иностранными разведками. Но стрельбы и подвигов не было. Были испуганные
обыватели в штатской или военной форме одежды. Они все поголовно врали о
преданности советской власти. Они врали так убедительно, так человечно, что
он им верил, и его сознание раздваивалось, а жить сразу в двух верах
человеку не дано, и его нервы слабели, и он докатился до лагеря, где все
просто: вот - мы, а вот - враги, и можно не вступать в губительные для
сознания контакты, а просто исполнять ДОЛГ ВЕРЫ... Что же с ним теперь? Вера
здесь у них или полное безверие? Или безверие - это тоже разновидность веры
и тоже требует усилий?.. За что ему ненавидеть их, самых близких? Или себя,
единственного?
- Овощное рагу перчить будем? - это включился терминал буфета.
- Да иди ты к е... - Скидан бросился из кафе. - Гады сытые, - бормотал
он на ходу, - вас бы к нам, в "Ближний"... Вас бы - к моему патефончику...
Он вбежал в парк и сел на первую скамейку. В голове стучало: "Безумство
храбрых - вот мудрость жизни". Из парка, со стороны Пятака неслось
многоголосо: "Хороши мы будем, если позволим себе и дальше не помнить
родства... Ах, вот как? Тогда вечуем: кто за разнузданность предков?
Прекрасный пример..." А сквозь все это плыла из нейтрального "Централа"
задумчивая музыка - чье-то безымянное сочинение, не выстраданное над нотным
станом, а просто пришедшее во сне какому-нибудь металлисту и на время
ставшее популярным. Музыка без автора, с одним только абстрактным для
местного жителя названием - "Последний караван".
Скидана трясло. Он не мог думать ни о чем определенном. Толпились
какие-то образы, подобные призракам в гроте у Такэси. Дрожали, проявлялись,
уходили в пространство... И успокаивали.
Да не во сне ли он живет? Уже не в первый раз пришла эта мысль. Он
уснул в кладовке у Кешки Коеркова и скоро проснется, сидя у стены, руки на
автомате. И надо будет идти к себе в лагерь, будь он проклят... И бегать
иногда к Светке... И мечтать о том, чтобы пришить Кешку и уйти со Светкой на
край света... Но край света близко, найдут и - под трибунал... Нет, нет,
проверено много раз. Если это и сон, то все тут снятся сами себе, и в этом
реальность их существования. "Чем ты помог Слиянию?" Единственная наглядная
агитация. Но зато наглядная... Они наперебой стараются слиться с природой,
только и слышишь: это природосообразно и, значит, хорошо, полезно, а вот
это - супротив природы и потому вредно. А покорение природы? А "мы не можем
ждать милостей от природы..."? Рабы! Рабы природы, рабы своих этических
предрассудков!..
Чертова жизнь, подумал Скидан. Пока был простым начальником лагеря, ни
сном, ни духом не ведал, что есть даже такое понятие - этические
предрассудки. До чего просто и хорошо жилось!.. А между тем только что,
капитан, ты назвал свой лагерь проклятым... Нет, голубь, жизнь всегда была
сложна. Это ты был прост. И простота твоя...
Светкина фигура возникла на дорожке, уверенно пошла в сторону его
скамейки. То ли подглядывала, то ли чуяла, где он... Села рядом. Все молча.
- Ну и что? - спросил Скидан.
- Ты отошел? - Светлана спрашивала не тем бабьим тоном, каким из груди
откуда-то стонала всегда: "Вас-ся". Она как бы договаривала то, что он
прервал своим уходом: "Иди туда, откуда пришел..." Еще таких командиров тут
не хватало. Скидан внутренне ощетинился и не ответил.
- Вася, я спрашиваю: ты успокоился? С тобой можно разговаривать?
- Смотря о чем.
- О деле.
Таким тоном она говорила, помнится, с Кешкой. Докатился, капитан...
- О каком? - Скидан сделал все, чтобы она не услышала нервов.
"А вот о каком", - ожидал он услышать. Но она холодно сказала:
- Нет, ты еще не успокоился. Пойдем-ка домой.
Последние слова прозвучали мягко, будто она что-то в себе переключила.
Подсела вплотную, прижалась, горячая:
- Вас-ся... Хватит на сегодня... Веди меня домой.
Он хотел встать, но она тяжело и сильно взялась двумя руками за локоть.
- Погоди. Сначала совсем перестань злиться... Вас-ся, нас ведь только
двое здесь... Никто не знает того, что мы знаем, правда?... Нам с тобой надо
быть... одной душой, правда... Везде вместе, везде заодно...
- Так что ж ты...
- Я сгоряча... Не сердись...
- Ладно, - он снова попытался встать, - пошли.
Теперь она встала вместе с ним, не выпуская локтя. И повела, то есть,
он повел ее домой.
Он всю дорогу ругал этот митинг, этих болтунов и это государство, а
она - молчала. И чай грела молча. И когда ужинали, молчала. Только
поглядывала с непонятным выражением. Виновато? Обиженно? Печально? С
жалостью? Если с жалостью, то к кому?
Когда поели, взгляд ее стал обычным, и она сказала:
- Вас-ся... Побеседуй со мной... Нет, отнеси меня...
Он спросил потом:
- Что там за дело было?
- А, это насчет ваших призраков. Такэси водил к себе в грот того парня,
после которого мы ушли с митинга.
- Ерунду болтал, - перебил Скидан. - Где они увидели поражение?
- Ты не все знаешь. Тот парень был старовером. Он был таким надежным,
что Такэси оставил его в гроте одного...
- Ну?
- Он там увидел что-то такое, что ушел от староверов. И стал их
противником.
- Чего же он молчит?
- Ну, Вася, ему нельзя. Он же обещал молчать.
- Кому?
- Ты как маленький. Он обещал Кампаю. Партийная тайна...
- Так староверы - это партия?
- Нет. Они и слова такого не знают. Да называй хоть и партией. Он им
обещал молчать. И будет молчать. Просто дал им понять, что и они знают не
все.
- Почему же он им не рассказал, что видел?
- Да кто ж его знает? Кампай говорит: вышел из грота сам не свой и
молча ушел. Разговоров избегает.
- Давно?
- За день до того, как они нас нашли в тоннеле. Но это неважно. Кампай
говорит, что хотел просить тебя...
- Встретиться с этим?...
- Да. Он работает в "Скорой помощи". Макс Нарук.
- Хорошо, попробую. Но не завтра.
- Конечно. Когда сможешь. И еще. Вася...
Скидан следил за ее тоном. Она была все же другая. Где-то внутри что-то
притаилось. Он злился на нее за это. И не понимал, что ЭТО такое.
- Ну?
- Вась, Такэси просит тебя не сердиться и ждет тебя завтра прямо в
мастерской. Если не придешь, сообщи ему.
- Приду.
- Ва-ась...
- Ну?
- А мне с тобой можно?
- А ты не была?
- Нет. Я хотела с тобой.
- Ну пошли.
- Только послезавтра, ладно? У меня завтра важное занятие с детками.
- А Такэси?
- Он сейчас каждое утро будет там. Он хочет понять Макса... Ва-ась!
- Ну?
- Я ему сказала, что твоя командировка откладывается. И надолго.
- А он?
- Ничего. Говорит: все, что угодно.
- Конечно, я для него экспонат.
- Мы оба тогда.
- Ну нет. Ты у них прижилась. А я - ни там, ни тут.
- Вась, не прибедняйся.
- Я чувствую, ты еще о чем-то молчишь.
- Да, - Скидан почувствовал, что она подвела к самому главному. - После
твоего ухода разговор был...
- Ну?
- Вась... У меня тогда сорвалось, а ребята приняли... слишком близко...
- Ты о чем?
- Только не обижайся, это слишком серьезно... Я сказала... Я предложила
тебе... вернуться... Помнишь?
- Да помню! Ну и что?
- Они сказали всерьез, что пойдут с тобой.
- А с чего они взяли, что я ТУДА вернусь?
- Вась... Я им сказала точно так же, этими же словами. А они ответили,
что справятся и без тебя: они уже все и так знают. Знают, где там что и что
надо делать.
Скидан выругался сквозь зубы.
- А что Такэси?
- Он промолчал. Он нехорошо промолчал. За них.
Вот это был подарочек! Идиотка! Не язык, а помело! Раздразнила
пацанов... Что они ТАМ смогут? Заурядная бандгруппа. Две роты автоматчиков
на проческу района и - самое верное - клич среди местных жителей. Даже не
успеют увидеть, откуда стреляли...
- Ах, ты, Светка, - он в горе сгреб ее и прижал к себе. - Что ж ты
натворила...
- Ва-а-ася...
- Все, молчи. Спать будем. Завтра...
Немного погодя он глухо позвал:
- Светк...
- Я не сплю, - ясный голос.
- А ты... вернулась бы ТУДА?
- Нет, Вася, - она не медлила ни секунды, - ни за что.
6. Миражи Скидана
Он проснулся рано и встал, не разбудив Светлану. Осторожно вызвал по
терминалу Такэси. Появилась на экране заспанная Роза:
- Привет, Василий. Что это вам обоим нее спится? Кампай уже ушел.
Светлана спала.
Он вызвал мастерскую Такэси. Тот появился мгновенно:
- Ты готов? Жду.
Светлана так и не проснулась, когда он ушел.
Полная стоянка свободных машин, гонка по пустому почти желобу дороги,
отстраненные мысли: "Много же им потребовалось бетона... А может, это не
бетон?" Пробежка по еще пустым перегонам Минспроса: " Даже неловко бежать
одному: как напоказ. Или это со всеми - напоказ? Свежий ветерок в
бесконечном скальном коридоре, дверь мастерской - сама нараспрашку. За
дверью - улыбающийся Такэси.
- Издалека услышал твои шаги. Тяжело бежал. Не выспался?
- Считай, не спал. Вы сошли с ума - идти через тоннель. Это
самоубийство.
- Забудь, хозяин! Светлане показалось. Просто ничего не значащий
разговор на случайную тему. Воображаемое приключение. Ведь даже ты не пошел
бы туда?
- Конечно, нет! Учти, Такэси: если это всерьез, то это верная погибель.
- Представляю. Даже в мыслях не держу... Но в грот пойдешь?
- А то, что я с недосыпу, - ничего?
- Даже лучше! Повышенная чувствительность, хорошо слышать будешь! -
Такэси достал плащ и бахилы, стал помогать наряжаться. - И вот что еще,
Вася. Когда ты там один и смотришь не чужое, а свое, резко усиливается
эффект участия. Мои миражи ты смотрел как бы со стороны. А теперь будешь как
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг