заглянул в комнату младшей сестры - сделать ей строгое внушение, что надо не
петь, а готовиться к предстоящему экзамену по исландскому фольклору. (В ответ,
увы, Стерженькова Татьяна показала старшему брату язык, он с большим трудом
сдержался, чтобы не применить меру физического воздействия.)
Потом крепкие, тренированные ноги легко спустили Мишу по лестнице до
первого этажа, и он ступил на асфальт, слегка даже пружинящий от июньской
жары.
Лес, начинавшийся сразу же за домом, манил тропинками, уходящими к реке, и
Стерженьков, сжимая под мышкой учебник, углубился в чащу.
Настроение его менялось, душа вновь наполнялась привычной энергией.
Предмет уже не казался таким трудным, с ним, без сомнения, можно было
справиться, как и с любым другим.
Изредка Миша совершал короткие, хлесткие рывки метров на тридцать - сорок.
Затем тропинка стремительно полетела вниз, к ленте реки, и Миша, мигом
раздевшись на берегу, с наслаждением вступил в воду и мощно поплыл навстречу
речному трамвайчику, поочередно меняя кроль, брасс, баттерфляй,
переворачиваясь на бок, на спину. Выйдя снова на берег, Миша выбрал тенистое
место, лег на траву и углубился в учебник с силами, которых еще полчаса назад
даже не подозревал в себе...
Да, в лесу учебный процесс пошел не в пример легче, решение, принятое юным
спортсменом, оказалось абсолютно правильным. Миша перекидывал страницы
учебника и за страницами словно бы воочию видел коротенькую фигурку
преподавателя теории техники толкания Ивана Васильевича Петрова, смешно
прыгавшего у доски, на которой он рисовал оптимальные траектории для полета
ядра, объясняя тенорком: "А если соревнование происходит, скажем, в Андах, то
здесь угол начального направления тот же, однако учитывается поправка на
высоту над уровнем моря... Если же соревнования в Вологодской области, тогда
иначе... И совершенно особое дело в городе Алма-Ате..."
И все эти формулы и траектории стали теперь доступны и понятны, постепенно
Миша даже увлекся - так бывает иногда, когда вдруг увлекаешься тем, что еще
недавно казалось скучным.
Время шло. Земля медленно поворачивалась вокруг оси. Наконец Миша закрыл
книгу и, чувствуя приятную усталость отменно потрудившегося человека,
перевернулся на спину.
Над лесом нависало огромное июньское небо, было тихо, слышно было, как на
другом берегу реки, в сельской местности, негромко бормотали куры и коза время
от времени пробовала свой голос. Миша Стерженьков глубоко вздохнул и прикрыл
на мгновение глаза, с наслаждением ощущая на лице солнечное тепло...
И вот только тогда размеренный ход явлений, привычных, обыденных, вдруг
сменился событиями непостижимыми и невероятными, много превосходящими в этом
даже самые необузданные выдумки.
Сначала раздался звук - он был тонким и похожим на комариный писк. Звук
возник где-то совсем рядом, и казалось, что до него можно было дотянуться
рукой.
Миша Стерженьков от неожиданности вздрогнул, сел и стал осматриваться по
сторонам. Ничего такого, что могло быть похоже на источник звука, нигде не
было видно,
Волнуясь, Миша стал осматривать окрестности еще пристальнее.
Звук, исходящий из ничего, между тем быстро менял регистры - спустя минуту
он стал густым и тягучим, словно пароходный гудок, хотя и приглушенный в
десятки раз, и оборвался на последней басовой ноте.
В то же мгновение в двух шагах от Миши в воздухе возникла ослепительная
вспышка, секунду спустя она погасла, и, на какое-то время потеряв зрение, Миша
вскрикнул и закрыл лицо ладонями.
Способность видеть возвращалась к Мише Стерженькову постепенно.
Сначала абсолютная темнота в его глазах превратилась в крупные цветные
пятна.
Пятна становились все мельче, дробились на части, обретая форму и
превращаясь в песчаную полосу берега, в стволы деревьев, в ветки и листья.
Миша Стерженьков с трудом поднялся на ноги и снова сел, чувствуя, что
голова его налилась свинцовой тяжестью. В ушах звенело. Зачем-то Миша встал на
четвереньки и снова стал осматриваться кругом.
Неподалеку от того места, где лежал учебник "Теория техники толкания",
прямо из воздуха, из ничего, проявлялось какое-то сооружение размером с
обеденный стол, не похожее ни на один из когда-либо виденных Мишей предметов -
решетчатое, с множеством углов, со сложным переплетением трубочек, проводков,
каких-то деталей, то геометрически правильных, то совершенно невообразимых.
Цвет неведомого сооружения быстро менялся: сначала он был голубым, потом
безо всякого перехода стал розовым и остановился на желтом.
Миша попятился, пока не почувствовал, что оказался в воде, тогда он
остановился и, ощущая, как сильно колотится сердце, стал наблюдать за
дальнейшим ходом явлений.
Очень ярко светило солнце. Раздавался негромкий плеск воды. На другом
берегу мелодично позванивал колокольчик козы. Везде и всюду все продолжало
идти по порядку, который сложился веками и всегда кажется незыблемым. Но
здесь, в нескольких шагах от Миши Стерженькова, происходило непостижимое и
неведомое - то, что неминуемо показалось бы причудливым сном, если б
бесспорной реальностью, ощущением неподдельным не была прохлада воды, в
которой Миша все еще продолжал стоять на четвереньках.
Неведомые явления между тем шли своим чередом.
Послышался лязг, откинулась вдруг одна из стенок сооружения, образовав
наклонную плоскость, и по ней медленно сползла на траву какая-то конструкция,
отдаленно напоминающая, как машинально отметил Миша, галапагосскую черепаху.
"Черепаха" не спеша объехала по кругу учебник и остановилась. Раздался
легкий свист, и неведомая конструкция ощетинилась целым десятком каких-то
упругих щупалец, похожих на антенны; покачиваясь из стороны в сторону, они
задумчиво потянулись к страницам "Теории техники толкания".
Миша закрыл глаза и открыл их снова. "Галапагосская черепаха"
удовлетворенно шевелила антеннами. Внутри "черепахи" явно происходила
непонятная, неизвестно на что направленная работа.
Потом конструкция развернулась и поехала прямо на Мишу. Он инстинктивно
попятился, но отступать дальше было невозможно: вода и так доходила до
подбородка. Можно было развернуться и быстрым кролем уйти к противоположному
берегу, но Мишей владело теперь полное оцепенение - он застыл на месте и ждал.
Щупальца потянулись к Мише. Секунду они оставались в вытянутом положении,
потом вновь закачались из стороны в сторону, снова раздался легкий свист, и
вдруг щупалец стало раза в два больше.
В голове у Миши Стерженькова был хаос. Мысли переплелись в невообразимый
клубок. Затем все из головы куда-то исчезло, и она стала пустой и очень
легкой.
Антенны зашевелились все сразу, и тогда внутри Мишиной головы раздался
шорох, похожий на тот, что издает иголка проигрывателя, когда кончается
пластинка.
Вслед за ним послышались звукосочетания, не имеющие никакого смысла. Строй
их быстро менялся, как если бы говоривший то и дело переходил с одного языка
на другой.
И наконец прозвучали первые слова на родном Мишином языке:
- Существо разумное, коренной обитатель планеты, данные автоматических
зондов это подтверждают.
Миша Стерженьков мотнул головой.
Антенны шевелились без устали. "Черепаха" напоминала теперь, скорее,
крупных размеров дикобраза:
- Это планета Земля, третья от звезды, которую вы зовете Солнцем? -
спросил кто-то в Мишиной голове, видимо сомневаясь.
- Земля, Солнце,- с трудом выдавил из себя Миша, облизывая пересохшие
губы.
- Планет очень много. Комплексные исследования грандиозного охвата. Ошибки
не исключены, хотя их никогда еще не бывало, - сказал кто-то в Мишиной голове.
Интонации были извиняющимися.
Миша устало кивнул и стал выползать из воды. Теперь им владело какое-то
странное оцепенелое равнодушие. Конструкция попятилась, сохраняя расстояние
между собой и Мишей неизменным.
В Мишиной голове снова возник чужой голос. Теперь его интонации стали
монотонными и даже какими-то скучными, словно бы он повторял вещи, которые
приходилось говорить уже десятки тысяч раз:
- Планета Шерра лиловой звезды Па-Теюк проводит комплексные исследования
по разведке разумной жизни в грандиозном районе Вселенной. Первый этап:
засылка автоматических зондов в районы, предположительно благоприятные. У вас
на планете выявлена разумная жизнь. Зонды здесь уже были, выяснено среди
прочего, что планету вы называете Землей, а звезду Солнцем.
Голос монотонно бубнил, и каждое слово накрепко оседало в голове Мишы
Стерженькова. Способность изумляться была им начисто потеряна, сейчас он
воспринимал, и только. Голос продолжал бубнить:
- На Земле начинается второй этап исследований - разведка непосредственно,
изнутри. Внешность землян и шерристян отлична друг от друга. Чтобы провести
второй этап незаметно для обитателей Земли, на мозг разумного обитателя
планеты будет наложена соответствующая матрица, после чего он потеряет свое
обычное сознание и приобретет сознание, склад мышления и все психические
свойства и способности среднего жителя планеты Шерра. Став как бы
шерристянином и смотря на все его глазами, разумный обитатель планеты начнет
аккумулировать в своем мозгу информацию об окружающем его мире. Собранная
информация в свое время будет изъята из его мозга. Землянин после этого безо
всякого вреда для себя вновь обретет привычное сознание. В случае
положительных результатов второго этапа исследований на Землю будет направлена
экспедиция шерристян для установления непосредственного Контакта.
Щелк! Все антенны одновременно втянулись в конструкцию, и она вновь стала
похожа на черепаху. Потом на ней распахнулись какие-то створки, и на
кронштейнах вперед выдвинулся небольшой сферический колпак ярко-желтого цвета.
Колпак остановился на расстоянии нескольких сантиметров от Мишиной головы.
Голос вновь забубнил:
- Время, после которого происходит полная трансформация сознания,- одна
сорок восьмая времени полного оборота планеты вокруг оси.
Мишей Стерженьковым все еще продолжало владеть оцепенение.
Колпак немного повертелся возле его головы, к чему-то примериваясь.
Послышалось негромкое и протяжное гудение, потом кронштейны сложились, створки
захлопнулись, и "черепаха" по наклонной плоскости вернулась на свое прежнее
место.
Оцепенело Миша Стерженьков пронаблюдал, как поднялась наклонная плоскость,
как вновь стали меняться цвета фантастического сооружения, как оно опять стало
таять в воздухе и превратилось в ослепительную вспышку, после которой раздался
густой, басовый звук, постепенно сходивший к комариному писку...
Все тише, тише, и вот звук угас совсем, и Миша Стерженьков один остался на
берегу, все еще стоя на четвереньках. И когда прошло это состояние оцепенения,
Миша обхватил голову руками, словно боялся, что она вот-вот расколется.
Потом он заметался по берегу, не зная, что делать, что предпринять.
И наконец Миша Стерженьков побежал прочь - побежал, забыв учебник и
одеваясь на ходу, побежал без оглядки и совсем не спортивно, даже еще не зная
толком, куда и зачем он бежит.
Похоже было, что Миша растерялся вконец... Ну, а как бы вы повели себя,
уважаемый читатель, как бы повели себя, если бы это вам спустя полчаса
предстояло стать инопланетянином среди людей, разведчиком далекой и загадочной
планеты Шерра из системы лиловой звезды Па-Теюк?..
Глава вторая
Виктор Витальевич Ворошейкин все взвесил, все обдумал и сделал логическое
умозаключение. Во всем, конечно, виновна была кошка Пенелопа. У кошки были
отвратительные манеры и ужасающие привычки. Для нее не существовало ничего
святого, и, уж во всяком случае, ей ничего не стоило забраться на письменный
стол, чтобы утащить с него бесценный клочок бумаги, содержащий блистательную,
неожиданно вспыхнувшую догадку о том, как именно древние эстуарцы обозначали в
своих текстах глаголы. Догадка была важным научным событием, крупным шагом
вперед в разгадке тайны эстуарского языка, замолчавшего тысячелетия назад, но
вот явилась кошка Пенелопа, любимица Марьи Ивановны, жены, и все теперь может
пойти насмарку.
Отчаянно вытянувшись на полу и орудуя длинной щеткой, профессор попытался
выгрести отвратительное животное из-под книжного шкафа, но кошка мгновенно
шмыгнула в другой угол кабинета и теперь насмешливо смотрела на
преследователя, уютно устроившись между египетской мумией и толстой кипою
карфагенских свитков. Виктор Витальевич с досады даже всхлипнул и, расслабив
на паркете тело, дал себе короткий отдых.
Звать на помощь жену было унизительно и недостойно. Некоторое время
профессор сосредоточенно думал, потом он сделал вид, что не обращает больше на
Пенелопу никакого внимания, и стал наблюдать за ней украдкой. Пенелопа подняла
белоснежную лапку и стала ее тщательно вылизывать. Клочка бумаги с бесценными
научными соображениями при кошке не было. Слегка удивившись, Виктор Витальевич
заглянул под шкаф, но его не было и там. Однако виновным в пропаже не мог быть
никто другой, кроме кошки (листочек только-только был под рукой), и Ворошейкин
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг