Аскольд Львович Шейкин
ТАЙНА ВСЕХ ТАЙН
Фантастическая повесть
Писатель - это воронкообразный фильтр
с высоким коэффициентом скважности.
Из выступления ученого-кибернетика
на симпозиуме по комплексному изуче-
нию художественного творчества. Ле-
нинград, отделение Союза писателей,
1993 год
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. У ПОРОГА ТАЙНЫ
Глава первая
Кирилл Петрович - академик, физик, математик, кибернетик,
лауреат Государственных премий. Ему лет шестьдесят. Он при-
земист, лицо грубоватое, с коричневой обветренной кожей. На
нем светло-серый костюм, белоснежная рубашка, черный капро-
новый галстук. Говорит он негромко. Задавая вопрос, делает
короткий жест правой рукой, словно приглашая вступить в
спор.
Но о каком споре может идти речь? Утром мне позвонили и
пригласили в Институт энергетики. Поколебавшись мгновение -
стоит ли ломать сегодняшний день? - я согласился. Не так уж
часто меня приглашают к себе академики!
И вот мы беседуем, сидя в его кабинете.
- Наш институт, - говорит Кирилл Петрович, - занимается
проблемой передачи энергии без проводов. Исследования идут
сразу в нескольких направлениях. Одно из них развивает лабо-
ратория, где вы сейчас находитесь. Она не очень велика, соз-
дана четыре года назад - срок, в общем, вполне достаточный,
чтобы более или менее узнать друг друга, сработаться...
Уже с первых фраз я все, мне кажется, понимаю: видимо,
какие-то достижения этой лаборатории решено выдвинуть на со-
искание Государственной премии. Согласно правилам, с такой
работой следует через газеты и радио ознакомить обществен-
ность. Сделать это и будет мне в конечном счете предложено.
Однако я не пишу очерков! Я пишу об ученых, но повести,
рассказы.
Слушая Кирилла Петровича, я понемногу осматриваюсь. Зда-
ние, которое занимает институт, очень старой постройки. В
дореволюционные годы в нем помещалась торговая фирма. Каби-
нет Кирилла Петровича, безусловно, остался от той поры. Он
поражает: дубовые панели, дубовый письменный стол и кресла
на драконьих лапах (и такие же лапы и красные и зеленые мор-
ды из гипса на потолке!) - роскошь самая купеческая, столь
колоритная и неповторимая в своей несуразности и размахе,
что я вдруг начинаю сомневаться в реальности происходящего.
Как может работать в таком кабинете современный ученый? Неу-
жели это не мешает ему? Что он за человек?
- Давайте, - говорит Кирилл Петрович, - продолжим наш
разговор уже после знакомства со всеми сотрудниками лабора-
тории.
У меня невольно вырывается:
- А нужно ли?
- Нужно, - отвечает Кирилл Петрович и добавляет, как бы
уговаривая себя: - Очень нужно.
Первое помещение, куда мы попадаем, миновав узкий и изви-
листый, тоже явно оставшийся от старины коридор, - это об-
ширный зал, блистающий стеклом и алюминием переплетов ги-
гантских, от пола до потолка, окон. Пол его на десяток сту-
пеней ниже порога. Мы останавливаемся у входа. У наших ног
лилипутскими небоскребами высятся голубовато-серые паралле-
лепипеды блоков счетной машины. Они окружают мерцающий сиг-
нальными огоньками полукруглый барьер. Это пульт управления.
Гудят вентиляторы, поет генератор звукового контроля: "уа,
уа, уа..."
И от порога я вижу сотрудников. Их трое. Все в белых ха-
латах. Высокий полный мужчина лет сорока сидит у пульта на
винтовом голубом стуле. Еще один мужчина - худощавый и суту-
лый - склонился над большим столом в дальнем углу. Молодая
женщина в неловкой позе, с рулоном бумажной ленты в руке,
стоит возле блока печатающего устройства. Все - словно зас-
тывший кадр кинофильма.
"Взволнованы моим появлением? Что за чепуха!" - думаю я.
- Это наша основная группа, - говорит Кирилл Петрович.
Высокий мужчина поднимается с винтового стула, подходит к
нам, протягивает руку:
- Рад познакомиться... Острогорский.
По всему его облику, по решительности движений, по спо-
койному прищуру глаз видно, что человек этот преуспевает и в
научной работе, и в личной жизни, и к тому же он наверняка
любимейший сотрудник Кирилла Петровича.
- Кирилл Петрович, - продолжает Острогорский, - Гордич
опять мудрит: вычисления за всю неделю - в корзину!
- Да, я знаю, знаю, - торопливо отвечает Кирилл Петрович.
- Так дальше нельзя. Мы только и занимаемся переналадка-
ми. - Острогорский вопрошающе смотрит на меня, безнадежно
машет рукой и умолкает.
И уже вместе с ним мы подходим к женщине. Она кладет ру-
лон на стол, глядит на свои руки - чисты ли? - здоровается.
Ей едва ли больше двадцати четырех лет. Красива она удиви-
тельно.
Дело не только в правильности и изяществе черт лица и
темно-каштановом цвете волос - моем любимом цвете. Просто я
как-то мгновенно понял ее и восхитился ею, как человеком
гордым и в то же время беззащитным изза доверчивости и мяг-
кости характера. Она, конечно же, из тех людей, которых с
детства задергали воспитанием. Выработали умение держаться,
развили чувство самоконтроля и вдобавок привили устойчивую
неуверенность в себе, которую на Западе называют комплексом
неполноценности, а у нас - застенчивостью молодого специа-
листа. Я всегда сочувствовал таким людям.
- Галина Тебелева, - излишне громко говорит Острогорский.
- Инженер-программист!
Женщина вздрагивает и распрямляется. Смущенная улыбка де-
лает ее еще красивее. Я ловлю на себе испытующий взгляд Ост-
рогорского. Он словно проверяет, какое впечатление произвела
на меня Тебелева.
Затем мы подходим к сотруднику, который склонился над
столом. Поглядывая на бумажку со схемой, он вставляет шпиль-
ки в отверстия квадратных пластин, разложенных на столе. Я
понимаю: он готовит для машины новую программу вычислений.
- Пуримов, - говорит Острогорский, - Новомир Алексеевич.
В его голосе снисходительность.
С минуту мы смотрим на Пуримова - на его исхудалое сосре-
доточенное лицо, на седоватые, будто пыльные волосы, на мя-
тый халат в пятнах ржавчины.
"Лаборант, - думаю, - пожизненный старший лаборант, убеж-
денный, что пройдет еще два-три месяца (или дня), он отложит
все неважные дела, которые выполняет по приказанию, займется
самой высокой теорией и перевернет мир. И потому сегодня он
ни в коем случае не должен терять время, отрываться от своей
лаборантской работы. Даже вот сейчас, когда к нему подошло
начальство".
Я оглядываюсь на Тебелеву. Она по-прежнему стоит возле
печатающего устройства и улыбается.
"Коллектив самый обычный", - решаю я, с трудом перебары-
вая желание еще раз посмотреть на Тебелеву.
Следующая комната, куда мы приходим, невелика, стены рас-
писаны красными, желтыми и черными треугольниками; в углу,
слева от входа, над батареей парового отопления, квадратная
клетка с большим попугаем на жердочке; три письменных стола,
заваленных книгами, научными журналами, кипами перетянутых
резинками библиографических карточек.
В комнате двое.
Длинный большеротый вихрастый парень в сером костюме си-
дит на столе, положив ногу на ногу. Женщина в белом халате -
очень смуглая, черноволосая, лет тридцати - стоит, прильнув
Щекой к оконному стеклу. Когда мы входим, никто из них не
меняет позы. Я догадываюсь, что здесь меня тоже ждали и
по-своему приготовились к встрече.
- Теоретики, - говорит Кирилл Петрович. - "Здравствуй" у
них не дождешься. - Он кивает в сторону женщины. - Вера
Мильтоновна Карцевадзе...
Женщина отрывается от окна, протягивает мне руку.
- Никита Аникеевич Вента, - продолжает Кирилл Петрович. Я
оборачиваюсь к парню, поклоном здороваюсь с ним. В ответ он
изгибается на своем столе. На лице его подчеркнутая серьез-
ность.
- Они высказывают бредовые идеи, - говорит Кирилл Петро-
вич, - группа Острогорского эти идеи обсчитывает. Ну а мы с
Кастромовым потом хватаемся за головы.
- А мы не хватаемся? - певуче спрашивает Вера Карцевадзе.
- Хватаетесь, если у вас растрепалась прическа, - отвеча-
ет Кирилл Петрович добродушно-ворчливым тоном и вдруг озабо-
ченно оглядывается. - Но где же Гордич? Мы договаривались:
сегодня быть всем!
- Гордич нонче в архиве, - отвечает Вента, глядя на меня.
- Они опьять (он так и сказал: не "опять", а "опьять") зама-
хиваются на устои гидродинамики...
"Гидродинамика - наука наук", - скрипит попугай.
- Теоретики - странный народ, - говорит Кирилл Петрович
уже в коридоре. - Только весьма молодые, житейски неопытные
люди могут мыслить теоретически по-настоящему нескованно. И
потому их всегда приходится принимать такими, какие они
есть. Попытки воспитать, конечно, удаются. Работать стано-
вится легче, они дисциплинируются, но - увы! - частенько при
этом теряют и счастливую способность мыслить не по шаблонам.
Очень сложно администрировать! - заканчивает он с извиняю-
щейся улыбкой.
Я отвечаю, что уже встречался с такими людьми, и вновь
думаю о Галине Тебелевой: как хорошо, что она работает под
началом этого Кирилла Петровича!
Тем временем мы входим в такой же обширный зал, как и
тот, где были недавно. В нем тоже счетная машина. Возле
пульта стоят три человека: сухощавый с резкими чертами лица
мужчина лет пятидесяти и две молодые женщины: одна - рыжень-
кая и веснушчатая, другая - высокая, темноглазая и темново-
лосая. Женщины переговариваются. Мужчина поочередно погляды-
вает на них. Из-за гула машины голосов нам не слышно.
Мы подходим. Разговор прерывается. Все трое улыбаются
нам.
- Группа контроля, - говорит Кирилл Петрович. - Елена
Константиновна Речкина...
Рыженькая женщина подает мне руку.
- Рада Григорьевна Саблина... Руководитель группы - Антар
Моисеевич Кастромов... И вы не смотрите, что эти дамы улыба-
ются, - продолжает Кирилл Петрович. - На самом деле они на-
род очень въедливый. Так, впрочем, и должно быть: группа
контроля!
- Покой нам только снится, - говорит Саблина.
И как подводит итог: в зале становится вдруг совершенно
тихо. Лишь через мгновение я соображаю, что Саблина тут ни
при чем. Просто вычисление закончилось, и машина останови-
лась.
Мы выходим в коридор.
- Осталось еще познакомить вас с Ириной Валентиновной
Гордич, - говорит Кирилл Петрович.
- С Ириной Валентиновной?
Я почему-то думал, что Гордич - мужчина.
- Да, - отвечает Кирилл Петрович. - И между прочим, за-
метьте себе: Острогорский и Гордич - единственная родствен-
ная пара в нашей лаборатории. Они муж и жена.
Я пожимаю плечами: мало ли родственных пар работает в ла-
бораториях?
Кирилл Петрович толкает дверь с табличкой "Архив" и про-
пускает меня вперед.
Длинную узкую комнату с пунктиром ламп дневного света
вдоль всего потолка занимают стеллажи с папками и письменные
столы. За, одним из этих столов (на нем лежит листок бумаги
и ничего больше нет) с карандашом в руке сидит женщина лет
сорока, невысокая, в ярко-красном платье.
Когда мы подходим, она встает и смотрит на нас, быстро
мигая, словно только что вышла из темноты на яркий свет.
- Ирина Валентиновна Гордич, - произносит Кирилл Петрович
торжественно, - или просто Ирина, как она просит себя назы-
вать. Наш главный теоретик и верховный неподкупный судья. И
вообще чудеснейший человек. Не хмурьтесь, Ирина. Я знаю, вы
не любите комплиментов. Но в моем возрасте их говорят с аб-
солютнейшим бескорыстием. Это единственное преимущество ста-
рости!
Он говорит, а я тем временем вглядываюсь в Гордич: тонкие
губы, узкие кисти рук, вся фигура по-спортивному подобран-
ная, осанка благороднонепринужденная... Ну а в целом... В
целом, пожалуй, внешность работника архивов, допущенного к
самым сокровенным государственным тайнам. Она с нами и в то
же время она далеко-далеко.
"О таком человеке непременно надо бы написать, - думаю я.
- Конечно, не документальный очерк, а написать о человеке
такого типа в романе, в повести, чтобы можно было свободно
домысливать, обобщать..."
Я вдруг чувствую ту взволнованность, которая всегда овла-
девает мной в предчувствии "настоящего материала".
Глава вторая
Когда мы возвращаемся в кабинет и усаживаемся в кресла, я
спрашиваю:
- Это все, кого вы хотели мне показать?
- Сотрудники, с которыми я вас познакомил, - после неко-
торого молчания отвечает Кирилл Петрович, - готовят лишь са-
мый первый, я бы сказал даже - прикидочный, вариант одного
из проектов. На этой стадии большего числа исполнителей не
требуется. Однако, думается, и в дальнейшем они могли бы иг-
рать основную исследовательскую роль. Среди тех, кого мы ви-
дели, два доктора наук и два кандидата. Не знаю, достаточно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг