Успенский. - Господин Грабин Алексей Владимирович, библиотекарь конгресса,
даже описание ее издал...
Он рассказывал о том, как росла библиотека. Но время шло, Егудин
старел и все чаще стал задумываться над дальнейшей судьбой своего собрания.
Революционные события 1905 года в Крутоярске напугали купца. Хотелось ему,
чтобы библиотека стала после его смерти достоянием родного города или
какого-либо большого университета и носила имя ее собирателя. Но при всей
своей начитанности Егудин продолжал оставаться, прежде всего, коммерсантом,
дельцом: мыслимо ли даром отдать то, во что вложены огромные деньги? К тому
же и материальные дела его пошатнулись.
После долгих раздумий Егудин решил предложить свою библиотеку
правительству. Запросил он много ниже ее действительной стоимости. Директор
Публичной библиотеки в Петербурге доложил царю и в ответ получил
"высочайшую" резолюцию Николая II: "Из-за недостатка средств отклонить".
Егудин поместил в газетах объявление о продаже библиотеки. Охотников
долго не находилось, потом прибыл представитель одного московского
мецената, что-то прикидывал, рассчитывал и, наконец, не моргнув глазом,
предложил очень скромную сумму. Егудин колебался. Чуяло его сердце, с какой
целью хотели приобрести библиотеку: пустив ее с молотка в розницу,
"меценат" мог выручить втрое.
Вот тогда и прикатил снова из-за океана господин Грабин, на сей раз в
качестве официального лица - заведующего "славянским залом" библиотеки
конгресса США - и принялся улещивать Егудина.
Геннадия Васильевича знали как человека в торговых делах прижимистого,
оборотистого, но далеко ему было до этого высокообразованного хищника
американской выучки! Грабин быстро раскусил мотивы и побуждения, двигавшие
Егудиным, его слабые струны и искусно играл на них. Он то проливал бальзам
на уязвленное купеческое самолюбие, с пафосом именуя его труды
"титаническим культурным делом", то заставлял еще и еще раз переживать
страх за судьбу своей библиотеки.
И это было далеко не все; у Грабина имелся в запасе еще один крупный
козырь.
- Вы знаете, Геннадий Васильевич, что при крупных политических
потрясениях (Грабив избегал прямого употребления слова "революция") в
первую очередь бывают обречены на гибель культурные ценности? Но это - в
худшем случае, В лучшем - вы рискуете лишиться своего собрания, не получив
взамен ничего...
Знал, куда бил, ловкий провокатор! При этом доводе Егудин даже в лице
изменился.
- Заверяю вас, Геннадий Васильевич, что в библиотеке конгресса ваше
собрание ни в коем случае не будет разрознено, - завершил свою длинную речь
Грабин. - Оно войдет в нее как единое, неделимое целое и составит украшение
"славянского зала". На какой бы сумме мы с вами ни сошлись, все равно оно
будет рассматриваться, как ваш личный дар американской нации. Можете быть
уверены, что западное просвещение оценит его по достоинству...
И уговорил!
Заколоченное в ящики собрание Егудина погрузили в семь товарных
вагонов, и покатилось оно без малейшей задержки через всю Сибирь,
Европейскую Россию и Германию на причал в Антверпене. Там книги перегрузили
на пароход... Егудин оставил себе часть рукописей да несколько сот книг,
которыми особенно дорожил.
- И много американцы ему заплатили?
- Какое! - махнул рукой старик. - Задарма продал, вовсе задарма -
пятьдесят тысяч долларов. Ведь самому-то ему библиотека больше полмиллиона
рублей стоила.
- А не помните ли вы, - спросил Максимов, - были в оставшихся
рукописях бумаги декабристов?
- Были. На них Геннадий Васильевич совсем случайно наткнулся. Стал
как-то разбирать ящик с книжным хламом, что я в Чите купил, потом кличет
меня: "Гляди-ка, Яков, вот так находка!".
- Скажите, не было ли среди этих бумаг завещания декабриста
Завалишина?
- Как? Завалишина? - старик, морщясь, напряженно пытался освежить
что-то в памяти. Потом вздохнул: - Нет, не упомню.
- Подумайте, мы вас не торопим.
Однако воспоминания расстроили старого книжника, он горестно качал
головой и все повторял:
- Извиняйте, не могу припомнить. Стар стал. Да разве все упомнишь...
Может, в музее знают.
Максимов и Чернобровин, поблагодарив старика, уехали. А Успенский,
погасив свет, долго ворочался на своем диване, кряхтел. Как открывшаяся
старая рана, мучило его сожаление об утраченной книжной Голконде1.
***
... А в это время полковник в своем кабинете досказывал старшему
лейтенанту Чернобровину то, о чем не догадывался старый букинист и что
являлось истинной подоплекой этой беспрецедентной сделки.
- Есть еще кое-какие материалы о судьбе егудинской библиотеки. Вот
описание егудинского собрания на английском и русском языках, составленное
господином Грабиным, - полковник положил на стол монографию, полученную от
Гольдман. - Обратите внимание: место издания - Вашингтон, год 1905. Она
выпущена еще до покупки библиотеки. Значит, там давно уже целились на это
собрание. Зачем оно понадобилось им?
- Культурная ценность? - высказал предположение Чернобровин.
- Как бы не так! Сама по себе такая библиотека, продаваемая за
бесценок, являлась, конечно, лакомым куском. Но все-таки не в этом соль.
Грабин сам проговорился об этом в своей монографии: "Библиотека г. Егудина
весьма богата книгами по Сибири - путешествиями, сочинениями по истории,
археологии и геологии Сибири". Среди рукописей имелись уникальные описания
Сибири и омывающих ее морей, там содержались указания на местонахождение
природных сокровищ, дислокационные документы. Вот что интересовало
американскую разведку.
Налицо диверсия, проведенная открыто и безнаказанно. Не было никакой
романтики - ни масок, ни потайных ходов, ни револьверов, ни отмычек. Из-за
невежества царя и тупости его чиновников, буквально на глазах, среди бела
дня "увели" за границу библиотеку, за которой утвердилась слава "сибирской
литературной Третьяковки", собрание, представившее национальную ценность.
Вот вырезка из журнала "Сибирские вопросы". Видите, что писали тогда
здравомыслящие люди: "В Америку увезена знаменитая библиотека г. Егудина.
Все тяжелые последствия этого станут еще более ясны будущему поколению...
Оно оценит этот факт и горьким словом помянет своих отцов".
- Как в воду глядели!
- Еще бы! Да, теперь стало куда "более ясно". Грабин сдержал свое
слово. Егудинское собрание, попав в одно из крупнейших книгохранилищ мира,
где насчитывается 35 миллионов различных печатных изданий, не растворилось
в этом океане книг. Вся литература и рукописи, касающиеся Сибири, были
тщательно отсортированы, а затем поступили в распоряжение известного рода
"специалистов" и "экспертов", чтобы служить самым темным и низким замыслам
против нашей Родины. Именно в этом тяжкая сторона совершенного
преступления. Вольно или невольно Егудин стал пособником тех, кто точит
зубы на богатства сибирской земли. Да что с Егудина спросить, когда само
царское правительство за гроши разбазаривало русские территории. Вспомните
хотя бы историю с продажей Аляски1.
- Все понятно, Ефим Антонович. Теперь и дело получает новое освещение.
- Безусловно. И Сухорослов становится на свое место. Казалось бы,
зачем ему завещание? Он только пешка, действующая по чужой указке. По своим
моральным данным Сухорослов - находка для врага. А кому нужно завещание -
догадаться нетрудно, ведь в нем содержатся какие-то ценные данные о Сибири
и бывших русских владениях на Аляске.
- Что же они хватились искать завещание только теперь, через полсотни
лет?
- На это может быть один ответ: только недавно в егудинских материалах
там, за рубежом, были обнаружены сведения о существовании такого завещания
и его содержании. Данные, надо полагать, не утратили значения до сих пор.
Игра стоит свеч, средствами решили не стесняться. Дело, как видите, далеко
перерастает рамки простой уголовщины и принимает политический характер. Но
тут уже не наше поле деятельности и надобно информировать органы
безопасности. Я сегодня доложу генералу. Но вы ни в коем случае не
демобилизуйтесь, продолжайте свое, время терять нельзя. Съездите еще раз в
музей, разузнайте возможно подробнее о завещании.
7. Первое свидание
В музее никто ничего не знал о завещании; такой документ ни по каким
инвентарным книгам не значился. Однако к помощи историков прибегать не
пришлось. Чернобровину позвонили из клиники и сообщили, что Ковальчук
окончательно пришла в себя и к ней может быть допущен следователь, но
только на очень короткое время. Захватив снимок последнего листа рукописи,
Чернобровин помчался в больницу.
Зинаида Васильевна лежала в отдельной маленькой палате. Теперь, когда
лицо Ковальчук не было залито кровью, она была очень привлекательна, даже в
рамке бинтов. На нежные щеки уже возвращался румянец, особенно хороши были
глаза - большие, серые, с длинными ресницами.
"Хороша, как божий день!" - подумал Чернобровин.
Ковальчук, заметив под халатом форменный китель, спросила тихо:
- Вы из органов?
Голос был грудной, мягкий.
- Да, - сказал старший лейтенант, садясь к изголовью.
- Вас, вероятно, прежде всего, интересует, кто был ночным посетителем
музея?
- Мы уже знаем это, - ответил старший лейтенант.
Она удивленно подняла брови:
- Он задержан?
- Пока нет. А что вы могли бы оказать о нем? Ковальчук на миг
задумалась.
- Мне мало приходилось сталкиваться с ним по работе.
- Что он представлял собой как человек? Как художник?
- Ну, какой же он художник. Это чересчур громко. Так, кое-каких верхов
нахватался, вообще - малокультурный тип. Зато с замашками стиляги и с
какими-то комичными претензиями на оригинальность.
- Вам не приходилось встречать его после увольнения из музея?
- Как-то в выходной день случайно увидела его на рынке. Он продавал
стенные коврики собственного изделия, знаете, такие - с красавицами,
розовыми лошадьми и лебедями...
- Да-а-а, - задумчиво протянул Чернобровин. - "Оригинальная" личность.
Докатился...
Ковальчук вздрогнула:
- Право, мне не только говорить, но и вспоминать о нем не хотелось
бы...
- Извините, Зинаида Васильевна. Оставим Сухорослова, сейчас важно
другое. Прошу не обижаться, но нам пришлось побывать в вашей комнате и
познакомиться с вашей рукописью, этого требовал ход следствия. Вы в ту ночь
сидели над своей работой, потом спустились в зал, оставив недописанную
страницу. Так?
- Да.
- Меня интересует текст этой страницы. У нас очень мало времени,
Зинаида Васильевна, и объяснять подробно некогда. Скажу кратко: эта
страница исчезла. Вы хорошо помните, что писали?
- Примерно.
- Не напрягайте память! У меня есть неполный текст, я буду читать его
вам, а вы подсказывайте недостающие слова. Речь идет о завещании
Завалишина. Вы цитируете высказывание декабриста Муханова: "Признаюсь, я
впервые встретил выражение воли, изложенное в столь...".
- Необычной форме...
Полностью восстановленный текст выглядел так: "Признаюсь, я впервые
встретил выражение последней воли, изложенное в столь необычной форме. Если
те, кому адресовано это завещание, сумеют прочесть его, то получат
чрезвычайно ценные сведения о месторождениях золота и нефти на Аляске, а в
Сибири - драгоценных минералов".
- Кажется, все? - спросила Ковальчук.
- Почти. Вот еще в конце. Вы указываете, что часть архива Егудина не
ушла за границу. "Следовательно, завещание должно было бы находиться..."
Где?
- Среди писем декабристов Якушкина, Беляева, Репина и других
рукописей, национализированных в 1920 году и вместе с остатками библиотеки
Егудина переданных Крутоярскому музею. К сожалению, этот интереснейший
документ не удалось обнаружить до сих пор.
Чернобровин вскочил:
- Как?! Не удалось обнаружить?!
- Ну да. Что вас так удивляет?
- Значит, завещание не найдено?
- Нет.
- И вы не знаете, где оно? - спросил Чернобровин с явным сожалением.
- Мне знаком в этом фонде каждый листок, относящийся к декабристам,
там нет ничего похожего. Не исключена возможность, что оно было сожжено...
- Кем?
- Это, видите ли, темная история, - сказала Ковальчук. - В 1918 году в
Москве, в квартире дочери Завалишина - Еропкиной, было уничтожено больше
двухсот писем декабристов, адресованных Завалишину. Там были письма Николая
и Михаила Бестужевых, Кюхельбекера, Оболенского, Трубецкого...
Обстоятельства, при которых погибли эти документы, точно не выяснены. Среди
них могло находиться и завещание. Это, впрочем, только догадка. А как
хотелось бы знать его содержание! Этот документ, несомненно, позволил бы
добавить яркие штрихи к характеристике Завалишина. Но я, кажется,
разочаровала вас?
- Что вы, Зинаида Васильевна! Безмерно вам благодарен. Еще один
вопрос: зачем вы спустились в зал?
- Я вспомнила, что давно собиралась взять портрет Завалишина (он,
кстати, долгое время тоже считался утраченным). Утром должен был зайти
фотограф и сделать с него для меня репродукцию. Взяла ключи и спустилась,
зажгла свет, подошла к шкафу... Тут я увидела Сухорослова, присевшего за
витриной. Я, кажется, закричала, стала вырывать у него папку...
В палату вошел врач, поглядывая на ручные часы:
- Хватит, хватит, товарищ старший лейтенант. Вы, надеюсь, выяснили
все, что вам требовалось?
- Да, почти. Еще раз спасибо, Зинаида Васильевна.
- Пожалуйста.
Она высвободила из-под одеяла руку и протянула старшему лейтенанту.
- До свидания.
Чернобровин не сразу выпустил из своей руки маленькую теплую кисть.
- Вы разрешите мне еще раз навестить вас? - неожиданно спросил он.
- Приходите, - сказала она.
С этого дня в личном бюджете старшего лейтенанта Чернобровина
появилась еще одна статья расхода: цветы.
8. "Голубой Дунай"
Полковник Максимов подробно изложил генералу все обстоятельства дела.
Выслушав, тот долго поглаживал ежик волос, курил, раздумывал.
- Так, так... Ясно. Конечно, данные по Сибири - лакомая штука для тех,
кто издавна рвался на русский Север. Однако близок локоть, да не укусишь!
Для них сейчас важно... что важно, товарищ полковник?
- Нефть, товарищ генерал.
- Точно, аляскинская нефть. Ее до сих пор на Аляске не добывают, а
только ведут весьма активную разведку нефтяных залежей. И занимается этим
военно-морское ведомство США. Так ради этого они не то что архивные
документы, а дедов родных из гроба поднимут...
- Безусловно, товарищ генерал. Отсюда и поиски ключей... в чужом
кармане.
- Ну, что ж. Вами, товарищ Максимов, и вашими сотрудниками сделано
много и сделано хорошо. Выло бы нецелесообразно на данном этапе следствия
выключать вас из дела. Нам надобно действовать параллельно, произведя
некоторое, так сказать, разделение труда. За вами оставляется честь довести
до конца уголовную линию с Сухорословым. Я целиком и полностью согласен с
вами: если он еще не завладел документом - этого, видимо, пока не
произошло, - то должен оставаться в Крутоярске. Продолжайте поиск...
Генерал привалился грузноватым телом к столу, повторил:
- Итак, Сухорослов - за вами. Нужно найти его во что бы то ни стало.
Но брать пока не следует. За спиной Сухорослова стоит некто, вдохновляющий
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг