обусловленность больше не будет иметь такую власть над ними. И
так далее. И тому подобное.
Тогда все казалось простым. "Дайте мне точку опоры - и я
переверну землю"... В этом возрасте все кажется простым и
доступным. Даже слова университетского преподавателя-религоведа
о том, что в триединстве "тело-душа-сознание" нельзя
недооценивать влияние какого-либо из проявлений, не убедили
Олега. Сознание превыше плоти и даже души, они должны быть
подвластны разуму - и точка. Если сознание прояснилось тем, что
поняло взаимозависимость, то теперь дело за малым - по
возможности свести к минимуму действие тела, рефлексов и эмоций
на чистый разум. Тем более, что рефлексы и эмоции - это слишком
животные категории, слишком естественные, чтобы быть не
отторгнутыми озаренным сознанием. А тело - так это и подавно
крепость, тюрьма для мозга. Именно из-за распада тела после
смерти погибает и информация, накопленная мозгом. Но ведь нет,
не бывает ничего ненужного в нашей жизни. Помнить нужно все.
Помнить душой? Как, если это животная категория? Значит, только
сознанием, ведь предки умели, умели это делать! Только
дальнейшее просветление...
Это было семь лет назад.
Через два года после окончания университета Курбатов
поступил в психиатрическую клинику с диагнозом "попытка суицида
на почве алкоголизма". Супруги пили, что называется, "не
просыхая": вначале от того, что все было хорошо и весело, потом
- от того, что всего не хватало, всюду было мерзко и пошло,
хотелось от этого отвлечься. Валерия спохватилась, хотя по
статистике женщины менее устойчивы к алкоголю и спиваются
быстрее, чем мужчины. Двое их детей были заброшены,, и в
Курбатовой шевельнулись угрызения совести. Денег на лечение не
было, да и два ангела - черный и белый, - ворочавшиеся в
проспиртованном болоте ее души, по очереди одерживали верх.
Иногда она бунтовала и не могла понять: зачем ей нужно бросать,
если она не алкоголичка?! Почему она должна отказывать себе в
маленьких радостях?! И так далее, и тому подобное - банальная
ситуация. Увы, далеко не из "ряда вон". Когда побеждал "белый",
он колотил крыльями и вовсю тащил душу в прошлое, в бирюзовые и
лазурные осенние дни с аккуратными, как у Куинджи, облачками и
золотыми листьями. "Вспоминай! - кричало что-то внутри. - Ты
говорила, что отныне привязанности плоти не имеют для тебя
значения и что дух твой способен справиться с любым соблазном.
Так приложи хоть долю усилий, освободи теперь хотя бы свою
плоть, а там будет видно!" И он посылал ей сны. Только в мире
иллюзий, свободная от тела и материи, она чувствовала себя
почти... почти... почти счастливой. И каждый такой сон
прерывался осознанием: ты еще не готова!
Наконец Валерии все это надоело. После очередного запоя
Олег осуществил крепко сидящую в его мозгу идею освобождения от
плоти и земной скверны, и поступил он вполне в духе человека,
дошедшего до точки: удавился на капроновой бечевке.
У Валерии был хороший предлог сменить двухкомнатную
квартиру, где все это произошло, на развалюху-однокомнатную с
доплатой. Куда ушли все эти деньги, объяснять, наверное, не
нужно. Ни Сережка, ни маленький Толька их, конечно, не увидели.
После пресловутого августовского кризиса 98-го Сережка сбежал
из дома. Говорят, в конце осени кто-то видел его на вокзале.
Трехлетний Толька тогда еще держался своей алкоголички-матери,
которая то ревела, как белуга, слезами раскаяния, обнимая его и
терзаясь от собственной материнской несостоятельности, то
напивалась, била его или игнорировала. Трижды ее собирались
лишить родительских прав, но она божилась и клялась, и ей
почему-то верили.
Так они и подошли к рубежу веков и тысячелетий...
Однажды, погожим весенним вечерком, в их обшарпанную дверь
залихватски постучали: "тук-турутуктук- тук-тук!" Казалось, с
таким стуком должно было приходить само счастье...
Опухшая от очередного запоя Валерия поднялась с
продавленного дивана и хрипло окликнула сына. Толика не было, и
ей пришлось ползти к двери и открывать самой.
На пороге стоял парень лет двадцати семи в поношенной
матерчатой куртке и потертых джинсах...
"Здравствуй, дикарь! Вот ты и стал моим избавителем!
Кстати, ты не замечаешь, что держишь меня вверх ногами? Все бы
ничего, да только в материальном мире я такие штучки не намерен
спускать никому!"
А рабочий все вертел в руках огромную куклу, перепачканную
землей и с оторванным лопатой рыжеволосым скальпом. Хотел
отбросить в сторону, но случайно заглянул в стеклянные глаза...
На лице неожиданного гостя играла приветливая улыбка.
- Валерия Владимировна? - спросил он. Зубы его выступали
вперед, как у коня, и, словно вправляя их, он прижал ладонь ко
рту. Выражение лица отладилось.
- И что? - Курбатова держалась за дверь, соображая, кто это
такой и что ему нужно.
- Ваш сын гуляет во дворе.
- Знаю, а вам что за дело? Это мой сын. Я отпустила его. Он
что-то набедокурил?
- Нет-нет! - незнакомец снова обаятельно улыбнулся и снова
"вправил" зубы на место. - Можно?
Она покачнулась и впустила его в грязную прихожую. Однако
парень прошел прямиком в комнату.
- Чего вам здесь?.. Вы снова по поводу...
- Успокойтесь, Валерия Владимировна, я не по этому поводу,
- усмехнулся незнакомец и открыл форточку.
Курбатова решила - черт с ним - и вернулась на свой диван.
Ноги дрожали, душа просила выпить. Парень с интересом
разглядывал ее, но в бледно-голубых глазах его не было даже
намека на осуждение, и это расположило к нему Валерию. Ни
осуждения, ни презрения, ни жалости. Всем бы так - понимать,
как ей несладко, и не читать дурацких лекций о вреде
алкоголизма...
- Я предлагаю вам сделку на взаимовыгодных условиях,
Валерия. Меня зовут Марк. Сразу скажу: я не сектант, не
педофил, не извращенец и не убийца. К органам правопорядка я
тоже не имею никакого отношения. Я - простой рабочий. Такой же,
как миллионы в стране деревьев с белыми стволами... Толик, ваш
сын - такой же заброшенный ребенок, как миллионы... Никому не
будет плохо, если некоторое время один из миллионов погуляет
возле дома с другим из миллионов...
- Как это - погуляет? - не поняла Валерия. Для ее мозгов
такая простая схема была слишком нереальной. Просто -
погуляет?! Ему от нее что-то нужно, просто так даже чирей не
садится...
- Ну, как это - как это... - усмехнулся Марк и взглянул в
окошко, затем ковырнул пальцем в засохшей земле комнатного
кактуса, который все еще каким-то чудом продолжал жить на
подоконнике. - Приблизительно так, - он лизнул испачканный
палец, покривился и вытер его о пыльную занавеску, - так,
приблизительно: беру я вашего сына за руку, мы спускаемся по
ступенькам, выходим на улицу. А после мы топаем куда глядят
глаза. Правда, каждый вечер я неизменно возвращаю его в...
гм... лоно семьи. Вы не станете со мной спорить, Валерия
Владимировна?
- А мне что с того? Хоть сейчас... - ляпнула она и
пожалела, что рано согласилась не подумавши: из этого, пожалуй,
можно было бы извлечь какую-нибудь выгоду...
- Вы не совсем поняли меня, Валерия Владимировна. Вы должны
убедить Толика в том, что я - его отец...
- Че-е-его?! - Валерия вылупила на него выцветшие глаза.
- Он ведь не помнит вашего мужа? Может быть, кто-то и
сказал ему, что именно случилось с Олегом, мир не без "добрых"
людей. Но в возрасте Толика легко веришь хорошему, потому как
хочешь в это верить. Я обязуюсь даже приодеть его...
- Слушай, а не пойти ли тебе отсюда, Марк или как там тебя
еще?!
Тогда он усмехнулся и вытащил то, что скрывал не то под
курткой, не то в рукаве - во всяком случае, Валерии показалось,
что запечатанную бутылку водки он сотворил из воздуха, но не в
этом суть. Это была она - родная, беленькая, по которой
исстрадался изношенный организм. Курбатова впилась в нее
глазами и прямо затряслась.
- Вы не поняли меня, Валерия Владимировна. Все будет в
полном порядке. Все будет решительно хорошо, обезьянка...
Воины приняли лезвия мечей к правому плечу и вытянулись по
струнке. Владыка прошел меж ними, и ни одно каменное лицо не
дрогнуло, ни один безмятежный, устремленный вдаль, взгляд не
замутился.
Он, лучший ученик, тоже стоял и глядел на самую яркую
звезду над небосклоном. Но внутри него все переворачивалось:
как ни бился, он не мог понять замысел и правоту своего
господина. Владыка прав, он должен быть прав, он не может не
быть правым... Но... Так где, где, где ответ?!
И взмыли в воздух крылатые стальные ладьи. И начался бой,
тысячелетний, с короткими передышками, но без перемирий...
"Где колесница Арджуны? - подумал лучший воин. - Я должен
сделать это для него и навсегда покончить с сомнениями... Где
колесница Арджуны?"
Его ладья мчалась над облаками, обгоняя ветер. Огненные
смерчи вырывались из земли там, где проносился он, словно
планета, погибая от его рук, пыталась в отместку схватить
обидчика раскаленными щупальцами, которые создал разум, а
высвободило невежество.
- Я НЕ ХО-ЧУ!!! - вдруг закричал он, заставил свою ладью
кувыркнуться в воздухе и стремительно полетел навстречу Дракону
Ночного Света.
Обезумевшие от страха и неожиданности глаза Дракона,
кровавая вспышка и - тьма...
Действие снотворного закончилось. О, лучше бы он не
просыпался!.. Лучше бы эта вспышка во сне сожгла его и в
реальности, как ту несчастную птицу!
Андрей дотянулся до выключателя и зажег ночник. Зачем ему
свет? Темнота была естественнее и не так будоражила воспаленный
разум. Теперь он знал, что, будучи зрячим, сейчас увидел бы
окружающие предметы - стол в правом углу, два кресла,
магнитофон... Чего не увидел бы - телевизора.
Всё. Андрей поднялся. Больше он не проведет здесь ни дня.
Ни здесь, ни вообще в Германии. А ведь он всегда преклонялся
перед Западной Европой...
Куда угодно, куда глаза глядят... А куда они глядят? В
пустоту и вечность. Вот туда тебе и надо, двойник - в пустую
вечность. В вечность пустоты.
Андрей встретил утро в аэропорту. Он всегда ненавидел
бездействие и вот теперь был обречен на него. Три года без
глаз, два года - в больничной тишине и покое. Два витка Земли
вокруг Солнца, пора бы свыкнуться. Но Андрей не мог. Реальность
он видел несколько часов назад. Все, что происходило сейчас -
бред. С ним не могло такого произойти!..
Обострившийся слух по привычке улавливал все, что звучало
вокруг. А иначе нельзя. Слыша участливые нотки в голосах
окружающих людей, Скорпион сжимался от внутренней боли. Только
не жалость! Не оскорбляйте меня жалостью!
Ровный голос немецкого диктора давал рекламную информацию.
Смысл медленно достигал мозга и оседал в нем, как не нужное
барахло - и выкинуть почему-то жалко, и пользоваться не будешь.
"Поездка в Египет и Арабские Эмираты"... Интересно, какой
дурак поедет в Египет или в Эмираты? В Египет?.. А почему,
собственно, нет? Мой выход, как говорится. Какая мне разница,
куда ехать? Только не здесь...
- В Египет, - сказал он в вероятное окошко вероятной кассы
и представил себе обрюзглого мужчину средних лет с внешностью
типичного прилизанного бюргера; пусть он будет таким, этот
"истинный ариец", последний привет опостылевшей Германии. Это
похоже на детский злорадный порыв пририсовать усики и рожки
ненавистной училке на групповой фотографии с классом.
"Бюргер" женским голосом уточнил, куда именно, причем очень
и очень вежливо. Тьфу, черт!..
- На ваш вкус, фройляйн. Мне все равно... - ответил Андрей
и вдруг четко представил себе ее мысль: "Сумасшедший
русский!.."
Тем не менее, препираться "фройляйн Бюргер" не стала и
услала Скорпиона в Каир.
Что ж, Каир так Каир...
ПЕРВАЯ РЕАЛЬНОСТЬ
Кулаптр сделал последний стежок и обрезал нить.
- Ну, давай-давай, бродяга! Очищай-ка стол! - он промокнул
тампоном окровавленную шкуру вокруг свежезаштопанной раны и
подтолкнул Ната в бок. - Жить будешь. Может, может, ума тебе
прибавит. Бросишь наконец с местными шавками свары
устраивать...
Волк тяжело спрыгнул на пол и, прихрамывая, обошел хозяина,
чтобы сесть слева от него, потому что стоять у него не было
сил. Боль в ране была почти невыносимой.
Ал потрепал его по холке и благодарно коснулся плеча
Паскома.
- Идите, разбойники! - отмахнулся целитель. - Идите с глаз
долой!
Но взгляд его был отнюдь не сердитым, как и все лицо -
смуглое, замечательно круглое, почти без морщин. Раскосые
черные глаза смотрели с лукавством, и потому не верилось, что
этому человеку может быть более полутысячи лет. И черные
волосы, и забавная жиденькая бородка... Наверное, истинные
мудрецы и должны быть именно такими...
Дома волк доковылял до своего коврика, споткнулся и с
утомленным ворчанием, глухо стукнув о пол суставами, улегся,
чтобы перевести дух.
Между тем Ал, думая о чем-то своем, ногой поправил
завернувшийся край подстилки, ушел на кухню, налил в
керамическую миску воды и вернулся, чтобы напоить пса. Нат уже
дремал, завалившись на бок и вытянув на полкомнаты длинные лапы
с проступавшими под светло-серебристой шкурой сухожилиями.
Астрофизик присел возле него и приложил руку к его широкому
круглому лбу. Нат прянул ухом и вздохнул, но глаз не открыл.
Ал оглянулся и кашлянул. Никто не слышит - можно и
поговорить. Эх, псина, способен бы ты был еще понимать...
- Больно тебе, старик? Вижу... Кто же тебя гонит драться со
здешними... как их называют... собаками... Не обращал бы ты на
них внимания, Натаути... Они ведь убогонькие, Природа и люди
над ними вон как посмеялись - не то волки, не то крысы... - Ал
усмехнулся: слышал бы его сейчас Тессетен - вот бы повеселился!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг