как бы отрицательно покрутил головой, дескать, нет, и
пришибленно прижал больное ухо.
- Сейчас допишу - и поедем куда-нибудь. Подождешь?
Да, было бы куда лучше, посиди ты дома. Охота мне была с
больным боком тащиться за тобой!.. Хотя, может, оно и к
лучшему: ушиб лучше расходится, когда двигаешься. По крайней
мере, глухая и нудная боль становится менее глухой и не такой
нудной.
Волк поднялся и пошел за нею. Танрэй уселась и снова
занялась своими бумажками. Нат привалился к ее ногам.
- Натаути, мне и так жарко! - но, видя, что бороться с этим
бессмысленно, молодая женщина поставила ступни на его ребра.
Волк закрыл глаза от блаженства: легкие ножки хозяйки, когда
она увлекалась своим занятием, елозили по шкуре и разминали
ноющий ушиб.
Наконец она встала и причмокнула губами:
- Идем, песик!
Пёсик... Хорошо тебе, ты не видела своего "песика" сегодня
утром... И пару дней назад, когда он с горящими желтыми глазами
набрасывался на несчастное рогатое животное, валил его на землю
и впивался огромными клыками в пульсирующее, стиснутое ужасом,
горло, а затем рвал, рвал кусками, клочками, пока не насытил
жаждущую плоть и пустой желудок... Тебе не грозит этого
увидеть, хозяйка.
Нат окинул взглядом ее слегка округлившуюся фигуру и нашел,
что она ведет себя, как здешние жительницы, которые, будучи в
"священном состоянии", не отрезали себя от кипучей деятельности
и не ходили, как многие цивилизованные оританянки, подобно
керамическим изделиям - такие и тронуть страшно: вдруг
рассыплются? Он одобрял это, но её-то, конечно, меньше всего
интересует мнение волка.
Ну, идем, так идем. Куда?
На улице Танрэй встретила одного из своих учеников, Ишвара.
Тот подошел к ней и слегка поклонился, как это делали мужчины
на просвещенном Оритане:
- Будь здорова, атме! - сказал он и показал книги. - Я
хотел сдаваться...
Танрэй стало смешно. Вообще день сегодня какой-то
несерьезный, а тут еще и Ишвар, который упорно пытается
научиться языку ори и в связи с этим ломает собственный язык.
Он способный ученик: именно в нем Паском практически сразу, без
заминки, определил наличие древнего "куарт" с Севера, Атембизе.
- Ты хотел, наверное, сдать урок? Но я сейчас планирую
прогулку и не буду против твоей компании, - нарочно медленно и
растягивая слова, чтобы он мог отделить одно от другого,
произнесла Танрэй.
Ишвар опечалился:
- Атме сердится на меня?
- Почему?! - но она уже поняла, что слишком сложно
закрутила фразу, и поправилась: - Идем с нами, Ишвар...
Лицо туземца прояснилось:
- Атме уже не сердится?
Нат фыркнул. Тут коту облезлому понятно, что она и не
сердилась. Неужели так трудно выучить речь, на которой говорят
хозяева? Ему, несмышленышу, уже через год от рождения были
известны все слова ори.
Но Танрэй не знала, о чем думает волк, да ее это и не
беспокоило. На улице было прохладнее, чем всегда, правда,
иногда землю ощутимо трясло. Не так давно наводнением залило
всю долину, которая лежала в двухстах кеуру от плато, на
котором стоял Кула-Ори. Кронрэй, стоит сказать, утверждал, что
самому городу это нисколько не повредит, ибо таковы
топографические особенности района, на котором он воздвигнут,
но ведь по-всякому бывает. Сейчас происходит такое, чего
пятьсот лет назад и быть не могло. В те благодатные времена все
было куда более определенным: если в такой-то день шел дождь,
то через полгода в такую-то неделю будут заморозки. Сейчас
подобное не проходит. Сейчас то же самое и с людьми, и с
животными - живут хаотично, хаотично и умирают, все чаще от
болезней да от стычек...
Словно отвечая ее мыслям, дорога под ногами дрогнула.
Танрэй почувствовала недомогание, словно кто-то прихватил ее
затылок, потянул кверху и отпустил, а она так и осталась
подвешенной. Волк обернулся и шагнул к ней, еще не зная, откуда
ждать опасности, но в твердом намерении защитить хозяйку, если
что. По дороге проехала машина кулаптра. Увидев Танрэй, старый
Паском вернулся и помахал ей рукой:
- Садись-садись, девочка! Куда собираешься?
Она неопределенно пожала плечами.
- Тогда едем посмотрим на новое творение Кронрэя, - сказал
целитель. - Хоть он и суеверен, словно сама Шоти-Митрави, но
храм уже почти-почти готов...
- Ты поедешь? - спросила Танрэй Ишвара.
Ученик с опаской покосился на громоздкий механизм, который,
по его мнению, боги отняли у духов тьмы и приручили для своих
нужд. А кто его знает, как поведет себя темный зверь, прияв в
свое лоно чужака? Но Ишвар вспомнил, что раз и навсегда решил
научиться вести себя, как атме, и кивнул. Нат не позволил ему
войти и сесть сразу следом за хозяйкой: волк оттеснил его от
дверцы, пропустил Танрэй и запрыгнул сам; до дальнейших
действий темнокожего ученика ему не было никакого дела.
Танрэй пыталась представить себе выстроенный созидателем
комплекс, о котором урывками, время от времени, рассказывал
муж. Судя по всему, это было что-то грандиозное, воздвигнутое
на века. Кронрэй был максималистом. Несмотря на богатство
фантазии, молодая женщина не смогла вообразить себе того, что
увидит. Словно чувствуя нетерпение будущей матери, маленький
сын в ее чреве взбрыкнул ножками. Танрэй улыбнулась и приложила
руку к упругому животу. Наверное, ему там скучно, и он просит
общения. У него уже был свой характер, своя загадочная душа.
Загадочная, ибо до тех пор, пока его глазки не увидят свет,
даже мудрый Паском не сможет определить, кто есть "куарт"
ребенка и как следует его назвать. Для этого существовала
древняя система знаний, но и она бессильна, пока человек не
родится. Танрэй часто задавала ему вопрос: "Кто ты?!", и он в
ответ расправлял растущие крылышки (если в тот момент ему
снилось, что он - птица), а потом мягко подталкивал ими ладонь
матери, словно удивляясь: "Разве ты не знаешь?! Разве не
чувствуешь?!". Она догадывалась, что он будет таким же, как Ал,
ведь новая жизнь началась в священную ночь празднования
Теснауто под покровительством Шагающего созвездия, как и жизнь
всех воплощений "куарт" его отца...
Тогда и родились первые строчки песни, которой много-много
лет спустя суждено будет сыграть очень важную роль в судьбе
Танрэй.
Заря, свет которой отливается на боках белоснежных шаров
зданий...
Танрэй еще не знала, что будет дальше, но эта фраза тронула
не только ее сердце и душу - внутри согласно шевельнулся теплый
комочек.
- Это тебе! - шепнула она тогда.
- Где твой Ал, девочка? - спросил Паском.
- Я не знаю. Он часто срывается с места, как будто за ним
гонится вьюга, и исчезает...
Кулаптр ничего не ответил.
Из всех четверых, кто сидел в машине, только Нат непрерывно
ощущал слабое потряхивание в недрах земли. Дикари говорили, что
это ворочается новое, Пятое, Солнце, легенды о котором принесли
пришельцы с южного материка. Может быть, и волк представлял
себе что-то в этом роде, а потому беспокойство Природы
отражалось и на нем. Будь он помоложе, то тихо поскулил бы от
неопределенной тоски - или по родине, или по прошлому. Но
старику не пристало такое поведение. Он вздохнул и положил
умную морду на колени Танрэй. Чуткое ухо уловило
быстрое-быстрое сердцебиение; двинув бровью, он поднял
непрозрачный глинисто-серый зрачок, чтобы взглянуть в лицо
хозяйки.
Танрэй запустила пальцы в густую серебристую шерсть на его
холке и шее - только там она еще оставалась пушистой и
красивой, как раньше. Рука утонула, потерялась. Да уж... Лучше
я дождусь ночи, убегу подальше в горы, в джунгли, к самой зиме
во льды и айсберги, и там воем сброшу накопившуюся за день
кручину... Я расскажу звездам и Селенио все, что я думаю о
жизни этой и все, что хотел бы от них узнать... А сейчас -
погладь меня, хозяйка, мне нравятся твои руки...
Машина обогнула холм, и глазам пассажиров представилось
грандиозное зрелище.
Под свинцовым небом, в окружении притихшего перед бурей
леса, комплекс выглядел и мрачно, и величественно. Основное
здание храма напоминало огромный манеж, внутри и наружи
которого располагались здания-спутники, кажущиеся крошечными на
фоне исполина, но на самом деле тоже громадные конусы с
винтообразно уходящим к вершине карнизом. С северной части
постройки до сих пор еще не убрали "леса", что говорило о
незавершенности работы. Кроме того, на каменных блоках пока еще
не было полагающейся облицовки. Окруженный похожими на свечи
темно-зелеными деревьями, храм возвышался над джунглями, как
монумент в честь самой Природы. Западный конус уже начали
оплетать лианы, несмотря на то, что со времени его создания не
прошло и полвитка Земли вокруг светила. Танрэй вспомнила, что
Ал рассказывал что-то о замыслах Кронрэя: у восточного конуса
по окончании строительства засверкает гладь искусственного
бассейна, южный озарится светом гигантского факела с негаснущим
огнем. Северный был похож на обсерваторию, недаром астрофизик
так часто говорил именно о нем и недаром он требовал столь
тщательной доработки.
Машина въехала в комплекс. Танрэй, опираясь на руку
Паскома, вышла наружу и, не глядя себе под ноги, осмотрелась.
На лице ее был восторг.
- О, Возрождающий Время, теперь ты превзошел самого себя! -
воскликнула она идущему им навстречу созидателю.
Кронрэй распростер объятья:
- Как давно я тебя не видел, златовласая муза! - он слегка
прижал ее к себе. - И ты здравствуй, маленький Ал! - созидатель
слегка наклонился и засмеялся: на их родине с незапамятных
времен было принято приветствовать еще не родившиеся души
наравне со всеми, кто нашел воплощение. - Когда же твоя мама
наконец потеряет свою стройность? Ты не спешишь, увалень!
- Ну вот, он подумает: не успели мы появиться, как нас
засыпали упреками! - отшутилась Танрэй. Ей уже надоели
постоянные укоры окружающих, дескать, совсем не заметно, что ты
вот-вот станешь мамой, наверняка, мол, Паском ошибся, и у тебя
будет девочка. Но обижаться на Кронрэя она не могла бы, даже
если бы захотела.
- Ну, как тебе? - созидатель повернулся и неопределенно
повел рукой в сторону своего детища.
- Я не могу найти слов, достойных тебя! - откровенно
созналась она.
- Он сам захотел таким получиться, а я лишь исполнял его
веления... Он уже существовал где-то, и мы только лишь помогли
ему воплотиться в нашем мире... Скажи же, друг мой, у него есть
душа?!
- Кронрэй-Кронрэй! Ты напрашиваешься на похвалы! Тебе не
стыдно? - женщина покачала головой и взглянула на Паскома. Тот
рассматривал здания и одобрительно кивал. - Я не могу ничего
сказать, кроме того, что ты достоин носить имя своего великого
"куарт"...
- Я не для одного себя прошу похвал. Здесь живут души нас
всех - никто не обошел стороной эту стройку...
- Кроме меня, - вставила она.
- Но ведь и ты здесь!
- Увы, я не смогу внести свою лепту: леви-транспортировке
я, в отличие от вас, не обучена, а вручную, боюсь, я не сдвину
даже самую маленькую глыбу из припасенных тобой...
- Да что ты?! Ерунда! Одно твое присутствие воодушевит
любой из этих камней, друг мой! Смотри, даже Сетен изволил
подняться к нам из своих подземелий! - беззлобно поддел Кронрэй
экономиста, который и в самом деле поднимался откуда-то из-под
фундамента пристройки.
Вот уж кого Танрэй не ожидала увидеть здесь и сейчас, так
это Тессетена. Почувствовав общий смысл ее настроения,
созидатель добавил:
- Сегодня просто день посещений. Как будто вы сговорились
приехать сюда именно в этот час.
Тессетен вытирал вымазанные глиной руки, рукава его рубашки
были по-рабочему подкатаны, повязка на голове почти
распуталась, и концы ее падали за плечи; Сетен не поправлял ее,
чтобы не испачкать.
- А-а-а! - насмешливо протянул он. - Экскурсия! А где же
твои дети Природы, сестренка? Ты не всех сюда притащила?! Если
мне не изменяет зрение, то я вижу всего-навсего одного...
м-м-м... как там его? Орангу-Тангу? Павиана? Мартышку?
Ишвар насупился: кое-что из речей белого бога он все же
понял, но не сообразил, почему же тот сердится на его род.
- Ты невозможен, Сетен! - Танрэй сжала губы.
- Как будто, сестричка, ты только что об этом узнала... Но
разве мне не простится столь маленькая слабость за мой
благородный порыв помочь нашему созидателю и внести посильную
лепту в его безу-у-умно великое дело?
Она не смогла сдержать улыбку, как и Кронрэй.
- Если тебе не трудно, золотая муза... - он указал на
повязку и склонил к ней взлохмаченную светловолосую голову.
Танрэй аккуратно поправила влажный от пота холщовый шарф,
охватывавший лоб и придерживавший ситцевую накидку. Он стоял
перед нею, словно укрощенный причудливый бык, отведя руки и
покорно согнувшись. В его русых волосах уже проглядывала
седина, хотя, как было известно Танрэй, Сетену не исполнилось
еще и тридцати семи. Она успела заметить, что от него веет
какими-то травами, заваренными в полную Селенио - непременно в
полную! И еще - молоком, потому что все знали, как любит молоко
экономист. В особенности - запивать им яичницу.
- Благодарю, сестренка, - он выпрямился.
Тут в выходящем на северный конус окне храма, еще не
застекленном и не украшенном, показалась женщина. Видно ее было
плохо, но Танрэй догадалась, что это - Ормона. Увидев их, жена
Сетена остановилась и сложила руки на груди.
- Прошу вас! - Сетен указал на ведущие вниз ступени. -
Посетите сектор отшельника, как говорится...
Ишвар боязливо попятился. Натаути лег у входа и выпустил
длинный розовый язык, так что Танрэй спустилась за Сетеном в
одиночестве.
- Твой пес мне доверяет, сестрица! - усмехнулся экономист,
слегка поддерживая ее под локоть при крутом спуске.
- Почему бы ему не доверять тебе, когда он родился у твоей
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг