внешности мелькнуло разительное сходство с погибшим сыном и
братом. - Затем... я узнал, что его расстреляли... Может быть,
- Саша снова стал прежним, - может быть, за него некому было
заплатить выкуп...
- А вы? - прошептала мать. В другое время она не сказала бы
этого: такие слова звучали, как обвинение. Но сейчас -
вырвалось. Невольно.
- Я не знал. Теперь поздно об этом говорить.
Любовь Игоревна вздохнула. Он прав. Даже если бы и знал -
что бы это изменило?
Саша взглянул сначала на настенные, потом на свои часы и
подхватил с грехом пополам собранную сумку:
- Отнесу в машину. Не возитесь, лучше подумайте, что можно
было бы взять еще...
Спустившиеся женщины увидели припаркованный у подъезда
"уазик". Рядом с ним курили Саша и еще один парень, выше него
ростом, мощного телосложения, чуть-чуть полноватый, точнее,
просто похожий на медведя. Комаровы сразу поняли, что он
чеченец, хотя у него были русые волосы, зеленые глаза и румянец
во всю щеку. Они уже привыкли различать русских и не русских по
едва уловимым приметам в выражении лица, по взгляду, по
движениям... Женщины испуганно переглянулись: мог ли оставаться
сейчас в Гудермесе хоть один порядочный чеченец?
- Загружайтесь, - словно угадав их мысли, с улыбкой сказал
"медведь" и открыл перед ними дверцу. - Проскочим уж
как-нибудь...
Делать было нечего. Бросив сигарету, Сашин спутник
плюхнулся за руль, и амортизаторы просели под его поистине
богатырским весом, а машина качнулась влево. Саша уселся рядом
с ним и повернулся к женщинам:
- Хусейн знает свое дело. Мы проскочим... Я хочу сказать
вам одну вещь... - и тут он начал старательно подбирать слова.
- Мне кажется, отец... то есть... - Саша споткнулся на
полуслове и встряхнул головой: - то есть, что Михаил Алексеевич
всегда жалел о двадцатом июня...
Танька не помнила этой даты, а вот Любовь Игоревна в момент
поняла, о чем он говорит. Девять лет назад двадцатого июня они
развелись. Михаил уехал в Крым. Сын учился тогда в Симферополе
и остался жить у него.
- Он сразу согласился, чтобы вы переехали к ним в
Бахчисарай... Просто... иногда очень трудно бывает собраться с
духом, отмести самолюбие, забыть прошлые обиды и... первым
протянуть руку. Даже если это рука помощи... Надеюсь, вы
поймете его... Горе сблизит вас теперь. Втроем вы легче
переживете этот удар, а вот поодиночке вам придется туго... Не
отказывайтесь от помощи... Это, собственно, все, о чем я хотел
вам сказать... Ваша будущая жизнь зависит теперь от вас
самих...
Настороженность Комаровой улетучилась теперь уже
окончательно. В такие детали первого встречного не посвящают, а
это значит, что Саша был близким другом сына и... и что Рома
тоже с болью вспоминал ту роковую дату... Она не знала об этом,
прочитывая скупые и редкие письма Ромы из Бахчисарая... Он
помнил...
Светловолосый чеченец какими-то замысловато петляющими, как
волчьи тропы, дорогами довез их всех до Минвод. Переговорив о
чем-то на вокзале, мужчины попрощались, и Хусейн уехал обратно
на своем "уазике", а Саша пошел за билетами и взял все три на
свои деньги: у женщин не хватило бы и на один.
- Хороший парнишка, - заметила Любовь Игоревна, всхлипывая
в платочек.
Таня почему-то покраснела. Когда он вернулся, девушка
осторожно и в то же время пристально посмотрела на него.
- Вы с нами, Саша?! - удивилась и обрадовалась мать,
увидев, что третий билет он взял для себя.
- Да. Провожу вас, и у меня еще дела в Ростове...
Вначале озаренная тайной надеждой, после этих слов Таня
сникла. Ростов - это ведь так близко... Саша словно угадал ее
мысли:
- А провожу вас я до Бахчисарая. Нужно будет помочь вам
устроиться... Ромка тоже не раз выручал меня... - он опустил
глаза, хоть в них и не было написано, о чем он думает. А
подумал он наверняка о том выстреле, который Афганец заставил
изменить направление - совсем чуть-чуть - и от которого не спас
бы даже самый прочный бронежилет...
"Да, братишка, не раз... Иногда и полраза достаточно, чтоб
мусолить потом эту тему до конца жизни... Ты на это
способен"...
Переживания этого дня вылились для Любови Игоревны в
бесконечный поток слов ближе к вечеру. Для человека, только что
избежавшего смертельной опасности, нет правил - одни
исключения. Кто-то замыкается в себе, кто-то плачет, а кто-то
начинает забивать мучительную тоску и боль следующими один за
одним рассказами. Она говорила, как им жилось в Гудермесе
последние годы, она не давала и на мгновение отойти от нее.
Саша молчал и, что самое главное, слушал все. Слушал - и было
видно, что внимает. А Комаровой хотелось быть с ним, со
спасителем, предельно откровенной. Танюшка укоризненно
поглядывала на нее и робко - на Сашу: а ну как ему надоест? И
однажды он так улыбнулся, что сердце девушки затрепетало:
Ромка! Вылитый Ромка! Она редко видела брата и многое успела
придумать про него и для подруг, и для себя. В какой-то мере,
он был ее мужским идеалом. Провинциальные барышни взрослеют
поздно и долго, очень долго сохраняют целомудрие тела и души.
Наконец Любовь Игоревна выдохлась и легла спать. Она не
сделала бы этого, сидела бы еще, тараща глаза и разглядывая
"избавителя" с преданностью вытащенной из проруби собаки, но
Саша сделал едва заметный жест у нее перед лицом, и, когда
женщина приклонила голову на подушку, набросил на нее тонкое
казенное одеяло. Видя, что он собирается выйти в тамбур и
покурить, Танюша попросилась к нему в компанию. Саша не
возражал.
- А что будет потом? - спросила Таня, глядя на огонек его
сигареты. - Потом - вы уедете? И всё?
- Я уеду, когда надобность во мне отпадет.
Танюшка оживилась:
- А если нет?!
Он усмехнулся:
- Такого еще не бывало. Все имеет логический конец, и еще
ничто в мире не смогло нарушить установленный порядок...
- Ну а вдруг?! - покраснев, настаивала девушка, пытливо
выискивая в его глазах хоть лучик надежды для себя.
- Та-а-а-анечка! Дайте себе время оглядеться на новом
месте!
Таня огорченно покачала головой:
- Я не знаю, как буду жить... Все ужасно. Я неудачница...
- Ты привыкнешь. Сейчас ты как бы совершаешь путешествие во
времени, не только в пространстве...
- Почему?! - удивилась она.
- Твоя душа принадлежит сейчас к другому веку - может быть,
к девятнадцатому... Я знаю многих девушек из этих мест, и все
они получили похожее воспитание...
- Все? - кажется, Таня поняла, о чем он говорит, и
вспомнила двух своих одноклассниц - девиц сволочных и вполне
приспособленных для этого века; а еще пришла на память девчонка
с их улицы, которую не лапал разве только ленивый и которой все
это нравилось. Это имел в виду Саша?
Он улыбнулся и покачал головой:
- Я сказал: многих. Я не сказал: всех. Тебе, как и им,
будет трудно прижиться на новой почве: большие саженцы долго
болеют, когда их выкапывают и перевозят в чужой сад... Но ведь
ты хочешь жить, правда? Ты ведь выживешь?
Девушка заплакала. Он ей действительно сочувствовал. Он
понимал ее. Как брат. Как она сама. И его-то уж она не
выдумала.
- Да... - шепнула она.
- Все будет хорошо. Может быть, мы еще встретимся с тобой,
когда у тебя будет много новых знакомых и друзей...
- Да не нужны мне... никакие новые знакомые! - и Таня,
порывисто, чтобы не успеть испугаться или смутиться, поцеловала
его не то в губы, не то в щеку. Красная от стыда, она убежала в
купе.
Саша улыбнулся, прикоснулся пальцами к тому месту, куда
пришелся поцелуй, и, докурив, задумчиво пошел следом за нею.
Танюшка притворялась, что спит. Отчаянно притворялась.
Только плечо чуть подрагивало. Но она правильно сделала, что
легла на верхнюю полку, потому доверия защелке на двери было
мало, а Саша привык контролировать ситуацию. Тем более, в таком
месте и в такие времена.
Ничего не говоря, молодой человек стянул тонкий трикотажный
джемпер и скользнул под одеяло. Однако на этот раз он изменил
своей привычке спать на животе - улегся на бок, спиной к
стенке.
Когда Комаровы собрались полной семьей - увы, без Романа -
Саша счел свое дело сделанным и решил, что ему пора
возвращаться. Как бы Таня жалобно ни поглядывала в его сторону,
надеясь уловить тот момент, когда он соберется прощаться, и
выпросить еще хоть денек, хоть часок, но ей так и не удалось
этого сделать. Он исчез еще более неожиданно, чем появился:
тогда он хоть стучал. Ушел, не оглядываясь. Это был странный
человек...
*************************************************************************************
Влад быстро нашел здание интерната. Никогда раньше он не
обращал внимания на это серое здание, обсаженное, как и многие
другие, неприхотливыми кленами и липами. Сейчас, когда листва
уже почти полностью облетела с веток, этот дом выглядел еще
более серым и невзрачным.
Ромальцев поднялся в административное крыло на втором
этаже.
- День добрый, - сказал он, приоткрыв двери в кабинет.
Его, по-видимому, уже ждали.
- Здравствуйте! - директор протянул и пожал ему руку. -
Владислав Андреевич?
- Просто Влад, - и Ромальцев перевел взгляд на мальчишку.
Да, его хорошо вымыли, даже приодели. Почти не узнать. Только
взгляд по-прежнему затравленный, каждую минуту готовый к тому,
что случится что-то плохое. - Здравствуй...
Мальчишка сверкнул глубоко посаженными серыми глазами и
ничего не ответил. Скорее всего, он и не узнал Влада. Неважно.
Главное, с ним все в порядке. В физическом отношении.
- Ну, это, знаете, был сюрприз для всего нашего интерната!
- рассмеялся директор. - Пока его мыли, ни один человек из
персонала не остался не поцарапанным, а то и не покусанным!
Откуда такой бесенок свалился на нашу голову?
Ромальцеву не показалось это смешным.
- Как его зовут? - спросил он.
- Так не говорит же, хоть ты тресни! Что, пьющие родители?
Где вы его нашли?
- Неважно. Нужно подписать некоторые бумаги, и я заберу
его...
- Заберете?! Да упаси бог! Пусть хоть пройдет
реабилитацию... Не знаю уж, какая гнусная сволочь над ним так
измывалась, но он и на ребенка-то не похож... Волчонок какой-то
дикий... Лишить бы родительских прав такую...
От внимания Влада не ускользнуло, с какой ненавистью
посмотрел на директора мальчишка. Все понимал...
- Но ты же сам ничего не говоришь... - присаживаясь
неподалеку от него на корточки, произнес Ромальцев. - Поэтому
не обижайся... Ты умеешь говорить?
Мальчишка слился с обоями на стене.
- Помнишь меня?
Директор удивленно покосился на Влада. Пацаненок не
отвечал. Да и с какой стати он будет отвечать дядьке с улицы,
если даже они, педагоги, лаской его взять не смогли?!
Ромальцев подошел к мальчику и протянул руку, чтобы
прикоснуться к его плечу. Тот вывернулся и что есть сил впился
ногтями и зубами в его кисть. Намертво. Директор даже
сморщился. Но Влад спокойно смотрел на мальчишку, хотя рука его
побелела. На его лице не было никаких эмоций. Тот стискивал
зубы изо всей мочи: воспитателей он так не кусал, не успевал.
Они вперед вырывались. Вероятно, под конец у него свело
челюсть, и хватка ослабела. Рука Влада в том месте, где
мальчишка укусил ее, стала уже сизой. Передние зубы у того были
плохонькие, порченные, а вот клыки все еще оставались острыми и
смогли прокусить кожу. Почувствовав непривычный вкус крови,
мальчишка оторопел и приоткрыл рот. Ромальцев не торопился
выдергивать изуродованную руку. Пацаненок медленно убрал с нее
пальцы, ногти которых, хоть и подстриженные, тоже до крови
ободрали кожу, причем довольно глубоко. Влад не сводил с него
взгляда.
- Все? - спросил он.
Тот отстранился.
- На, можешь укусить еще. Тебе стало легче?
Не стало. Ко всему прочему, мальчишка приготовился получить
еще и хорошую взбучку. Разумеется, никакой взбучки не
последовало. Все той же рукой Влад продолжил делать то, что
собирался: прикоснулся к его плечу и сел рядом на стуле. Тот
уже не огрызался, но и не мог понять, как поступить в следующий
момент.
- Как тебя звали? - тихо спросил Ромальцев.
- Леша, - вдруг проговорил тот и кинул подозрительный
взгляд на мягко касавшуюся его, им же изувеченную руку
странного дядьки, который, как ни странно, пока не собирался
избивать его.
- Ты из Грозного, Леша?
- Позвать медсестру? У нас есть... - вмешался было
директор, но Влад пресек дальнейшее коротким жестом здоровой
руки, и он отступил.
- Так ты из Грозного?
Леша подумал - основательно подумал - и решил кивнуть.
- Свою фамилию ты помнишь?
- Нет. Не помню...
- У тебя остались родные?
Глаза мальчика высохли и сверкнули недетской злобой:
- Мамы - нет, убили! Папы - нет, убили! Я видел: убили!
Видел, как убивали! Сам видел! С бородой стрелял, другой в яму
сбрасывал! А меня на цепь садили, ржали, в карты играли. Кто
выиграл - забрал. Я их запомнил, всех... Вырасту, найду и убью!
Головы отрежу, как они у Карена отрезали! Отрежу! Сам!
Директор даже задохнулся от всего, что услышал.
- Вот видите! - пробормотал он. - Ему необходима
реабилитация! Психика исковеркана войной так, что выпускать его
в общество нельзя... Пусть поживет в клинике, привыкнет к
нормальным людям...
- К нормальным людям нужно привыкать с нормальными людьми,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг