неприятным. Собака радостно лаяла и пачкала своими окрашенными
боками все большие и большие пространства, независимо от того,
были это люди, кусты или трава. Похоже, что единственной, кому
все эти забавы доставили истинное удовольствие, была питомица
Лешего.
- Цель достигнута, - сказал Владу Афганец, забрасывая
винтовку за плечо и раскуривая сигарету.
- Ты с трупом говоришь, - сообщил ему Дмитрий.
- Н-да?! - удивился Володька. - Че ж ты так не
продержался-то, дядя?
- Но мы их все равно сделали, - возразил Горец, а глаза его
светились от азарта.
- Вы и в реальных условиях хотите так достигнуть цели? -
фыркнул Аксенов. - Ну, Ромаха, я сомневаюсь тогда, что кто-то
из вас сможет отработать все издержки...
Ромальцев поджал губы, но ничего не сказал. Все это
казалось ему детским садом. Понятно, что в реальности так не
бывает: с "духами" будет в какой-то мере сложнее, а в какой-то
проще. Вряд ли они стали бы придумывать столь хитроумные
способы заманивания их в чащу и прочая, и прочая, а вот
"растяжки" непременно поставили бы по всей округе. Влад не
особенно полагался на действенность этих тренировок, но если
они поднимают у ребят боевой дух - почему бы нет? Он знал, что
если бы сейчас их потянуло "на подвиги", то как бы опасно для
общества это ни было, он не только позволил и одобрил бы
инициативу своих парней, но и принял бы самое непосредственное
участие в их организации. Иначе - ни в коем случае нельзя. Так
было всегда, так будет всегда...
"Как мне это нравится, Ал! В тебе просыпаешься ты сам. С
добрым утром, братишка! Моя Ормона также рада приветствовать
тебя, Звездный Путник! Добро пожаловать в наши чертоги, мы
всегда рады такому гостю!"
И звонкий женский смех разлетелся во все стороны,
подхваченный озорным лесным ветерком. И никто, кроме Влада, не
слышал его. Ни у кого, кроме него, глаза не вспыхнули при этих
звуках красноватыми медяками.
- Может, еще в "Зарницу" сыграете? - съехидничал Дмитрий,
которого не брал азарт ни в каком виде; он мог позволить себе
любые насмешки. - Ладно, Влад, чего насупился? Идем, по
пивку-у, посиди-и-им, за жизнь почирикаем! - Аксенов при каждом
слове слегка похлопывал Влада по плечу, словно уговаривал
упрямого дитятю-переростка делать так, как положено, а не так,
как хочется в данный момент.
Ромальцев кинул на него взгляд, но ничего не сказал в
ответ.
Тем не менее, оставшуюся часть ночи они действительно
провели в кабаке. Влад цедил пиво и по большей части молчал.
Дмитрий же чувствовал себя в своей стихии и был довольно
развязен - как всегда, впрочем.
- Не знаю, чего ты так усердно добиваешься: пули в башку
или чеченской нефти в полном объеме, но мне все это начинает
нравиться... - сказал он, когда ушел последний из их компании:
только они с Владом всегда отличались такой стойкостью, чтобы
досидеть до рассвета и не уснуть прямо за столиком. - Ты же
знаешь, чего греха таить: я люблю чужими руками жар
загребать...
- Мы все это любим, - спокойно ответствовал Ромальцев, не
особенно стараясь глядеть в его сторону.
- Слушай, ты так и не сказал мне, где ты всему этому так
насобачился? А, Ромах?
Влад щелкнул зажигалкой и глубоко затянулся. Чаще всего он
не отвечал на вопрос сразу, и Дмитрий уже успел привыкнуть к
его манере. Но теперь пауза была слишком уж затяжная, однако
отступать Аксенов не собирался и требовательно смотрел в лицо
приятелю.
- В армии...
- В ВДВ, что ли?
- Ты прекрасно знаешь, что там, - Влад слегка прищурился и
разогнал дым рукой.
Да, это были самые трудные деньки Владислава Ромальцева...
Зинаида Петровна осаждала вначале ректора, а когда с "белым
билетом" не прокатило ввиду абсолютного физического и
психического здоровья сына, стала осаждать часть, куда десять
лет назад забрали Влада. К его несчастью, нести воинскую
повинность ему пришлось в области, так что матери не составляло
никакого труда чуть ли не ежедневно навещать "любимого
Владичку". То-то было потехи для его сослуживцев! Ромальцев
чувствовал себя униженным до бесконечности и не мог простить
Зинаиде Петровне ее обхаживаний. Естественно, его презирали.
Естественно, парню было не до службы. Конечно, он мало что
получил из знаний и навыков... Но ВДВ всегда считались элитным
подразделением, и потому после "дембеля" девчонки так и липли к
синеглазому "десантнику", а одноклассники не скрывали своей
зависти. И Влад, чтобы не уронить престижа, старался не
распространяться на данную тему, так что вдобавок ко всему
заработал репутацию парня сдержанного и скромного, не склонного
к дурацкому бахвальству и прочему мальчишеству.
- Ладно, Ромах... Давай уж по домам... - взглянув на часы,
Дмитрий решил, что пора заканчивать их чертовски содержательный
разговор, больше похожий на театр одного актера, чем на
дружескую беседу.
Влад приехал домой и, постояв под струей воды в душе, без
памяти провалился в сон...
Серая пыль лежала на ступенях древнего храма в Гелиополисе.
Гимн Солнечной Птице пробуждал к жизни старые, уже
полустершиеся фрески... Солнечные лучи падали сквозь колонны и
возрождали к жизни блеклые краски некогда величественных
картин.
Осирис вновь покинул страну теней и ступил на пыльные
плиты. Непривычно было ему, владыке миллионов лет, вновь
очутиться на этой земле, вновь испытать те чувства, которые он
так давно позабыл в своих владениях...
Он оглянулся. Неподвижные изображения Исиды и птицеголового
Гора были по-прежнему плоскими и безжизненными.
Толстый Себек выполз из нарисованной реки и скользнул в
зеленые воды Нила, дабы наблюдать оттуда. Справедливый Тот
взошел на трон пред Девяткой, а в руке его по-прежнему был
фетиш Осириса - Джед из тростниковых стеблей... Он будет
говорить.
Владыка миллионов лет увидел, что сын его, черный Анубис,
хочет последовать за ним из царства мертвых, но боится
показаться на свет, подставить бледно-серое тело под палящие
лучи солнца. Осирис взмахнул рукой, и Ра-Хорахте повелел
светилу скрыться за тучей.
Владыка миллионов лет и его спутники - Анубис и Упуаут,
тяжело дышавшие от непривычной для них жары, - стали в тени
колонны храма Феникса. Шакалоголовые боги преисподней легли у
ног своего повелителя, опираясь на локти и пристально глядя, не
грозит ли Осирису какая-нибудь опасность. Осирис и без того был
разлучен со всем и всеми, кто был ему дорог, а мир пребывал в
хаосе.
И тут, стукнув тростниковым джедом о плиты, заговорил
справедливый Тот:
- Из-за дальних морей в дар Себеку прибыла ладья. Чтобы
вернуться к звездам, светлый Осирис должен проделать на ней
бесконечный путь, да повторят после него это странствие все его
последователи! Да будет так!
И плакали народы, расставаясь со своим Учителем...
- Когда-нибудь я вернусь к вам, - тихо произнес владыка
вечности.
"Когда-нибудь, но не слишком надейся на это!" - послышался
голос Темного Брата из глубины преисподней.
Осирис шагнул к сплетенной из тростника легкой ладье.
- Подожди меня, отец! - поднялся Анубис и настороженно
поглядел на затянутое тучами небо.
Фрески вновь ожили. На пыльные плиты шагнул юный Сокол и
подошел к своему остроухому брату. И тут ветер разорвал
свинцово-серые облака. В солнечном столбе сплелись воедино
Анубис и Гор, и луч ударил в грудь владыку вечности Осириса. И
он остался стоять один, но не один он был отныне. Его глаза
светились, его руки были готовы раскинуться подобно крыльям и
унести повелителя миллионов лет по Млечному Пути к Сотис...
Золотой воротник справедливого Тота вспыхнул на солнце, и
Осирис невольно застился рукой от слепящего света. Отныне он
говорил и творил от лица сына своего, мстителя-Гора. Отныне он
уже не был прежним Осирисом. Это был новый бог, и никто не
знал, что суждено ему...
Но вселенским законом
Мрак сменяется светом:
Мир, что льдами окован,
Просыпается летом...
И с этой песней ожила крылатая Исида. И Нетеру подхватили
мотив, и разлился он над Землей Великой Тайны, над дельтой
изумрудного Нила, над храмом древнего города Инну...
- Когда солнечный лик вознамерится опуститься в воду, люди
вспомнят о тебе! - крикнули Исида и сестра ее, Нептида. - Когда
взмахнет крылом птица, ты сам и все мы вспомним все, что с нами
было, есть и будет! Когда мир начнет расставаться с
беспамятством, мы все - люди и боги - воспоем тебя, наш
повелитель, воскрешающий мир весной и заставляющий разливаться
Нил! Пусть твой Путь будет легок! Плыви!
Осирис ступил на сходни. В знак скорби Исида распустила
золотые волосы и, гордо пряча слезы, несчастная, но
величественная, пошла к нему. Они принадлежали теперь разным
мирам. Они не могли слышать друг друга. Осириса уже не было с
ними, а ее не было с Осирисом. Но как, как она может
напутствовать его, дабы не забыл он ничего и не дал забыть ей?!
Тогда Исида расстегнула на тонкой, как тростниковый
стебелек, талии обсидиановый пояс с тремя сияющими
бриллиантовыми звездами. Став в воду на одно колено и склонив
голову, богиня протянула подношение мужу, но не мог он взять
пояс прямо из рук ее. Поднявшись, из-за колонны вышел Упуаут и
принял подношение Исиды. Пояс был бы слишком мал его
повелителю, и он застегнул сей дар, обернув его вокруг головы
Осириса.
- Береги его, Охотник... Он пригодится тебе, - старый Себек
вынырнул из-под ладьи, ожидая, когда он взойдет на борт.
Осирис улыбнулся и заглянул на прощание в скорбящую душу
Исиды.
Она вскинула глаза, но не увидела уже ничего...
Настойчивый писк вернул Ренату в ночь. Как жаль было ей
расставаться с этим светлым, чуть горьковатым, но проникнутым
надеждой сном! Он принял ее дар! Если он принял ее дар во сне,
значит, он где-то существует, помнит о ней и посылает ей
прекрасные грезы... Все должно измениться. Нужно только
ждать... Он ведь умел терпеть и ждать, и он наверняка хотел бы,
чтоб и она научилась этому когда-нибудь...
"Сестренка-Танрэй! Все спят. Может быть, поговорим по
душам? Я..."
Рената вздрогнула: голос, звучавший у нее в голове, был
знаком ей, но фразу прервал испуганный писк Сашкина. Она
вскочила - сама перетрусила больше! - и склонилась над его
кроваткой:
- Что такое, Рыжик? Что приснилось? Рассказывай!..
Оказавшись у нее на руках, малыш доверчиво прижался к ней
и, жалуясь, о чем-то загулил ей на ухо. Рената принялась ходить
с ним из угла в угол, пытаясь вспомнить слова приснившейся
песни... Мотив не шел ей на память.
"Сестренка! Заря, свет которой... Ну? Что же ты? Ну, я же
говорил..."
Рената стала напевать погромче, чтобы заглушить этот
вкрадчивый страшный голос, звучавший изнутри. Страшнее всего
было то, что она не могла приписать его ни себе, ни кому-либо,
кого она знала.
Рыжик стал засыпать. Рената зевнула, уложила его на место,
прикрыла одеяльцем и без сил рухнула в кровать.
Сраженный усталостью Николай уже не реагировал ни на какие
посторонние шумы. Не везет ему: Гроссман сам говорил, что
перестал видеть сны. Боже, боже, что было бы, случись такое с
нею?!
Рената вспомнила сон, вспомнила, что проснулась с
приподнятыми руками, словно и в реальности пытаясь отдать
волшебный пояс Звездному Охотнику... И тоска перехватила
дыхание, выжала слезы, которые давно уже не наворачивались на
ее глаза... Слезы ностальгии и облегчения? Слезы отчаяния? Или,
все-таки, и то, и другое? Она не знала. Рената отдалась этим
слезам, не думая, какие они.
- Не плачь! - вдруг шепнул Ник и обнял ее; ей показалось,
что он говорит сквозь сон.
- Мне нужно... - всхлипнула она.
- Не надо плакать, Танрэй! Я здесь...
Рената похолодела и включила ночник. Николай действительно
спал, и сон его был глубок, как никогда. Он прижал ее к себе и
вдохнул запах рыжих Ренатиных волос:
- Полынный мед... - сказал он. - Душистый полынный мед...
Как и всегда...
Она замерла. Она с трудом узнавала его лицо. То есть, это
было его, Николая, лицо, но черты смягчились, выражение
сменилось. Кажется: вот-вот он откроет черные глаза...
вот-вот... и она все вспомнит! Мысль была мгновенной и тут же
улетучилась в никуда...
- Ник! Ни-и-ик! - она потрясла его за плечо. - Проснись,
Ник! Ты что-то говорил?
Гроссман не проснулся. Рената вздохнула и погасила свет.
Всё. Вот так же погасла и ее надежда...
РАННЯЯ ОСЕНЬ...
Совсем недавно Комаров установил, где он находится. Его и
других заложников (а о существовании других нельзя было не
догадываться: он часто слышал глухие голоса за стеной, и не
только на русском, но и на иностранном - видимо, французском -
языке) удерживали в горах, в каких-то казенных домишках из
фанеры. Однажды он попытался высунуться из своей комнаты в
таком домике, но только чудом его не разорвала в клочья
лохматая овчарка с отрезанными ушами - чудовищных размеров
"кавказец" с черной "маской" на морде и злобным по отношению ко
всему свету выражением глаз.
Спать приходилось на раздерганном старом матрасе в жуткой
грязи. Ее слой на полу достигал пяти сантиметров сверх досок:
кому охота была здесь убираться? Благо хоть по нужде пленников
выводили по очереди в лес, иначе и это пришлось бы делать здесь
же - а куда было бы деваться? Видимо, все-таки это было
своеобразным развлечением и для конвоиров, не сидеть же целый
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг