континентом.
Мы запутались в гипотезах.
Вскоре появились новые заботы. Влах на три месяца застрял в
командировке. Я серьезно заболел. В больнице я встретил синюю, прозрачную
весну.
Но я помнил о Синегорске. Помнил так, как будто видел...
...Летом в лощинах поднимались высокие травы. В озерах, оставленных
половодьем, шуршал тростник. Мы делали из него копья. На холмах трава росла
покороче, зато одуванчиков было больше, попадались васильки, и мышиный
горошек, и цикорий. Склон казался местами голубым, местами желтым.
И какая теплая была там земля! Можно, было лечь на бок, и тогда лицо
щекотали былинки, шевелившиеся из-за беготни кузнечиков, мух и жуков. Скат
холма казался. ровным, плоским, и нельзя было понять, где вершина и где
подножье. Сквозь зеленые нитки травы виднелся лес и светилось над лесом
небо; то сероватое, то розовое от солнца - какое захочешь. И можно было
заставить землю тихо поворачиваться, совсем как корабль.
ВЕСЕННЯЯ ИНТЕРМЕДИЯ
Ко мне в палату однажды пожаловала Верочка. Говорили о каких-то
пустяках, о работе. Я поймал себя на том, что отношусь к ней без
предубеждения. Здесь, в больнице, с помощью старых книг и личных наблюдений
я вывел формулу обычного человека. И в этой формуле было все - любовь и
мечта, расчет и глупость, порыв и терпение. Все - во всех, хотя ив разных
пропорциях. Или, может быть, такова жизнь, что заставляет,: проявлять то
одно, то другое свойство?
- А как со встречным временем? - спросила она напоследок.
- Не знаю.
- Жаль. Мне это очень понравилось.
- А мне очень скучно. Особенно с тех пор, как я попал сюда. Принеси
мне книги из моего стола - Слокама, Колдуэлла, Фосетта, Мелвилла, Лондона -
всех принеси. За это я расскажу тебе потом о времени. Нет, постой.
Я сейчас скажу. Время - это громадный кашалот, который закусывает
вселенной и выплевывает косточки.
Я дал ей телефон Вальки (в больнице телефон почему-то не работал), и он
явился на следующий день.
- Надолго? - спросил он.
- На месяц. Где был?
- На Волге. В полях-лесах антенны ставил.
- Радары?
- Нет, радиотелескопы, представь себе.
- Ты отощал, как серый волк. Тебя бы на мое место. Жизнь спокойная.
Лежи и думай. А хочешь - просто лежи. Только вот что, Влах: обалдел я
слегка, понимаешь? Валяешься с утра до утра - и мимо санитарки снуют
несносно. Принеси мне брюки и свитер.
- Зачем тебе... - начал было он.
- Штаны и свитер, - отрезал я. - У меня же здесь все отобрали. Вот
ключ от квартиры.
Я смотрел ему вслед и думал. Что ж, может быть, и для него придет Время
открытий. Поеду ли я в Синегорск? Я чувствовал, что он прав. И эта правота
не нуждалась в моем решении, не зависела от него.
В эти несколько недель, пока я лежал на больничной койке, странные
мысли приходили в голову. По вечерам я видел кусок черного звездного неба
между занавесками, и мир казался мне просто пустым ящиком, который я мог
наполнять раскрашенными кубиками с написанными на них словами: "время",
"жизнь", "грусть", "счастье", "человек" - всеми словами, какие я знал.
И в каком бы порядке я ни укладывал эти кубики, в ящике еще оставалось
очень много пустого места - он был просто бездонным.
Наконец, мне надоедало смотреть на звезды и размышлять о сознании,
творящем мир. Я окунался в книги, которые мне принесла Верочка. Это были
книги, многие из которых я и раньше читал. Они до поры до времени валялись в
моем рабочем столе, словно поджидали удобного случая, чтобьз снова
рассказать мне сказки о Полинезии, Галапагосских островах и обоих полюсах -
Северном и Южном. Я понял, что все они - Нансены, Магелланы, Колумбы,
Лазаревы, Амундсены, - даже если они шли среди заснеженных торосов, в конце
концов надеялись открыть волшебную страну, отгороженную от остального мира
ледяной стеной.
Книги тоже надоедали.
Ветки багульника, которые принесли моему соседу по палате, то
пропадавшему в коридоре, то напропалую игравшему в шашки, напоминали о
весне. Еще больше хотелось на воздух, и Сафонов, наконец принес одежду.
Так я оказался на улице - вполне прилично одетым. Я проводил Вальку до
самых ворот. Холода, по-моему, уже совсем не чувствовалось, а земля казалась
летней... Я словно плыл в синем от голых веток воздухе. Теплый желтый луч,
упавший с неба, согрел мою ладонь. Странное чувство возникло у меня -
возникло и пропало: не встретился ли я с двойником, не пройдена ли половина
пути? Но нет, мне не открылось будущее - должно быть, не пришло еще время.
Но мне вдруг снова показалось это возможным: два мира несутся во
времени навстречу друг другу, но для каждого человека, каждого дерева или
травинки, для всего сущего в них рано или поздно наступает Совпадение - для
каждого в свое время.
Совпадение длится один миг, но оно является полным: два объекта из
взаимно вывернутых пространств сливаются в один. И потом стремительно
расходятся, чтобы никогда больше не встретиться. Вот тогда, наверное, и
можно успеть заглянуть в будущее, если только всегда быть готовым к этому.
Так не хотелось возвращаться! Ворота выходили на шоссе. Я повернул
назад и, обойдя больницу, перелез через забор, отгораживавший ее от парка.
Здесь, прыгая с кочки на кочку, я буквально столкнулся с двумя
мальчишками. Они колдовали у тонкой березы. Маленьким и плохим ножом один из
них ковырнул дерево, и сок пошел.
Наверное, я глотнул слишком много воздуха сразу, меня закачало, как на
самолете при посадке, и деревья стали медленно противно кружиться. Через
минуту, когда я смог стоять, не держась за березу, что-то изменилось. Может
быть, просто стемнело, но парк изменился. С паутинки, прилипшей к сучку,
слетел солнечный луч, ветви стали серыми, и воздух погас.
Пахло давнишней сыростью. Мои ботинки выли совсем мокрыми, к ним
прозаически липли коричневые иглы и вообще какая-то прошлогодняя дрянь.
Мое бегство не прошло даром: я простудился, и меня задержали в
больнице.
В один из последних дней пришла знакомая девушка, имени которой я не
буду называть. Она тоже что-то принесла мне и что-то говорила. У нее был
хороший голос и милое лицо, и было приятно слушать ее, хотя все, что она
говорила, было неправдой.
Глядя на знакомую звезду в черной щели между занавесками, я спрашивал
себя в эти последние дни: поеду ли я в Синегорск?
* * *
Однажды мне захотелось добраться до истоков человеческой мысли о
пространстве и времени. Что думали об этом тысячи лет назад пророки,
передавшие в мифах свое видение мира?
Почему вселенная заново созидается Брамой через каждые восемь с
половиной миллиардов лет? Где истоки этого до странности смелого
представления о бесконечных циклах созидания и разрушения? На подобные
вопросы ответить совсем не просто.
...Было одно лишь пространство - говорит скандинавская сага - не было
ни песка, ни моря, ни волн холодных, ни неба над ними. В северной части
пространства располагался вечный источник холода - туманная страна
Нифельгейм. Волны Урда, теплого ключа, расположенного на юге, встречались с
холодными потоками Нифельгейма. И этому смешению обязана своим
возникновением первоначальная материя. От нее произошел мир.
Материя - из пустого пространства. Таков смысл саги, словно
предвосхитившей результаты современных исследований. Еще Клиффорд и Эйнштейн
мечтали создать теорию, которая вкратце сводилась к следующему: в мире нет
ничего, кроме пустого искривленного пространства. Частицы вещества - это
такие участки пространства, в которых оно искривлено больше, чем везде. А
перемещение частиц подобно движению волн на поверхности озера.
Волны Урда и Нифельгейма постепенно стали математической реальностью.
А время? Может ли быть такое, что о встречном времени догадывались еще
во времена халдеев и древних египтян?
Я попытался представить эпизод, описанный в одной старой книге, которая
каким-то чудом попалась мне на глаза как раз в те дни.
Фараон Хеопс спросил мастера небесных тайн (звание столь же высокое,
как и звание начальника телохранителей):
- Правда ли, что ты можешь заставить отрубленную голову снова прирасти
к плечам?
- Да, повелитель, если это будет угодно богам, - ответил мастер.
Он был одним из тех, кто составлял план Великой пирамиды, рассчитав
вход в нее так, что из самой его глубины можно увидеть священную звезду.
- Пусть приведут раба, - сказал Хеопс верховному писцу.
- О повелитель, - возразил мастер, - великое строительство еще не
кончилось, и пусть жизнь даже одного-единственного раба не зависит от моего
искусства.
Хеопс удивленно взглянул на мастера.
- Что же ты предлагаешь?
- Пусть принесут гуся или пеликана, но я должен сам выбрать его, дабы
согласовать с волей богов.
- Тебе всегда удается своевременно узнавать волю богов? - спросил
Хеопс, и едва заметная улыбка тронула его губы.
Мастер молчал. Он хорошо знал, что равных ему не было во всей долине
Нила и далеко за ее пределами. Едва касаясь пальцами, легкими, как струны,
он мог открыть душу вещей и животных, он мог читать мысли и помнил древние
слова, пришедшие согласно легенде со священной звезды.
- Хорошо, - сказал фараон, не дожидаясь ответа, - я согласен, но если
ты ошибешься, то вторым, после птицы, будешь ты сам.
Гусь был обезглавлен, и тело его оставлено в одном конце комнаты, а
голова - в другом.
- Можешь начинать, - сказал Хеопс.
Тело и голова птицы быстро поползли навстречу друг другу и соединились,
причем пятна крови на перьях исчезли, как будто их не было вовсе. Гусь
поднялся на задние лапы и тревожно загоготал.
Самым интересным в этой истории было объяснение, данное фараону
астрологом.
По его словам, согласно древнему замыслу богов, никакие усилия смертных
не смогут нарушить всеобщей гармонии и равновесия: любое их действие
повторяется небом в обратном порядке и общий результат тем самым сводится на
нет. Так, вместо птицы с отсеченной головой там появляется целая птица,
которую, с согласия богов, можно иногда обменять на убитую.
- Ерунда, - сказал Валька, когда я рассказал ему об этом. - Выбрать
гуся, которому пришло время встретиться с двойником? И потом, как ты
выражаешься, обменять? Нет, к нам это отношения не имеет.
- К нам?.. Учти, Влах, они в голове умещали всю премудрость
тысячелетий, ныне частично утраченную, частично искаженную и лишь в малой
части ставшую основой современной цивилизации.
- Если хочешь учиться у астрологов узнавать волю богов, тебе нужно
родиться снова - в более подходящее для таких упражнений время.
- Боги! Да они не верили
в них! Боги для многих из них - словесная формула, не более. Или
древние, освященные временем предания. По крайней мере, для самых умных из
них.
- Слишком оптимистично.
- Да нет же. Вспомни, даже много позже, в просвещенной Элладе,
Аристотель был обвинен в богохульстве и присужден ареопагом к смерти, но
успел спастись, убежав на Эвбею. Диагор, отрицавший существование богов,
также удалился в изгнание после, того, как его приговорили к смерти.
Сочинения Протагора публично сожжены, а сам он изгнан. Продик, утверждавший,
что боги лишь олицетворение сил природы, казнен... Ну? Кто же осмелился -бы
открыто отрицать? Разумеется, из тех, кто хотел бы сохранить себе жизнь?
Валька неопределенно махнул рукой.
- Ладно, Меня это не очень волнует. Сказки лучше: ты в Синегорск
поедешь?
- Этого я пока не знаю.
СИНЕГОРСК
Прошел год с небольшим - И: все переменилось. Осенним вечером, когда
солнце катилось по крышам дальних домов, а на темно-серой ленте реки дрожали
длинные тени, я вспомнил о Синегорске. Но совсем не так, как раньше. Здесь,
на осенней набережной, я уже, кажется, не сомневался.
Слева от меня, на пригорке, деревья позванивали сентябрьскими листьями.
Над горизонтом висели желтые края облаков, и небо там было жарким и плотным,
но над головой уже рассылался голубой пепел. На реке, начинавшейся где-то в
розовом закате, гасли и тонули золотые огни. Здесь, на грани осеннего дня,
мир показался мне широким и светлым, а листья и травы вспыхнули вдруг чистым
и ярким пламенем.
Я не сразу догадался, откуда этот необъяснимый свет.
От уходящего солнца остался красный полумесяц. Оно почти скрылось там,
где за лесами, за реками был Синегорск. Кто знает, может быть, его-то лучи и
пробили маленький канал между прошлым и будущим? Верили же мы в то, что
каждый из нас должен рано или поздно встретиться с другим миром...
И в то, что поток фотонов мог облегчить квантовый обмен. И мы уже
знали, что мир вокруг нас совсем не такой простой, каким он кажется тем, кто
привык к нему. Ложная память, по-моему, так это называется. Я словно снова
пережил то, что уже было когда-то давно.
Я поднял руки вверх - они как будто коснулись прохладного неба. Мне
хотелось удержать солнце, еще и еще видеть и слышать, как дышит зеленая
земля. Но можно ли это сделать? Странная минута...
Наверное, меня давно тянуло в Синегорск, просто я не признавался себе в
этом. Нужно спешить, думал я, можно собраться очень быстро. Разве мало трех
дней? Уехать от всего, что надоело, от бесполезной и нудной толкотни. А там
видно будет... Влах был прав, конечно, я позвоню ему оттуда.
В этот момент я действительно знал или, может быть, чувствовал все, что
случилось потом, словно встретились настоящее, прошлое и будущее. Я знал,
что скажу Ольге. Знал, на каком поезде поеду, и в ушах уже раздавался стук
колес. Знал все о встрече и о первом глотке воздуха, когда я спрыгну на
почти пустую платформу. О старых вещих соснах, все еще рассказывавших,
наверное, ту самую историю, начало которой я слышал в детстве. Я представил
все это так, как потом и оказалось на самом деле.
Ясно прозвучал гудок, протяжный, как северная песня.
Я шел сначала медленно, потом все быстрее и быстрее. И мне казалось - я
представил себе, что кто-то другой, похожий на меня, шагал навстречу
горячему восходящему солнцу и протягивал к нему руки.
ФАНТАСТИКА, 1971.
Сборник. М., "Молодая гвардия", 1971.
384 с. (Фантастика. Приключения. Путешествия).
Р2
Редакторы Б. Клюева и С. Михайлова
Художник А. Блох
Художественный редактор Б. Федотов
Технический редактор Л. Никитина
OCR Pirat
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 24.12.2005 00:54
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг