Нет ничего правдивее легенд
Что-то совсем простое заставляло Хольгера вернуться в замок Данвеган,
что-то, имевшее причиной и мягко светящееся глубокое небо, неотделимое от
волшебного запаха трав, и летние звезды, большие, как под увеличительным
стеклом, и косматую, в облачных гребешках луну, которая то вырывалась на
звездный простор, то блекла.
Лучшие дни всегда в прошлом, но в двадцать пять это незаметно.
Особенно если пришло время отпуска, а теплый ветер, работавший семь дней,
прогнал над Шотландским нагорьем дожди, по морю расстелил белую пену и
соединил горы и воду с небом прямыми, как мост, лучами.
Когда гасли голубые колосья трав и спускалась на плечи ночь, дороги
становились длиннее, задумчивее. Можно было бродить, бродить, пока не
наступит час первой звезды и не вскрикнет утренняя птица-невидимка. Одна из
ночных дорог привела Хольгера к замку.
Конечно, история с феей, рассказанная служителем, казалась совершенно
неправдоподобной. Но были тогда в его лице и голосе какое-то спокойное
равнодушие, усталость, лучше слов говорившие о размышлениях, о неверии и в
то же время неспособности перечеркнуть, забыть увиденное как сон или
сказку. Если это и не так, разве не стоило удостовериться в силе чистого
вымысла, может быть, самообмана?
...Старый замок притягивал тени, как гигантский магнит. Хольгер
пробирался в южную башню. Слились, растворились ориентиры - ров, знакомые
выступы стен. За кронами столетних деревьев луна была как высокая и слабая
свечка. Хольгер потерял удобную дорогу, а идти напрямик становилось все
труднее. Вдоль стены липкими, цепкими шеренгами вставали кусты шиповника,
точно ежи, наколовшие листья на круглые спины.
Нужно было бы лететь, стелиться над землей и, добравшись до стены,
перемахнуть через нее, а лучше бы сразу влететь в окно, как бабочка или как
фея. Открыв дверь, Хольгер подумал, что легче совершить преступление, чем
добраться до южной башни обычным способом. Служитель не обманул: с дверью
действительно было все в порядке. На всякий случай Хольгер прикрыл ее за
собой и перевел дыхание.
В этот момент мелькнула какая-то неуловимая мысль, сразу переключив
его внимание, мозг, и он снова почувствовал упругость мышц, услышал
собственные осторожные шаги, уловил ритм сердца.
Лестница вела круто вверх. Было похоже, что звуки глохли, как в
лабиринте, рассеиваясь каскадом ступеней. На пороге комнаты он с минуту
помедлил, точно собирался проникнуть в тайну, оставаясь невидимым. Потом
вошел: комната была пуста. Здесь, на высоте южной башни, луна всплыла над
кронами огромной холодной рыбой, и стены комнаты засветились как днем. От
окна к небу выткалась серебристая невесомая тропа.
Хольгер ждал. Но ничто не менялось, и время, лишенное связи с
событиями, текло то быстро, то медленно. Хольгер подошел к столику и
бережно прикоснулся к легкому свертку. Считается, что феи очень маленького
роста, однако покрывало было почти нормальных человеческих размеров. По
крайней мере, когда Хольгер расправил его и поднял за углы, ткань, мягко
шурша, опустилась до пола.
И тут он уловил едва заметное движение. Мгновением позже он увидел за
покрывалом женщину. Руки сами собой застыли в воздухе. Медленно подымая
голову, он чувствовал, как от висков к ладоням бежала быстрая теплая волна.
Простые, как цветы и трава, линии ее лица, шеи, рук делали ее похожей,
наверное, на всех красивых женщин. Но в следующий момент явилось почти
неуловимое отличие, может быть, в широко расставленных глазах или коротко
остриженных волосах, светящихся каким-то собственным светом и все же
оттеняющих лицо, явилось то, что заставило потом Хольгера еще и еще раз
вспоминать эту встречу.
Легкая грусть была в ее взгляде, и всепонимание, и тень былого
счастья, тень радости и забот. И может быть, каждый день жизни высветился в
ее глазах своей особой, ни с чем не сравнимой искрой. Она была совсем
девочкой и пыталась скрыть легкую грусть или разочарование - это Хольгер
понял гораздо позднее, когда снова и снова пытался вызвать в памяти
мимолетное волшебство.
Прошло, казалось, лишь несколько секунд. Хольгер держал покрывало за
углы, застыв, забыв о нелепой своей позе. Опуская полупрозрачную ткань, он
заметил, как фея быстро наклонилась, легко взмахнув руками. Всплеснула
длинными пальцами и исчезла, растворилась в лунном свете.
Хольгер подошел к столику, спрятал струящийся шелк и, вздрогнув,
обернулся, но в комнате было пусто. Лишь в зеркале на стене холодной рыбой
забился месяц.
Часы отстукивали четвертый час ночи. Выходило: в замке он провел без
малого три часа. Наверное, вот так же герои шотландских сказок - гости
фей - не замечали хода времени.
...В отель он вернулся перед рассветом и проснулся так поздно, что
можно было сразу идти обедать. Ушедшая ночь всплывала смутным сном. Пока он
лениво одевался, отчетливо вспомнился небольшой кружок в углу покрывала -
деталь, выпадавшая из общей композиции затейливого рисунка эльфов. Уловить
какую-либо общую систему в причудливом узоре, возникавшем из крапинок и
тонких черточек, было трудно. А кружок напоминал мишень для стрельбы -
концентрические полоски занимали всю площадь: темное "яблочко", потом
светлый участок, и опять почти черное колечко. По краю колечки были совсем
узкие, и он так и не смог сосчитать их.
Хольгер почти уверился, что эти колечки ему знакомы, и теперь,
умываясь, мучительно соображал, когда и где видел их раньше. Возникло
наконец такое чувство, какое бывает, если ответ уже вертится в голове,
точно знакомая фамилия, которая всплывает в памяти, если подскажут первую
букву. Он даже перестал водить руками по шее, а просто положил голову так,
чтобы на нее падала сильная холодная струя, и, когда все вокруг словно
наполнилось легким свежим туманом, а кожу стало приятно покалывать, закрыл
кран. Потом медленно протянул руку за полотенцем. В этот момент возник
ответ.
Не так давно он листал книгу по голографии. Полосатый кружок был
решеткой Френеля - голограммой одной-единственной точки. Стоит лишь
осветить такую решетку - возникает точка, маленький кирпичик объемного
изображения. Вот оно что такое, покрывало фей, думал Хольгер, и вдруг
отчетливо вспомнилась женщина из замка в коротком плаще. Да, она была
совсем живой, только на полу не было заметно ее тени.
Хольгер нарисовал ход лучей в придуманной схеме. Старое зеркало на
стене отражало падавший в окно свет луны на голограмму-портрет. Крапинки
эльфов - искусно вышитые линии, черточки, точки - как раз и были волновой
копией оригинала. При освещении возникало объемное изображение. Феи умели
вышивать голограммы, как скатерти или сорочки!
Ему всегда казалось, что легенды не могли быть просто выдумкой.
Рыжеволосые кельты - самое изобретательное племя на планете- рассказали на
этот раз и вправду о настоящих своих соседях, феях и эльфах, чем-то похожих
на них самих.
Пожалуй, никто не ответит на вопрос, приходились ли эльфы кровными
родственниками кельтам. Да и кто они были вообще?
Легенды наделяют их странным и неровным характером, способностью
видеть и слышать так далеко, что эта способность кажется совершенно
непостижимой. Чувствуется, что те, кто рассказывал о них, не могли понять
их вполне. Неизбежные неточности и прибавления так исказили всю эту
историю, что после записи устных рассказов получилось как бы кривое
зеркало, в котором трудно увидеть подлинное лицо.
Хольгер попробовал представить, как это могло быть: тонкие пальцы,
серебристые нити, мелькающие, как струны, над легким шелком, и почти
неслышимая мелодия - и ему казалось: да, это так и было. Он угадал и
значение точки, волновое изображение которой поместилось в углу голограммы.
Это была и в самом деле просто точка. Точка после подписи мастера,
создавшего портрет.
Ему пришло в голову разыскать книжку о феях. Пусть это будут старые
легенды. Среди них, наверное, найдется и та, что слышал он в замке. Кто
знает, может быть, служитель пропустил или, наоборот, прибавил что-нибудь.
Во всяком случае, легенда стоит того, чтобы ознакомиться с ней.
В маленьком магазинчике, где и покупателей-то было всего двое - он сам
и седой остроносый старичок в пенсне, - нашлось среди прочих бумажных
редкостей и растрепанное, двадцатилетней давности издание сказок о феях.
- Только одна книга из этой серии, - заметила круглолицая высокая
девушка в очень коротком платье, напоминавшем сложенные крылья ангела. - Но
многим нравится очень современная "Ночь кукол" и "Возвращение
Франкенштейна", по мотивам старого фильма, с цветными иллюстрациями. Ну
как?
Не дождавшись ответа, она резко повернулась и сделала выразительное
движение плечами.
Хольгер листал содержание книги, но разыскать требуемое оказалось не
таким простым делом: названия говорили слишком мало.
- Легенды!-вмешался старичок в пенсне. - Вы любите легенды?
- Я разыскиваю одну историю... О покрывале фей.
- Прекрасно! - Страницы а его руках замелькали с непостижимой
быстротой. - вот! - И он подвинул к Хольгеру раскрытую книгу: - "Знамя фей
в Данвегане". Как раз то, что вам нужно.
Старичок собрал со стола газеты, которые до этого сосредоточенно
изучал, и дружелюбно заметил на прощание:
- Нет ничего правдивее легенд, молодой человек.
...Содержание первой части легенды совпадало с тем, что рассказал
служитель замка. Во второй части речь шла о том, какую важную роль играло
покрывало фей в жизни клана Мак-Лаудов, к которому принадлежал Малколм.
Когда молоденькая няня, повинуясь приказу Малколма, понесла ребенка в
зал, где происходило пиршество, послышалось пение фей. В песне содержалось
предсказание: покрывало, оказавшееся знаменем фей, спасет клан в годы
бедствий. Однако развертывать его позволялось лишь в тяжелый час, отнюдь не
по пустячному поводу. В противном случае на клан обрушатся несчастья: умрет
наследник, будет потеряна скалистая гряда - владение замка, и в конце
концов в семействе вождя не хватит даже мужчин-гребцов, чтобы переплыть
залив Лок-Данвеган.
Знамя фей бережно хранилось в чугунном ларце. И ни сам Малколм, ни его
сын, ни ближайшие их потомки ни разу не прибегли к его помощи.
Только много десятилетий спустя знамя развернули в первый раз. Это
случилось, когда Мак-Дональды выступали против Мак-Лаудов. В самой гуще
сражения взметнулось вверх зеленое знамя, и Мак-Дональдам почудилось, будто
к противнику подошло подкрепление. Они дрогнули и побежали.
Позже знамя спасло от чумы скот Мак-Лаудов. И все снова убедились в
его могуществе.
Но вот сто с лишним лет назад некто Бьюкенен, поступивший на службу к
одному из Мак-Лаудов, решил отучить людей от суеверия, взломал ларец,
извлек знамя и помахал им в воздухе на глазах у собравшихся. И сбылись
постепенно все предсказания фей: прямой наследник рода погиб при взрыве
военного корабля "Шарлотта", скалы "Три девы" перешли во владение Кембелла
из Иснея, а слава клана скоро померкла, и в семье вождя не набралось
гребцов, чтобы переплыть морской залив.
Вот что рассказывала легенда о зеленом шелке с изображением феи, может
быть, самой королевы фей, ставшей женой вождя клана. Не все поддавалось
объяснению. Возможно, несколько иной, более понятный смысл был вложен в
первоначальный, не дошедший до нас, текст: те, кто "развернул знамя" без
серьезных оснований, несомненно, могли быть только вздорными, неумными
людьми и, безусловно заслуживали лишь неприятностей. "И я развернул
знамя", - неожиданно подумал Хольгер.
Интерлюдия в отеле
Хольгер вернулся в отель и зашел в ресторан пообедать. Здесь он увидел
Эрика Эрнфаста, с которым вместе летел из Стокгольма. В зале почти никого
не было, как всегда в это время. Туристы, остановившиеся в отеле, заходили
сюда обычно часом-двумя раньше, большими шумными группами рассаживаясь за
столы. Потом зал пустел.
Эрнфаст приветственно взмахнул рукой:
- Где ты пропадал? Садись-ка и расскажи!
Судя по всему, он чувствовал себя здесь как дома. Не дожидаясь ответа,
Эрнфаст проглотил полстакана какой-то смеси и заказал еще.
Место и в самом деле было уютное. Большие окна выходили на тихую улицу
с серыми, как земля, домами; подстриженными кустами и цветниками. Из пасти
мраморного льва у входа в отель озорно торчала охапка веток. В старой
витрине напротив красовалась реклама "Курите папиросы "Кинг".
Хольгер втянулся в разговор. Он казался себе первооткрывателем. Совсем
даже неожиданно с легкой и неприятной для себя откровенностью Хольгер
рассказал Эрнфасту о поездке в Инвернесс, о Мэгги (он так и называл ее в
разговоре - Мэгги). Потом с наигранной шутливостью стал говорить о феях, о
старом замке, понимая, что другой тон был сейчас неприемлем.
- Не понимаю, - возражал Эрнфаст, - не люблю сказок. Да и зачем тебе
фея, если ты с такой девочкой познакомился?
- Здесь есть какая-то связь... какая-то загадка.
- Загадка - это плохо. Загадок не должно быть.
- Не должно, - машинально повторил Хольгер, наблюдая, как Эрнфаст
наполняет стакан.
Ему вдруг ясно вспомнилось, как Маргарет набирала кувшином воду из
вазы, но только не из той, что стояла на крыльце. Она не выходила из
комнаты, лишь приблизилась к зеркалу, в котором отражалась ваза, протянула
кувшин - и тот погрузился в воду! Разбежались круги, с кувшина упали
прозрачные капли. Он не обратил внимания на это тогда же, потому что все
произошло так естественно, даже незаметно, как будто зеркальное отражение и
было настоящей вазой.
Теперь же, пытаясь разубедить себя, Хольгер вновь и вновь переносился
в тот вечер, слыша ее легкие шаги до головокружения отчетливо. Но нет,
кувшин снова опускался рядом с зеркалом, снова позванивала в ушах и
разбивалась на капли падавшая с него струйка, снова Маргарет отводила со
щеки каштановые волосы... Колдовство.
Странная, почти нелепая мысль все больше овладевала им. Наверное,
сказалась ночь, проведенная в замке. Потому что разве иначе пришло бы в
голову, что феи могут жить рядом, сейчас, вместе со всеми. Может быть, их
совсем мало осталось, но они ведь всегда жили на этой земле.
Уже тысячу лет назад они умели и знали больше, чем нужно было другим.
Умение угадывать, совсем особый талант видеть истину, а не ползти к ней
вслепую, нащупывая выступы легковесных парадоксов, должны были постепенно
отгородить их от остального мира.
Давным-давно ничего не стоило уйти, раствориться в бесконечных
просторах зеленевшей земли, но за несколько сот лет исчезли рощи и янтарные
пляжи, тяжелые мосты опоясали помутневшие реки. А солнце продолжало светить
так же щедро, и жизнь стала иной: тем, кто хотел оградить себя от липкого
любопытства, от мелких, но нескончаемых посягательств на все сущее, теперь
достаточно было походить на остальных, не выделяться ничем. Но как,
наверное, трудно привыкнуть к этому...
- Не стоит грустить, - голос Эрнфаста прервал его размышления. - Что с
тобой, в самом деле?
Хольгер молчал. Непонятное беспокойство, какая-то неизъяснимая тревога
все отчетливее переходили в вопрос: "Зачем я сижу здесь? И зачем говорю о
невозможном, неповторимом с этим пьяным болваном? Но почему нельзя этого
делать? Да потому, что разве не протянутся жадные, досужие руки к тайне, к
хрупкой неизвестности- не сейчас, может быть, не сразу, - чтобы разрушить,
смять, растерзать, расколоть ее, хотя бы из любопытства, из желания
опередить других?"
- Выпьем, - потребовал Эрнфаст. - Не зря же мы прилетели в Шотландию.
- Нет. Хватит.
- Не хочешь выпить со мной... из-за какой-то шотландки, - тонкие губы
Эрнфаста оформились в саркастическую улыбку.- Впрочем, теперь, кажется,
считается хорошим тоном игнорировать правила хорошего тона.
- Баста, - Хольгер встал.
- А я говорю, выпьем! - Эрнфаст вдруг загремел на весь зал, раскинув
на столе руки-щупальца.
- Ты с ума сошел, - тихо, но внятно сказал Хольгер, - пошли отсюда!
- Нет, останемся. Пока мы не уйдем отсюда, мы останемся здесь,
понятно?
Эрнфаст поймал его за руку и покачнулся вместе со стулом. Освободив
локоть, Хольгер быстро пошел к выходу, точно ему представилось вдруг, что
нужно немедленно, сейчас же догнать нечто ускользавшее от него.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг