Владимир Щербаков
Рождение ласточки
Агнис
Пространство над сушей и водами было пустым. Вообразив однажды
крылатое существо, взвившееся над лугом, над рощами и озерами, Агнис долго
размышлял. Среди созданного им были медлительные кроты, вечно роющиеся в
земле, рыхлящие почву, слепые и незаметные, были стопоходы, во всем
подобные кенгуру или ланям (только иначе им названные), растущие колонны,
пьющие влагу из глины и каменных россыпей, цветы и травы. Цепочка причин и
следствий, причудливо переплетавшихся, указывала теперь на свободные
вертикали.
Стояли тихие звездные ночи, когда любая мечта, стократно усиливаясь,
зажигала искры мысли, а звезды сияли ровно и ярко, все больше разгораясь к
полуночи, медленно меркли, точно зеленые угли, покрываясь к утру серым
пеплом. Планета дремала, как сотни других планет, где ведомо таинство
летних ночей, но галактическими течениями предначертан другой ход событий -
особый для каждой планеты, для каждой земли.
Много дней подряд встречал Агнис утренний свет на крыльце дома. А
подруга его, та, что годы провела с ним вместе, жена его с именем
пространным и нежным - Флиинна, - часто глаз не могла сомкнуть и томилась
тревожными предчувствиями.
"Нет, не увидеть мне воздушного создания над крышей дома, никогда не
увидеть, если не помогу я ему появиться на свет", - решил Агнис. Придумать
просто, трудно сделать. Только сама природа не раз создавала подобные
шедевры (перепончатые летуны, гости из других миров, населяли в обилии
заповедник, но не об этом ему мечталось). Кринглей, сосед Агниса, услышав о
затее, только рукой махнул: не полезней ли заняться другим делом? Но ответ
рождался в сердце. Думал Агнис о том, как полетит птаха в поднебесье и
заглядится, задивуется на нее и стар и млад. Имя ей придумал: ласточка. Имя
негромкое, но все казалось ему, что вот так и должно назвать птаху, не
иначе, и что где-нибудь уже летает такая птица да еще с тем же, быть может,
именем. (Велики ведь и жизнеобильны подзвездные миры Вселенной - а ей ни
конца ни края!)
Рыжебородый, но похожий на ребенка, Агнис нарисовал свою ласточку на
двери дома, и ни на что не была она похожа, так что Флиинна, строгая,
неразговорчивая - темный плат до бровей, зеленые глаза под долгими
ресницами, платье до пят, медлительная походка, степенная речь, - так что
Флиинна, выйдя как-то по воду и увидев рисунок, покачала головой да звонко
рассмеялась...
...А потом, как водится, дни работы сменялись днями беспокойного
отдыха, и надежда чередовалась с отчаянием. Однажды Агнис был близок к
тому, чтобы проклясть день и час рождения замысла. Вышла из строя
термокамера, и погибли первые миллионы живых клеток - сердце ласточки, ее
миофибриллы, тончайшая паутина которых наметила контуры крыльев. В
мгновение ока живые нитки, что так заботливо были сшиты Агнисом под синими
стеклами микроскопов, скатались в пульсирующий комок. С последним импульсом
жизнь покинула непрочное пристанище.
Не на день и не на два забыл он о своем детище, листал старые фолианты
с жизнеописаниями великих мастеров и ученых, развлекая себя курьезами,
которых больше чем предостаточно на долгом и многотрудном пути человечества
любой, пожалуй, планеты. Мало ли случайностей и до обидного нелепых
происшествий становилось помехой? И трудно порой угадать, где подстерегает
неудача. Книги лишь маленький остров знаний, доступный для путешествия
одиночки. Электронные машины памяти хранят в себе так много, что обращаться
к ним нужно с умом и сноровкой, да и то не всегда. Нелишне вначале знать, о
чем спрашивать, а это, в свой черед, приходит после многих проб и ошибок.
- Чего проще - начать сначала! - воскликнул Агнис однажды поутру,
купаясь в светлом облаке, спустившемся так низко, что космы его
обволакивали край платья Флиинны, стоявшей рядом. - Пробовать, и нет другой
мудрости! Только тогда можно рассчитывать на мудрость других. - При этих
словах его, сказанных так громко, что туман заколебался, Флиинна вдруг
подумала, что скоро придет и ее время - понять и помочь, но, как и чем,
пока не знала.
Агнис чувствовал себя отдохнувшим, готовым все начать сначала. Вечером
выковал он три медных цветка с жаркими золотыми лепестками и серебряную
ветку вербы. Горн гудел, и молот ковал веселье на празднике света и огня.
За окном сизые ветры гнали тучи - уже наступал благодатный сезон дождей.
Агнис подарил Флииине цветы - колокольцы и украшения, легкие, как
плавники сказочной рыбы, в год раз поднимавшейся, по преданию, из пучин
инопланетного моря, чтобы вознестись к звездам. Из-за туч ненадолго вышло
светило, и все вокруг забагрянело, словно проступил первородный румянец.
Зеленые глаза Флиинны были молоды как никогда.
В заповеднике
Заря в полнеба. Длинные подвижные тени. Клочья тумана тают. Облака
покидают скалы, исчезая, как тополиный пух в потоках воздуха.
Агнис снял со стены меч, и мгновенное воспоминание оживило его лицо.
На нем светлая туника, в руке лук, за спиной колчан со стрелами. Каждое
острие отточено. Волос, упавший на меч, будет рассечен надвое. Прикасаться
к лезвию нельзя, тончайший молекулярный слой тотчас вонзится в ладонь.
Другое оружие брать в заповедник запрещено. С улицы слышен голос Кринглея:
- Агнис! Ты готов?
Минуту спустя они быстро шагают по тропинке. Стремительнейший экипаж -
ранд - поджидает их у дороги. Мгновение - и они плывут в ранде над дорогой,
еще мгновение - взметнувшаяся пыль обозначила путь, который приведет их в
заповедник.
В пути короткая остановка. Отдых. Стакан холодной родниковой воды.
- Мой. - В руке у Агниса цветок, он передает его Кринглею. - Разгадай
принцип!
- Все как надо, - говорит Кринглей.
Пауза.
- Цветок как цветок, - говорит Кринглей.
- Фокусировка. - Агнис указывает на лепестки: - Они собирают свет на
завязях в центре цветка.
- А сами... сами цветы находят такую возможность?
- Наверное, как всегда. Через сотню-другую миллионов лет.
- Готов допустить, что это происходит быстрее.
- Наведайся в заповедник, когда половина этого срока пройдет, увидишь,
так это или нет.
- Стоп.
Они прошли сотню метров, приложили ладони к невидимой стене, стена
тотчас раздвинулась, повинуясь биосигналам, пропустила их в заповедник и
неслышно сомкнулась.
Заповедники - средоточие найденного на других планетах - раскинулись
вдоль меридианов, охватывая разные климатические зоны. В каждом из них была
представлена флора и фауна на одной из стадий их развития. Ранд доставил их
туда, где, следуя универсальным закономерностям, общим для многих миров,
неисчислимые создания природы впервые пытались подняться в воздух. Бабочки
и кузнечики в счет не шли. Рубеж левитации пересекали ящеры, затмевавшие
небо перепончатыми крыльями.
Впереди простиралась зеленая гладь озера. Оно занимало большую
впадину, обрамленную наклонными скалистыми стенами, снижаясь, стены вели к
песчаным пляжам и отмелям.
Сбросив одежду, Агнис вошел в воду и поплыл. Он плыл быстро и легко,
бронзовые руки крыльями взлетали над зеленой прозрачной водой. Кринглей с
мечом и луком шел следом. Вот под водой родилось движение, потом точно
кто-то ножом полоснул: две пенистые гряды разошлись в стороны, и на этом
месте возникли темные полированные зубцы. Дракон показал спину и устремился
на мелководье наперерез Агнису. Кринглей натянул тетиву лука.
- Вижу! - крикнул Агнис.
Он поплыл еще быстрее, волосы его струей бились за плечами. Дракон
почти с такой же скоростью устремился к берегу, постепенно меняя угол
атаки, как бы рассчитав уже точку встречи, где он настигнет странное и,
по-видимому, беззащитное существо.
- Выходи на берег! - Кринглею скоро трудно было бы стрелять.
- Вижу! - воскликнул Агнис.
Кринглей отсчитывал последние секунды: вот-вот его лук должен был
послать смертоносную стрелу. А если промах?...
Агнис нырнул. Мгновение - и он плывет назад. Из воды поднялся
семиметровый хвост, усаженный зубцами, и ударил по воде с такой силой, что
минутой позже зеленый вал накрыл берег. Тщетно.
Потревоженная рыба поднялась со дна. Кринглвй отчетливо видел, как
двигались жабры и плавники остроносой рыбины, как бы преломляясь в водных
призмах. На рыбу спланировал крылатый ящер. Его пасть погрузилась в воду,
но крылья тяжело и тщетно бились о воду - добыча была слишком большой.
Рядом возникла голова дракона. Его зубы сомкнулись, смяв крыло
ящера-рыболова. Слышно было, как лопнула перепонка - сухой щелкающий звук.
Другое крыло еще билось, хлопая по воде. Вот и оно исчезло...
Рамфоринх, ящер с полыми костями, с хвостом-рулем, с острыми длинными
крыльями мог послужить образцом общего устройства летающего существа,
несмотря на известные несовершенства. Придирчивый и внимательный Кринглей
отметил стремительность полета рамфоринхов, но далеко не достаточную
маневренность: нелегко управлять полетом, когда хвост болтается как плеть!
Совсем иной облик у птеродактилей, которые, конечно, в других местах
могли называться иначе: широкие крылья несли их так уверенно, что хвост был
не нужен вовсе, концами крыльев они касались воды, когда ловили рыбу, и
снова взмывали вверх, где-то там, в выси подоблачной, собираясь в большие
стаи. Полет их был красив и легок, и вряд ли можно считать случайностью,
что самый большой и самый маленький птеродактиль по размерам вполне
соответствовали соколу и ласточке. Соколу, позже созданному Кринглеем, и
ласточке Агниса...
Кринглей выпустил стрелу, целясь в круглый валун, наполовину
засыпанный песком. Камень раскололся на три части, стрела ушла в землю.
Агнис растянулся у берега и, набирая полные пригоршни песку, сыпал его на
грудь, на шею, и казалось, эти теплые струм, составленные из мириад
песчинок, нашептывали ему о далеком и давнем...
Давным-давно, рассказывали книги предков, от полюса до полюса
произрастали на суше диковинные растения, а в морях так много водилось
рыбы, что лагуны сверкали под солнцем, как расплавленный металл. Под сводом
небесным, передают легенды, под облаками и выше их рассекали воздух крылья
разных тварей, поднявшихся в выси просторные потому, что тесно стало от
зверья в рощах и низинах. Такова была планета предков, породившая тысячи
правдивых сказаний об океанских гигантах, что гнались за кораблями и
поспевали, о лютости зверей лесных, о стаях их несметных, рыскавших денно и
нощно в поисках корма, о трелях певчих птиц, чьи райские голоса
завораживали и странника, и чудище лесное. Много воды утекло с тех пор,
много раз менялся лик планеты, подвергавшейся переустройству, но легенды не
умерли. Да и как умереть, когда в глыбы песчаника вмурованы древние кости,
порой вместе с наконечниками копий или тяжелыми стволами ружей, когда на
откосе открывается вдруг скелет гиганта, пойманного в свое время в глубокую
и хитроумную ловушку.
Много-много позже на планете возникли заповедники, куда понавезли
живых редкостей с других, весьма отдаленных планет. Но конечно, та, другая
и далекая жизнь не могла бы процветать в новых условиях, вне заповедников:
была она странной и прихотливой.
Никто не собирался копировать ее, это была ступенька, с которой надо
было шагнуть на следующую, потом еще на одну. Трудно еще было представить
себе в полный рост это новое, что возникало сейчас, сегодня. А о далеком
грядущем можно было лишь мечтать.
Около полуночи Кринглей поставил непроницаемый экран, шатер, сквозь
который просвечивала звездная пыль. Агнис развел костер и приготовил ужин.
Из тьмы, трепеща слюдяными крыльями, вырвалась на свет костра гигантская
стрекоза меганевра, уселась на внешней оболочке шатра, и в глазах ее
долго-долго полыхало отраженное пламя.
Сокол Кринглея
Немного времени прошло, и Кринглей пожаловал в гости к Агнису
продолжить разговор, начатый в заповеднике, - о замечательных созданиях,
единственной опорой которых будет воздух во всех его состояниях: и влажный
воздух после гроз, и клубы белые туманов, и в ясную даль простирающиеся
воздушные пустыни, где царствует луч света. Нет ласточки без сокола, и о
других птицах пора было поговорить. Касаясь пальцами .наэлектризованного
полотна, вели они долгую беседу, и линии чертежей соединялись друг с
другом, перечеркивали одна другую, исчезали, уступая место новым линиям -
светящейся, мерцающей паутине.
- Крыло будет таким... - говорил Кринглей и возникал рисунок.
- А плечевая кость? - возражал Агнис. - Ты забыл удлинить плечевую
кость, и, кроме того, она должна быть массивней, иначе сломается при
полете.
- Никогда! - восклицал Кринглей.
- А возросшая скорость? Подъемная сила стремится согнуть и перекрутить
плечевую кость... И вот как это происходит при быстрых поворотах.
- Не говори мне о соколе, подумай лучше о ласточке,
Пролетел день. Как просто выло раньше, думая Агнис, взять хотя бы
кузнечика, ничего и рассчитывать не надо было, кроме дальности и высоты
прыжка, другие размеры - другие законы. И в самом деле, каждая нога
кузнечика состоит из сегментов, соединенных подвижными сочленениями, а
короткий сегмент, вертлуг, жестко связан с бедром. Каждое сочленение - не
шарнир, а всего лишь гибкая полоска, и потому возможны любые движения
{шесть степеней свободы!).
Кринглей, автор многих рыбьих хитростей, вздохнул: тихоходные
водоплавающие твари не доставляли столько забот ни ему, ни его коллегам.
Хитроумный замок колюшки или сомика, удерживающий колючки растопыренными
при виде хищной рыбы, - ничто в сравнении с аэродинамическими фокусами.
Но не могло быть иначе, не могло быть проще. Только три способа
распространения жизни знает вселенная: самозарождение, рассеяние, создание.
Как рождается живое? Из клеток, похожих на палочки, нитки, шарики,
прозрачные под микроскопом, из крохотных пузырьков, объединяющихся
постепенно в колонии, в организмы. Это вторая часть пути, первая -
появление самой клетки из сложнейших молекул, случайно соединившихся,
явивших первичный акт самозарождения. Миллиарды лет и многие миллиарды
счастливых случайностей отделяют первые комочки протоплазмы от составляющих
их молекул. Путь крайне долгий и ненадежный! Агнис верил в него лишь
потому, что другие верили. Кринглей вовсе не верил. По расчетам Агниса, для
такого развития живого нужны были два-три миллиарда лет, по мнению
Кринглея, не менее десяти, а это уже выходило за рамки допустимого - порой
солнца гаснут быстрее, и планеты, остывая, погружаются во мрак за меньшее
время!
Как рассеивается живое? В океане воздуха плывут крупицы жизни - споры,
семена, высохшие комочки со дна исчезнувших луж и озер. Они преодолели
первый барьер - гравитацию. Они плывут, подгоняемые ветрами, не в силах
вырваться за пределы эфемерного океана. Но мельчайшие крупицы, несущие
электричество, вовлекаются у планетных полюсов в вихри танцующих ионов,
ускоряются и выбрасываются в безвоздушное пространство. А там лучи солнца
подгоняют их дальше, в беспримерное плавание по чернильной межзвездной
пустоте, до сказочных границ иных миров. Прорастая, споры дают начало древу
жизни, но, прежде чем возникнет на его ветвях драгоценный плод - разум,
неисчислимые метаморфозы приведут от простого к сложному - точно так же,
как при самозарождении! - и от низшего к высшему.
Как создается живое? Руками и талантом, думал Агнис. Умением и живой
мыслью, думал Кринглей. Лишь умение, лишь талант позволяют подниматься все
выше и выше - так внешне, только внешне, воспроизводится картина долгой
эволюции, укладывающейся, однако, в гораздо более короткие отрезки времени.
Месяцы, годы, десятилетия... Но не миллиарды лет.
Жизнь вечна, неуничтожима, вечно и желание создать живое, думал
Кринглей. Жизнь никогда не рождалась, она существует всегда, как материя,
жизнь и Вселенная - спутники. Но как непросто воплощать ее в конкретные
формы!
"Сотворив сокола, я расскажу миру и о себе самом, - думал Кринглей, -
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг