Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
польскую группу биологов?
     - Через две недели. После акклиматизации. Мы сообщали вам...
     - Да, сообщали, - сказал  Гарин,  -  спасибо.  Объемный  экран  померк,
превратился в малозаметный листок, приколотый к стене обычной булавкой.
     - Ну вот, - Гарин окинул взглядом коллег, - слышали: через две  недели.
Значит, кроме нас, здесь никого нет. Совсем никого. От полюса до экватора  и
от экватора до другого полюса. Ни души. А между тем... Пойдемте со мной.
     Гарин пропустил  вперед  Кавардина,  Колосова  и  Сварогина,  тщательно
закрыл дверь, потом повел их  вокруг  дома  к  окнам,  выходившим  на  южную
сторону.
     - Стоп, - тихо скомандовал он. - Вот здесь... Смотрите.
     Над самым окном сиял факел кометы. В  его  призрачно-желтом  свете  они
увидели в песке выемку, вмятину и еще, поменьше, - они  тянулись  в  пустыню
неровным пунктиром: следы. Гарин шагнул, и все увидели, что длина  его  шага
примерно такая же, как расстояние  между  отпечатками  на  песке:  это  были
следы ног. Они начинались под самым окном.
     Он обернулся. Их лица казались  неподвижными,  застывшими,  как  маски.
Неосознанное чувство настороженности сковало его на  мгновение,  потом,  уже
улыбаясь, он показал другие следы, ведшие к дому.
     - Это следы того, кто украл ос.
     - Отсюда простой вывод, - сказал Кавардин, - нужно...
     - Нет, только не здесь... - возразил Гарин. - Пойдем. Они  вернулись  в
дом.
     - Нужно еще наловить ос, - закончил Кавардин свою мысль.
     ...У Сварогина не получилось хорошей коробки. Тогда он сделал остов  из
проволоки и обтянул его прозрачной пленкой, такой плотной,  что  осы  ни  за
что не справились бы с ней, вздумай они вырваться на волю. Долго  обсуждали,
где подвесить это сооружение. Если за ним придут, то  искать  его  долго  не
должны - мало ли случайностей,  которые  будут  неожиданной  помехой.  Да  и
наблюдатели при этом подвергаются некоторому риску,  несмотря  на  все  меры
предосторожности. Решили было оставить пакет с осами на видном  месте  -  на
втором этаже, где находилась исчезнувшая коробка.  Но  Кавардин  возразил  -
место уже примечено, вызовет подозрения. Не лучше ли "перепрятать"? В  конце
концов сошлись на том, что приманку надо подкинуть на первый этаж,  в  общую
комнату, а наблюдателям остаться на  втором  этаже.  Окна  открыть,  держать
наготове фотоаппараты и кинокамеру, оружие, рацию.
     Двое по этому плану уходили в  пустыню:  во-первых,  работа  не  ждала,
во-вторых, прекращение обычной программы  исследований,  вероятно,,  вызвало
бы настороженность. Двое  занимали  наблюдательные  посты  у  окна.  Кому-то
пришло  в  голову  соорудить  перископ  чтобы   ничем   не   выдать   своего
присутствия.
     На другой день вечером отловленных ос  перевели  в  пакет.  Рано  утром
Гарин лично проинструктировал  Сварогина  и  Кавардина.  Потом  он  уехал  с
Колосовым, но не так далеко, как обычно. Через полчаса узнал по  радио,  все
ли в порядке, и приказал быть начеку, (Этот приказ был  передан  специальным
кодом, в случае чего  расшифровать  его  кому-нибудь  постороннему  было  бы
весьма трудно.)
     Те кого ожидали  на  станцию  с  визитом,  предположительно  обнаружили
пропажу утром, причем по пустующим норкам (правда, это  скорее  походило  на
смутную догадку, чем на гипотезу, но так оно и оказалось по  выяснении  всех
обстоятельств, много позже).
     До полудня было тихо. Кавардин  делал  зарисовки  пейзажей  по  памяти.
Сварогин дежурил. Потом ему это тоже  надоело.  Он  полистал  томик  стихов,
написал письмо брату, которое с  орбиты  передали  в  эфир.  (Для  этого  он
вызвал оператора нейтринной установки корабля и еще несколько минут  говорил
с ним о новостях, не сказав, однако, ни слова  о  предполагаемом  визите  на
станцию - ведь для этого пришлось бы запросить разрешение на работу кодом.)
     Повинуясь   неосознанному   побуждению,   Кавардин   к   полудню   стал
внимателен, словно предчувствуя неизбежность встречи.
     Сварогин расположился  у  противоположного  окна  так,  что  извне  был
заметен, пожалуй, лишь патрубок перископа. И каждый раз  перед  ним  маячило
одно и то же: невысокие столовые горы незаметно переходили в дюны,  в  холмы
с темными гребнями  опаленной  глины  и  пурпурными  заплатами  девственного
кустарника. Сквозь караваны пылевых облаков, разрезая их  слепящими  лучами,
прорывалось солнце. Края облаков то подрумянивались, то незаметно  сливались
с небом,  то  растворялись.  И  ясно  очерченное  облако  вдруг  переставало
существовать,  и  на  месте  его  выступало  новое,  почти  живое   существо
небесного зверинца. По мере того как раскаленный шар  подбирался  к  зениту,
воздух обретал все большую текучесть и, дрожа, колыхался над песками.
     Сварогин ощутил на своем  плече  осторожное  прикосновение.  Он  поднял
голову и увидел совсем рядом лицо Кавардина. Приложив  палец  к  губам,  тот
показывал рукой чуть влево,  туда,  где  горячие  краски  сверкали  особенно
ослепительно. Кавардин тотчас же  присел,  спрятавшись  за  подоконником,  а
Сварогин без труда  увидел  силуэт  человека,  стоявшего  там,  впереди,  за
окном, точно в раздумье. На нем была светлая одежда, на голове  капюшон  или
накидка - она скрывала верхнюю  часть  лица.  Сварогин  поднял  бинокль,  но
Кавардин крепко сжал его руку, бинокль упал. Кавардин мягко подхватил его  и
молча положил на пол. Блеск стекол выдал бы их.
     Сварогин затаил дыхание. Человек сделал несколько шагов в  их  сторону,
постоял, потом двинулся опять. Край капюшона, наверное, мешал ему  смотреть,
и он откинул материю. Его лицо, неподвижное и обветренное, тем не  менее  не
казалось  маской.  Сварогин  успел  заметить  морщины  на  просторном   лбу,
продолговатые глаза,  сухие  тонкие  губы  и  уши,  вылепленные  как  бы  из
фарфора.
     Сварогин  щелкнул  затвором  аппарата.   Минуту   спустя   он   включил
кинокамеру. Человек продолжал  идти.  Он  даже  не  смотрел  на  окно.  (Тут
Кавардин мысленно отругал себя: окно следовало бы закрыть с самого начала  -
непростительная ошибка!)
     Тем не менее все шло  как  надо.  Тому,  кто  шел  к  дому,  оставалось
каких-нибудь десять метров. И тогда он поднял голову.
     Он стоял и смотрел вверх, на окно. Захотелось крикнуть что-нибудь,  или
просто  пойти  ему  навстречу,  или  заговорить  с  ним,  облокотившись   на
подоконник. Кавардин и Сварогин угадывали его  внимательный  взгляд.  Минута
тишины и неподвижности. Ни шороха,  ни  движения.  Даже  дыхание  -  помеха.
Прочь иллюзии. НА ЭТОЙ ПЛАНЕТЕ НЕ БЫЛО ЛЮДЕЙ. Кроме членов экспедиции.
     Слепящий свет солнца, висевшего у  верхнего  угла  окна,  резал  глаза.
Багровая груда облаков, пронизанная пламенем, казалось, застыла, и  ее  края
медленно расходились в стороны - невероятно слабое, едва заметное  движение,
какой-то мертвящий аккомпанемент происходящему...
     И вдруг комариный писк, потом еще, громче.  И  тихий  гудок,  и  снова.
Рация! Пустота взорвалась.  Рука  нащупала  провод,  кнопку.  Поздно.  Снова
тишина, но другая - уходящая. Человек за окном  отдалялся.  Они  без  опаски
смотрели ему вслед. А он шел так  же  размеренно,  иногда  останавливаясь  и
замирая. И легкие его шаги уносили от него  все  дальше,  как  видение,  как
мираж, дом, к которому он только что шел, и людей,  которых  он  не  захотел
увидеть.
     :- Мне кажется, он заметил фотоаппарат, - сказал Кавардин.  -  Впрочем,
с такого расстояния мудрено ничего не заметить.
     - И вдобавок рация... - отозвался Сварогин. - Гарин  не  разрешил  идти
за ним, этого я не понимаю. Почему?
     - Это нельзя делать. Мы не знаем, мы не понимаем,  -  значит,  не  надо
пока активности. В этом он прав. Однако никто не запрещал нам изучить  след.
Куда к примеру, он ведет?
     Они подождали, пока силуэт растаял. Связались с Гариным. "Все идет  как
надо, - сказал Гарин, - хорошо, что не было разговора, пока не  надо,  следы
сфотографировать, если еще не засыпало, обработать пленки".
     Но Кавардин увлекся, ему хотелось узнать как можно больше  -  и  сразу.
Они пошли по следу, и первый километр дался очень легко, потом они устали  и
присели  отдохнуть.  Рыжий  кудлатый  шар  висел  уже  низко,   над   желтым
горизонтом, и не линией  был  горизонт,  а  полосой,  текучей  полосой,  где
смешивались стихии неба и земли.
     Следы окаймляла  тень,  ветра  в  этот  предвечерний  час  не  было,  и
Кавардину представлялось вполне естественным и  даже  необходимым,  что  вот
они домыслили советы и указания Гарина и смогут узнать еще кое-что.
     Еще один привал  -  и  снова  километр.  Они  пошли  быстрее.  Кавардин
торопился: Нужно успеть вернуться до заката, а сколько еще идти, кто  знает?
Вот тут у него и возникли подозрения самого  общего  свойства,  даже  трудно
было выразить их. Задыхаясь, они шли, едва волоча ноги, но им чудилось,  что
вот-вот они догонят кого-то впереди, хотя не видно было  знакомого  силуэта.
Он давно уже пропал, растаял, еще до того, как  выбрались  они  из  дома.  А
теперь вдруг на исходе дня след оборвался. Дальше зияла загадочная  пустота,
ровный всхолмленный песок  и  ничего  больше.  Ни  ямки,  которую  можно  бы
принять за припорошенный отпечаток,  ни  продолжений  следов  в  окрестности
сотни шагов.
     - Ничего, - сказал Кавардин. - Придется вернуться, Валя. Пошли.
     Промелькнул час-другой. Они уже подошли к дому. Кавардин думал  о  том,
как это мог пропасть след, но пришел-таки к  выводу,  что  это  как  раз  не
самое загадочное во всей истории. Следы  можно  присылать  песком.  Сварогин
устал, он умылся и прилег отдохнуть.
     Кавардин почувствовал неладное. Он быстро поднялся на второй этаж.  Все
было в порядке, на месте  была  кинокамера,  приборы,  все  остальное..  "Ну
конечно!"  -  вдруг  встрепенулся  Кавардин.  Он  опрометью  бросился  вниз.
Пластмассовой ловушки с осами не было. Пакет висел на крючке. Сейчас  крючок
одиноко торчал из стены. Кавардин растолкал Сварогина, успевшего  задремать.
Вместе они кинулись на улицу. И увидели: от самой двери ведет в пустыню  еще
один след.
     ...Кавардин испытывал чувство неловкости,  он  сознавал,  что  поступок
его и Сварогина иначе как мальчишеством не  назовешь.  Но  Гарин  был  иного
мнения.  Он  даже  успокоил  их.  Разве  легко  предвидеть,   встречаясь   с
необычным? Да и что, собственно, произошло? Осы исчезли?  Но  разве  не  для
того они были пойманы, чтобы служить приманкой? Да, приманки нет, но ведь  и
рыба показалась. И они сели рассматривать фото.
     - Представьте, ничего не пропало, все  цело!  -  возбужденно  восклицал
Кавардин. - А ведь он знал, что его фотографировали, и видел, наверное,  что
за ним следили.
     - Конечно, - ответил Гарин. - Похоже, что он, или  лучше  сказать,  они
придерживаются принципов, подобных нашим. Не исключено, что им  тоже  многое
неясно.  Но  согласитесь,  такие  безмолвные  встречи  заставляют  думать  о
будущем и желать знакомства.

     Утром на старом месте, там, где  осы  учились  читать,  все  оставалось
по-прежнему. Колосов присел, на песок, погрузил в него ладони и  долго-долго
слушал тонкое, пронзительное жужжание  ос,  приземляющихся,  и  гудение  ос,
размеренно шествующих по воздушным своим дорогам - от  выжженных  пастбищ  к
городу  и  обратно.  Осиному  городу  трудно,  ох  как  трудно  выстоять   в
постоянной  борьбе  с  суховеем.   Что   противопоставить   крылатой   крохе
иссушающему шквалу? Разум,  подумал  Колосов.  В  этом,  как  ему  казалось,
трудно было сомневаться. И кажется, их кто-то охранял, заботился  о  них.  А
что за дивное место, где раскинулся осиный город! Нет лучше уголка  во  всей
округе, потому что здесь всегда необъяснимое затишье и даже не  так  знойно,
как всюду.
     Колосов не особенно удивился, когда обнаружил  в  руке  невесть  откуда
взявшийся листок с рисунком. Он подумал, что мог захватить его с песком  или
ветер подбросил его и прижал к ладони. Мельком  взглянув  на  него,  Колосов
понял, что это портрет. Он внимательно и осторожно стал рассматривать его  и
вздрогнул от неожиданности - ему почудилось, что глаза на портрете  живые  и
так же внимательно изучают его. Но нет! Это был  рисунок,  не  больше.  Зато
выполнен он был мастерски, так что любое  движение,  любое  прикосновение  к
листку бумаги заставляло портрет как бы оживать на короткое время.
     В тот же  день,  к  вечеру,  Гарин  сделал  важный  вывод:  портрет  не
нарисован. Это  было  что-то  вроде  мозаики  из  крохотных  кусочков  сухих
растений, вероятно, работа ос. Нетрудно было узнать того, кто был  изображен
осами-художницами. Гарину  это  даже  казалось  естественным.  С  фото  и  с
портрета смотрело на них одно и то же лицо.
     - Я думаю, они хотели этим сказать, -  заметил  Гарин,  -  что  мы  зря
фотографировали его в тот день. Если нам нужен портрет  на  память  или  для
других целей, то не стоило нам трудиться. Они дарят нам его.  Это,  пожалуй,
очень похоже на ненавязчивую попытку к установлению контакта с нами.
     - Или на попытку покончить с контактами, - возразил Кавардин.


                              Много лет спустя

     Как это часто бывает, события тех немногих дней скоро  были  отодвинуты
на второй план: близился уже конец последнего этапа  исследований,  и  Гарин
работал  допоздна,  наверстывая  упущенное.  Вместе  с  ним   другие   члены
экспедиции (а к  ним  присоединились  еще  поляки)  отбирали  и  готовили  к
отправке материалы, экспонаты. Тут уж было не до опытов и  гипотез.  История
эта дожидалась продолжения. С этим все, пожалуй, были согласны.
     Нет труднее задачи,  чем  провести  всестороннее  изучение  планеты,  и
несколько недель работы казались маленьким эпизодом на  долгом,  многолетнем
пути.
     Другим, возможно,  повезло  больше.  Экспедиция  Ольховского  пять  лет
спустя  нашла  под  пустыней  настоящие  города.  Самый  древний   и   самый
прекрасный из городов, как каменный белоснежный остров, когда-то  возвышался
над песками. Его мощеные улицы непостижимым образом соединяли в  себе  самые
разные по стилю постройки - и хижины и дворцы. Их  геометрически  правильные
линии  тянулись   на   километры,   а   под   улицами   прятались   каменные
трубы-водоводы. На площадях этого солнечного города высились не храмы  и  не
статуи богов и героев, а колодцы, выложенные  звонкой  красной  керамикой  и
черными блестящими камнями,  отшлифованными,  как  зеркало.  В  полированные
грани этих камней, быть  может,  по  утрам  смотрелись  девушки  с  высокими
кувшинами на плечах, их касались монеты,  брошенные  нищим,  а  капли  воды,
падавшие с кувшинов, в  жаркие  дни  шипели  и  испарялись,  едва  достигали
красных плиток.
     Три шахтных колодца необычайной глубины подавали воду  в  бассейн,  где
могли выкупаться путники, достигшие гостеприимных пределов города. Из  этого
же бассейна нагретая солнцем вода подавалась в висячие сады,  превосходившие
знаменитые сады Семирамиды.
     Исполинское водохранилище недалеко от города  было  подобно  озеру,  от
него струились искусственные ручьи, питавшие поля.  Но  там,  где  кончалось
царство воды, начиналось царство смерти - песок, песок,  песок,  миражи  под
палящим небом да облака багровой пыли.
     Но колодцы и  каналы  чаще  всего  питались  водой,  "выпотевающей"  из
горных пород. Вода то и дело  пропадала,  ключи  иссякали,  колодцы  мелели.
Ольховский разыскал множество древних  каналов  и  показал,  что  с  помощью
красящих веществ, меченых рыб и  совсем  особых  поплавков  здешние  мудрецы
выясняли подземные пути невидимых речек и озер. Позже они  познали  свойства
воды легкой и воды  тяжелой,  секреты  растворов  и  перегретого  пара.  Над
поздними городами возносились уже водонапорные  башни,  чуть  позже  сложные
конденсаторы, казалось, навсегда решили проблему. Но самих городов  осталось
очень мало, и они скорее напоминали уже не многолюдные  торговые  центры,  а
исследовательские станции, где велась  постоянная  борьба  с  пустыней.  Они
пытались вызывать искусственные дожди, но влаги  в  атмосфере  было  слишком
мало. Драгоценнейшее вещество - вода постепенно, капля  за  каплей,  облачко
за облачком рассеивалась в пространстве, уносилась она и в космос, но  самое
страшное заключалось в том, что свойства ее менялись со временем.  Легчайший
из изотопов водорода, протий, исчезал, жгучие лучи выносили его молекулы  из
атмосферы,  невесомый  пар,  начало  всякой  жизни,  ее   основа,   таял   и
растворялся  в  черных  пустотах.  Оставалась   тяжелая   вода,   постепенно
убивавшая жизнь.
     Те, кто отдавал планету пустыне, не могли смириться  с  этим.  Да,  они
отступили. Но не исчезли. Любой ценой стремились они остаться там  и  готовы
были ради этого на  многое.  Мужество  и  вера  не  покинули  их.  Расколки,
выполненные Ольховским, это подтверждали.
     Как же должны  были  они  поступить?  Что  предпринять  в  безнадежной,
казалось бы, ситуации? От  них  не  требовался  немедленный  ответ.  Пустыня
веками ревела голосами звериных стай и  диких  птиц,  искавших  прибежища  у
человеческого жилища, и песчаные смерчи тысячелетиями  стучали  в  их  окна.
Нашли ли они к тому времени другие планеты, готовые дать им кров и  пищу?  А
если нет? Или горячие смерчи раскидали ракеты, занесли их  песками,  утопили
в безбрежном оранжевом океане,  откуда  уж  не  дано  им  никогда  взлететь,
унестись к синей чаше небес, к иным мирам, мирам грез и надежд?
     И вдруг  они,  казалось,  нашли...  Наверное,  в  их  лабораториях  еще
работали, еще надеялись, и когда стогласно пела вверху пустыня, их  мудрецы,
шепча молитвы или, быть может, стихи, искали последние пути  к  отступлению.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг