отведенных местах. Не ручаюсь за точность цитаты.
- Да нет, все правильно. Настоящие эксцессы, к сожалению,
тоже иногда случаются, но они редко носят преднамеренный ха-
рактер. Если кто-то и накуролесит в нашем маленьком коро-
левстве, то потом обязательно выясняется, что несчастный
пребывал в состоянии аффекта. Например, на почве ревности.
Ревность, это такой бес, которого так просто не изгнать из
человеческой души, и особенно страшно, когда ревность имеет
основания. Рождается ненависть, направленная против мира в
целом. Рвется ниточка, соединяющая нас с природой, с Богом.
Неужели все это было сказано сотрудником полиции? Сыщи-
ком? На секунду я потерял чувство реальности. Здоровенный
смешливый мужик, философствовавший возле моей кровати, был
ненастоящим, неправильным, он и не мог быть иным, потому что
в мире, который он вокруг себя творил, отсутствовала гармо-
ния. Я должен добиться соответствия, понял я, иначе... Что -
иначе? Иначе мне опять станет плохо...
- Продолжайте,- прошептал я, закрывая глаза.- Слушаю вас
очень внимательно.
Ты должен быть другим, думал я, и ты будешь другим. Я
исправлю тебя, я сделаю из тебя героя, достойного твоей ве-
ликой фамилии... Привычно включился мозг, возникла картинка.
Герой был поджарым и сухим - никакой вам полноты! - лысый
череп, растопыренные уши, маленькие злые глаза. Ни капли
обаяния, лишь фанатичная нацеленность на результат. И чтобы
никогда не улыбался. И чтобы мало говорил. Хищник, професси-
онал, щука... Лабиринт мертвых коридоров, думал я, черные
стены и душная тьма. Вот тебе гармония, сыщик Сикорски, вот
оно, соответствие, наслаждайся. Теснятся анфилады бесформен-
ных залов, мелькают зыбкие контуры каких-то предметов, взды-
хает паркет под ногами. Ты - в этих роскошных декорациях,
неслышными прыжками мчишься вперед, отыскивая путь во мраке.
Угловатый, нескладный, согнутый и вместе с тем стремитель-
ный, неудержимый, страшный, горят глаза, нос к полу, огром-
ные уши стелются по комнатам - что еще? - ага, любимый деся-
тизарядный "дюк" в руке, чудовищное оружие профессионалов,
начиненное смертью пятьдесят второго калибра. Никогда ты не
достаешь оружие, чтобы напугать, только чтобы убивать. Се-
годня как раз тот случай. Реликвия, способная погубить чело-
вечество, спрятана в подземелье древнего замка, и нужно опе-
редить Зло, пока не пробил час истины, пока когтистая лапа
не коснулась платка на крышке саркофага... Боже, какая пош-
лость, думал я. Почему мне опять плохо? Неужели я смогу и,
больше того, захочу когда-нибудь изобразить такого героя на
бумаге? Где же врач?
- ...В конце концов человек теряет то, что заслужил всей
предыдущей жизнью,- втолковывал мне неправильный полицейс-
кий.- Он теряет свои ночи. Попробуйте представить себе этот
позор - человек разучился видеть сны...
- Сны? - вяло переспросил я его.- Причем тут сны?
Говорить было трудно, во рту скопилась слюна. Много-много
слюны, имевшей подозрительно гадкий вкус.
И в этот момент вошел врач. Лейтенант Сикорски вскочил со
стула. А следом вошел Бэла Барабаш, начальник полицейского
управления, обмахиваясь форменной панамой. Врач был совсем
еще молоденькой девушкой - она и заговорила первой:
- Ну вот и все. Что-нибудь почувствовали?
Я приподнялся на локте.
- Вы меня спрашиваете, целительница?
- А разве здесь есть еще кто-то, кто нуждается в моей по-
мощи? - Она почему-то посмотрела на лейтенанта. Тот стоял с
каменным лицом, уже не улыбаясь. Бэла тоже посмотрел на лей-
тенанта и неожиданно подмигнул ему. Затем Бэла подмигнул
мне:
- Привет, бортинженер.
- Комиссар,- обрадованно сказал я.- Хорошо, что ты при-
шел. Они меня подозревают в нездоровом образе мыслей.
Девушка подошла к кровати, на которой я лежал, и отключи-
ла оба генератора - в изголовье и в ногах.
- Так вы что-нибудь чувствовали? - повторила она вопрос.-
Несколько минут назад.
Я чувствовал себя, как никогда, хорошо - стих гул в ушах,
и странной дурноты в помине не было. Наваждение прошло.
- Несколько минут назад? - наконец-то догадался я.- Зна-
чит, это было ваших рук дело? Товарищ комиссар, я выражаю
официальный протест. Тайные эксперименты на людях запретили
еще в прошлом тысячелетии.
- Я проверяла вашу эндокринную систему,- строго возразила
девушка. Серьезный она была человек, полная противополож-
ность здешним полицейским.
- А я решил, что меня отравили,- сообщил я ей. Тут она
наконец улыбнулась. Улыбка у врача была плотоядной, совсем
не вегетарианской. Я бы спрятался от такой улыбки под кро-
ватью, будь помоложе годов на сорок пять.
- Наш гость попал в опытные руки,- произнес со странной
интонацией лейтенант Сикорски.- Думаю, я ему больше не ну-
жен. Я подожду тебя в коридоре, Бэла, хорошо?
- Присядьте,- скомандовала девушка, придирчиво рассматри-
вая меня.- А теперь погримасничайте. Попробуйте меня напу-
гать или рассмешить - разиньте рот, выпучите глаза, высуньте
язык. Не стесняйтесь, я и не такое в жизни видела.
Я постарался не стесняться.
- Вы уверены, что реабилитация прошла, как надо? - озабо-
ченно спросил Бэла, понаблюдав секунду-другую за моим ли-
цом.- Меня тревожит состояние его психики, доктор. Психика
тоже должна восстановиться?
- Сделайте, пожалуйста, несколько круговых движений голо-
вой, медленно,- последовала новая команда.
- А меня тревожит жара,- сказал я, осторожно ворочая шей-
ными позвонками.- Молоко скиснет. Или что вы там едите вмес-
то мяса?
- Вместо мяса употребляют сою,- откликнулся Сикорски уже
от двери.
- Ты не волнуйся, Иван,- бодро сказал Бэла,- Твои консер-
вы положили в холодильник, употреблять сою от тебя не потре-
буют.
- Нет, я теперь буду есть только сою,- капризно возразил
я.- Товарищ лейтенант убедил меня, что больным быть вредно
для здоровья.
- У вас отличное здоровье,- вдруг сказала врач.- Для ва-
шего возраста, конечно.
Она присела на стул, на котором раньше сидел лейтенант
Сикорски, и смахнула со лба прядь волос. С исчезновением од-
ного из мужчин девушка необъяснимым образом изменилась -
словно стальной стержень из нее выдернули, словно ослабло
поле, защищавшее ее от неблагоприятных условий среды. И ста-
ло заметно, что красавица гораздо взрослей, чем была мгнове-
ние назад. Что никакая она не девушка, а взрослая, много по-
видавшая женщина. Ведьма, потерявшая свою гипнотическую си-
лу...
- Ваше лицо кажется мне знакомым,- смущенно призналась
хозяйка кабинета, по-прежнему обращаясь ко мне.- Даже не
столько лицо, сколько... Не поймите неправильно. Вы у нас,
случайно, не лечились?
Бэла предположил, отвернувшись к окну:
- Возможно, ты видела его на площади?
Она помолчала, рассеянно глядя на мой шрам.
- На площади? На какой площади? - Женщина измученно
вздохнула.- Я сегодня очень мало спала и шуток не понимаю.
Сейчас наш уважаемый товарищ, которому не терпится одеться и
удрать отсюда, попробует пройтись от кровати до стены.
Я взял с тумбочки свои шорты.
- Опять она плохо спала...- задумчиво продекламировал Бэ-
ла.- Опять ее предали сны...
Ведьма-целительница внезапно встала, закусив губу, сдела-
ла два легких шага и закатила начальнику полиции хлесткую
пощечину.
Терраса закончилась спуском к бульвару, и вот тут-то, пе-
ред самыми ступеньками и немного в стороне, расположились
эти чудаки. Мужчина и женщина, оба седоватые, оба дряблова-
тые, они стояли, подставив солнцу свои лица, и размашисто
поворачивались - влево, вправо, влево, вправо. Туловище по-
ворачивалось вместе с головой. Один глаз был прикрыт ла-
донью, а второй - бесстрашно открыт. Эти двое смотрели на
солнце, ловили единственным открытым глазом прямые солнечные
лучи, но как бы украдкой, лишь на мгновение погружаясь в мо-
ре слепящего пламени. Мы молча проследовали мимо, и только
потом я полюбопытствовал:
- Их что, тоже из какой-нибудь больницы отпустили?
- Это вампиры,- пояснил мой собеседник.
- Настоящие? - обрадовался я.
- Боюсь, что нет. Приклеилось к этой группе такое назва-
ние, я уж и не помню, из-за чего.
- А зачем они смотрят на солнце?
- Расслабляются. Ритуал называется "соляризация".
Было одиннадцать с чем-то утра, но пекло так, будто про-
било уже все двенадцать. Мы спустились по ступенькам и вновь
оказались в тени. Идти налегке, без вечного чемодана, было
как-то непривычно.
- Черт знает что,- сказал я.- Не думал, что здесь все так
переменится. Надеюсь, хотя бы море осталось прежним.
Вокруг было много цвета, много пространства и мало шума,
бесчисленные пальмы и живые изгороди, и почти никаких авто-
мобилей. Пестрые беззаботные люди ходили по праздничным ули-
цам - в точности, как раньше. Но люди эти неуловимым образом
изменились. Были они теперь спортивными, бодрыми, они именно
ходили, а не бродили, смотрели на солнце живыми блестящими
глазами, беспрерывно улыбались друг другу, почти никто не
носил очков, и трудно было понять, кто турист и кто местный.
Возникали и исчезали безликие фигуры бегунов, прочие физ-
культурники безо всякого стеснения упражнялись на газонах -
в этом царстве здорового образа мысли, очевидно, предрассуд-
ков стало еще меньше, чем было. На глаза постоянно попада-
лись лозунги, установленные на домах, на щитах, висящие по-
перек улиц: "РАЗРУШИЛ? ВОССТАНОВИ", "СЧАСТЬЕ ВСЕГДА С ТО-
БОЙ", "ЛЕКАРСТВО ОТ НОЧИ - СОН". Столь оригинальные образцы
социальной рекламы, витавшие над этим красивым миром, зас-
тавляли размышлять не только об их содержании, но и о сози-
дательной силе печатного слова в целом. Так что зря я вор-
чал, да и не ворчал я вовсе. Я приехал сюда вволю потоско-
вать, а мне предлагали начать жить иначе. Почему бы нет?
- Мне у вас нравится,- твердо сообщил я Бэле.- Вот только
пыль... Я понимаю, что вы привыкли к этой вечной тяжести в
воздухе, но я предпочитаю чистоту. Почему бы не покрыть ас-
фальт статиком? Или у Совета денег хватает на одни плакаты?
- Состав воздуха контролируется,- возразил он,- и жестко.
Ты отвык от природных запахов, Иван. Правда, если бортинже-
неры под чистотой понимают абсолютный вакуум...
- Бортинженеры ненавидят вакуум ничуть не меньше, чем
бывшие комиссары МУКСа, зато очень любят здравый смысл.
- Смысл в том,- охотно объяснил Бэла,- что Естественный
Кодекс - это закон. Никаких статиков, антивлагов, летучих
абсорбентов или растворителей, а также всяких там аромати-
ческих бензинов.
- Может, у вас и фоноры запрещены? - сострил я.
- В зависимости от типа наполнителей.
- Ну, не знаю...- сказал я.- Это еще вопрос, что вреднее
- пыль или статик...
Двенадцатый круг рая, пройденный мной семь лет назад, яв-
но оказался не последним, р оттого мне становилось все весе-
лее. Вот только слегка покачивало, и пока еще слезились гла-
за, мешая принять старт в круге тринадцатом. Интересно, раз-
решены ли Естественным Кодексом отрицательные эмоции?
- Кстати, куда ты меня ведешь, комиссар?
- Не бойся,- загадочно усмехнулся он,- недалеко.
А ведь товарищ Барабаш тратит на меня свое рабочее время,
неожиданно подумал я. У него дел других нет? Начальник поли-
цейского ведомства, даже такого маленького государства,- это
хлопотная, суетливая должность. Тем более, когда случаются
подобные Ч П. Или я как раз и был его делом, только он умело
это скрывал? Поганый человечек, живущий в моей голове, с го-
товностью высунулся наружу, анализируя обстановку. Нет, ста-
рушки за мной не подглядывали и вертолеты в небе были сплошь
мирные. Не сходи с ума, бодро сказал я себе. Здесь люди жи-
вут иначе, что ты в этом понимаешь? Начальник, возможно, за-
подозрил, что отставной агент все-таки наврал в их анкете, и
теперь намерен проверить "легенду" гостя на прочность... Фу.
О чем ты думаешь, старый капризный осел...
Мы ведь, к сожалению, не были с Бэлой друзьями. Бывшие
соратники, бывшие товарищи. Я знал его историю, он знал мою,
и не больше. Давным-давно, в одной из прошлых жизней, когда
я еще бортинженерил на межпланетных грузовиках, комиссар Ба-
рабаш в эти же годы следил за порядком на астероиде Бамбер-
га, получив полномочия от Международного управления косми-
ческих исследований. Космос маленький, там все друг друга
знают, но по-настоящему мы познакомились, только удрав из
Космоса. Бэла Барабаш пришел в структуры Совета Безопасности
позже меня, когда рудники на Бамберге наконец отобрали у
"Спейс Перл Лимитед", преобразовав этот объект в каторжную
тюрьму - первое, между прочим, исправительнотрудовое учреж-
дение в космическом пространстве,- и таким образом должность
комиссара была упразднена. За порядком на астероиде стали
следить другие, а ему предложили новую интересную должность,
причем уже на Земле. Однако он предпочел вовсе уйти из МУК-
Са, решив продолжить борьбу за полное закрытие рудников. Он
полагал Бамбергу самой страшной язвой на теле Солнечной сис-
темы (и совершенно справедливо), писал разнообразные рапорты
и открытые письма, в которых доказывал как дважды два, что
если заменить наемных рабочих заключенными, то станет только
хуже. Таким Барабаш пришел к нам в отдел - бьющий копытами
землю, непримиримый в своей ненависти к МУКСу. Здесь ему в
конце концов объяснили, почему рудник на Бамберге не может
быть закрыт ни при каких условиях, и только тогда, узнав всю
правду, только пропустив эту горечь сквозь свое сердце, ком-
мунист Барабаш стал истинным оперативником - холодным, спо-
койным, веселым. Последний раз мы с ним виделись, кажется, в
Ленинграде, уже после того, как меня вышибли из Совета Безо-
пасности. Меня вышибли с треском, со снопами красивых искр,
и даже заступничество Марии не помогло. Барабаш ушел из от-
дела сам, посчитав, как и я, что настало время в очередной
раз заменить одну жизнь другой. Он собирался ехать в эту
страну добровольцем, готов был служить рядовым инспектором,
и вот теперь оказалось, что мой бывший коллега сделал здесь
карьеру.
- Как тебя угораздило попасть в начальники? - спросил я
его. Он пожал плечами.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг