ливая идея, будто Наставник или Учитель может заменить роди-
телей в воспитании детей, а интернат будто бы может заменить
семью... В интернате, друг мой, воспитывают воина, а не че-
ловека, и то в лучшем случае. Разделение воспитуемых по по-
ловому признаку не приводит ни к чему, кроме осложнений и в
без того сложном пубертатном периоде, так что "нового чело-
века" мы вряд ли такими способами получим..."; на что я от-
вечал ему, что эта идея, собственно, не моя, а его, и откры-
вал второй том собрания сочинений Строгова, и Дим Димыч с
удивлением соглашался... он любил соглашаться с учениками,
мудрый автор "Дороги дорог" - учитель учителей, писатель пи-
сателей и человек людей... вот такие у нас были встречи, та-
кой стиль общения.
Но какого ответа он ждал от меня теперь?
- Вы преувеличиваете мои успехи,- сказал я.- Хотите, что-
бы я раздулся и лопнул от гордости.
За ширмой кхекали, сморкались и скрипели пружинами, и
длилось это довольно долго. Наконец Строгов снова заговорил:
- Успехи, Ванечка. Правильное слово нашли. Мы с вами зна-
комы давно, но ведь писательством вы увлеклись совсем недав-
но, да? И за такой короткий срок добились невероятных успе-
хов. Вы всегда добиваетесь результата, каков бы он ни был...
Теперь понимаете, примеры чего я вам приводил? Ставя перед
собой одну цель, вы поражаете совсем другую. Я не утверждаю,
что эта вторая цель недостойна такого стрелка, как вы, она
просто другая.
Кот на столе звучно зевнул и вдруг поднялся. Я помнил
этого последнего из Калямов еще молодым, еще по Ленинграду:
тогда он был серо-голубым, но сейчас он был скорее серым,
чем голубым. Постарел Калям Шестой, располнел. Коты, к
счастью, стареют быстрее хозяев. А когда коты-крысоловы на-
чинают вдобавок толстеть, то прежде всего толстеют щеки и
хвост. Он примерился и прыгнул, взлетев на самый верх стел-
лажа, и пошел себе по верхам полок, снисходительно погляды-
вая на происходящее.
- Калямушка... - сказал Строгов.- Да. Так вот, Ванечка,
вы стали литературным персонажем. Не обидитесь, если я дам
портрет литературного персонажа Жилина?
- Погодите, только блокнот достану,- сказал я, не двига-
ясь.
- Жилин - человек действия. Старый космолетчик, прошедший
через многое, видевший смерть друзей, вернувшийся на Землю
для того, чтобы что-то делать, а не наблюдать. На Земле ему
пришлось научиться стрелять в людей. И теперь он умеет как
никто другой постоять не только за себя, но и за идеалы, ко-
торые у него есть.
Я заставил себя засмеяться.
- Портрет прекрасен,- сказал я.- Жаль, что прототип нес-
колько отличается от персонажа.
- Конечно, конечно - сказал Строгов.- Вопрос в том, будет
ли этот герой сидеть в кресле, когда каждая клеточка тела
требует: вмешайся, включись, встань в ряды единомышленников.
Служа своему идеалу, сможет ли он ограничить себя литератур-
ной работой?
- Нет, наверно,- сказал я.
- В том-то и дело.
- Мой идеал - счастье,- с отчаянием возразил я.
- Это и страшно...
Калям добрался по верхним полкам до противоположного угла
кабинета и растянулся там, свесив щеки вниз. Устроился он
прямо на одной из книг, положенных плашмя. Это был здоровен-
ный подарочный фолиант, в коже и золоте (названия не было
видно), хранившийся отдельно от остальной библиотеки. Люби-
мое место, надо полагать, лежбище зверя. Теперь кот видел не
только меня, но и хозяина за ширмой, и ради этого, собствен-
но, была им предпринята смена дислокации.
Строгов сказал после паузы, тихо и безжизненно:
- Вы - сила, Иван.
Словно сургучом залили мой рот. Большой Круглой Печатью.
Говорить стало не о чем и незачем. Строгов боялся, что пос-
таревший космолетчик Жилин раззудит плечо и пойдет махать
кулаками, если обнаружит вокруг своего идеала толпу плохих
парней. Он боялся, что Жилин не усидит в кресле, а значит,
непременно что-нибудь сломает, медведь этакий. Получается, в
этом мире было, что ломать? Получается, постройка, увиденная
Строговым, была слишком хрупка и могла рухнуть от ветра,
поднятого незваными защитниками? Так что же это за построй-
ка?.. Он с ужасом ждал, что все опять развалится, как это
уже бывало, бывало, бывало, а я, мальчик, просто не понимал,
что с миром происходит. Я думал, у нас с Учителем один и тот
же идеал. Я думал, Учитель болен и нужно спасать его от абу-
лии - от потери интереса к окружающему, от безволия. Никакой
абулии у Строгова в помине не было, напротив, его воли хва-
тило бы на всех нас. Он не видел ничего хорошего в силе, как
в злой, так и в доброй, как в чужой, так и в собственной, и
потому лишил себя слова. Его слово было силой. И Строгов не
зря опасался на мой счет, он хорошо меня изучил, но прав ли
он был?
Я что-то спросил, он что-то ответил,- это не имело ника-
кого значения. "Может быть, я не прав..." - изрек великий
старик, а я даже не улыбнулся, осознав масштаб его кокетс-
тва. Впрочем, встреча мастера и ученика продолжалась, не мне
было ее заканчивать. Личность некоего Жилина, внезапно ока-
завшегося главным персонажем беседы, была тактично оставлена
в покое, говорили мы теперь о людях вообще. В новом мире ну-
жен новый человек, заявил Строгов. Но главный вопрос - как
вырастить этого нового человека? - остается пока без реше-
ния. И я сказал ему, что его поиски в области иной психоло-
гии не имеют смысла, потому что человек с иной психологией -
не совсем человек или не человек вовсе. Новый вид. Жуткий
продукт науки евгеники. И Строгов, в который раз, со мной
согласился. Наивные мечтатели, сказал он, восклицают: "Каки-
ми вы будете?",- устремляя взор в Будущее, тогда как ответ -
вот он, рядом: точно такими же. А если нет, то придуманными.
Но кем же тогда заполнится новый мир, откуда возьмется новый
человек? Гипноизлучение и другие массовые технотронные воз-
действия - это насилие, а значит, устойчивого результата мы
таким образом не получим. Воспитание? Оно в конечном счете
то же насилие, только более изощренное, сродни тому, как с
помощью тонких психотерапевтических приемов, в тех случаях,
когда прямое внушение невозможно, управляют пациентами без
их ведома. Так где же выход из тупика? По-моему, кто-то на-
шел выход, буднично сообщил мне Строгов. Эти изобретатели
живут здесь, в карликовой стране, затерянной среди мировых
колоссов. Попробуем встать на их точку зрения. Если взять за
аксиому, что вложить в человека новое нельзя даже с пеленок,
потому что все в него уже вложено на уровне инстинктов и ге-
нов, в том числе и нравственность, тогда выход откроется сам
собой. Изменению поддаются только рефлексы, в рамках уже за-
данной системы, значит, нужно использовать в человеке чело-
веческое, шкурное, а не придуманное кем-то. Нужно поставить
его в ситуацию, когда ему ВЫГОДНО быть нравственным, ВЫГОДНО
иметь правильное мировоззрение. Например, так: правильно
мыслишь - будешь молодым и здоровым! Или так: хочешь жить
долго - гони из своей души алчность и злобу! И получаешь
награду в виде чуда. Не в следующей жизни, не на небесах, а
прямо сейчас, сегодня, завтра. Ну, кто устоит против чуда,
которое столь реально? Кто-то, конечно, устоит, особенно по-
началу, однако не они определят результат селекционной рабо-
ты. И когда чудо станет привычным, новый мир родится. Не для
того ли затеяны здешние странности? Вот так Дмитрий Строгов
понимал происходящее; впрочем, не об этом он собирался со
мной говорить, совсем не об этом; ручеек его голоса, выте-
кавший сквозь створки ширмы, на глазах мелел, свинцовой тя-
жести фразы с трудом отделялись от тела...
- Не возвращайтесь туда, где вам было хорошо, Ванечка,-
произнес он.- Теперь там все иначе, а значит - не для вас.
Не достраивайте того, что начали другие. Там живет чужая ду-
ша, а значит успех снова ускользнет у вас из рук.
Громкость упала почти до нуля, словно батарейки иссякли.
За окном вовсю уже рассвело. Кот спрыгнул с фолианта на
стремянку, затем, цепляясь за перекладины, зверь спустился
на ковер и канул в глубинах дома. Аудиенция, похоже, подошла
к концу. Я вытащил из карманов оба загадочных камня - очень
осторожно, один за другим,- положил их на письменный стол
хозяина, не издав ни единого звука, и только после этого
поднялся со стула. Есть люди, более достойные, чем ты, твер-
дил я себе, есть люди, которые знают ответ до того, как за-
дан вопрос. И в карманах, и на душе значительно полегчало.
Мысль оставить ЭТО в доме Строгова явилась мне в ту секунду,
когда Дмитрий Дмитриевич впервые прошептал слово "чудо", и
решение было принято уже в следующую секунду. Так будет луч-
ше для всех, убеждал я себя... или я думал тогда о другом? О
том, что профессиональные охотники, бегущие по моему следу,
отлично знают мои повадки: им в голову не придет, что я спо-
собен цинично втянуть Учителя в свои мужские забавы; то есть
лучшей "камеры хранения" на случай непредвиденных обстоя-
тельств мне не сыскать...
Он ничего не заметил и ни о чем не спросил. Откуда ему
было знать, что малодушный ученик только что сделал свой вы-
бор? Он сказал мне на прощание:
- Я очень рад, Ванечка, что вы зашли. И вообще, правиль-
но, что вы приехали. Не забудьте только отсюда уехать, хоро-
шо? Никакой трагичности. Сочувствие и усталость.
- А вы за это разрешите мне приподнять ковер? - нагло
сказал я. Даже присел на корточки, готовясь выяснить наконец
правду.
Дим Димыч ничуть не удивился, как будто с подобными
просьбами к нему обращался каждый из гостей.
- Нет,- спокойно ответил он,- не разрешу.
Ширма так и осталась на месте: Строгов не счел необходи-
мым показать мне себя. Перед тем, как удалиться, я припод-
нялся на цыпочки и посмотрел, что за книжку такую облюбовал
Калям Шестой в качестве лежанки. Это была поэма "Руслан и
Людмила", А.С. Пушкин.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Утро оказалось безлюдным, влажным и пустым, мое второе
утро в раю. Наверное, потому, что было слишком ранним. Одна-
ко преследовало меня почему-то ощущение, будто ночь еще не
кончилась. Иду спать, убеждал я себя, спать - это святое, до
вечера, товарищи...
Бар в отеле работал с рассвета, как дежурная аптека,- на
тот случай, если какого-нибудь несчастного постояльца, нес-
пособного увидеть цветные сны, замучит утренняя тоска. Я по-
дошел к стойке и сел на круглый табурет. Здесь были необыч-
ные табуреты, на гидравлической ножке, позволявшей качаться
вверх-вниз. Табуреты-попрыгунчики - специально для тех, у
кого шаловливое настроение. Мое настроение позволяло мне
сказать с определенностью: плевать на вас господа, следите
вы за писателем Жилиным или уже нет, взяли вы снова его на
контроль или проспали. Писателю Жилину нужно было залить
принятое решение хоть какойнибудь жидкостью.
- Это правда, что у вас лучший в городе кислородный кок-
тейль? - спросил я бармена.
- Аппарат уже отключен,- безучастно ответил тот.- Прихо-
дите попозже.
По-моему, человек смертельно хотел спать, жалко было дер-
гать его по пустякам
Стойка также была весьма нестандартна. Строго говоря, это
не стойка была, а длинный узкий аквариум: бокалы ставились
прямо на стекло, под которым плавали рыбки. Попивай себе
коктейль, или что они тут предпочитают пить, и любуйся на
живую природу. На другом конце аквариума скучал еще один
гость. Этот невысокий, но, видимо, очень сильный мужчина
листал короткими пальцами глянцевый каталог, обкусывая ви-
ноградную гроздь, и странно при этом поглядывал на меня. Он
начал дарить мне свое внимание, едва я появился в холле. Ка-
талог, по-моему, интересовал его значительно меньше. Может,
признал во мне знакомого, но имя мое забыл? По утрам бывает
и не такое. Я вежливо улыбнулся ему, и он тут же, приняв это
за сигнал, передвинулся вдоль стеклянной стойки и занял но-
вое место - через одно от меня.
- А это у вас что, разве не запрещено? - громко позвал
мужчина бармена, тыча пальцем в страницу. Тот посмотрел:
- "Де Сад и Шанель", режиссер Слесарек... Нет, конечно.
Вам дать?
- Я думал, у вас все запрещено,- сказал гость.- Тогда дай
мне еще вот это.
- "Детский де Сад",- прочитал бармен.- Того же автора.
Обождите, пожалуйста...
Он скрылся в подсобном помещении.
- Предпочитаю русские порники,- сообщил мне мужчина.- С
таким надрывом делают, как в последний раз. Загадочные люди.
- Вы искусствовед,- догадался я.
- Нет, я из другого полушария прилетел. Не заснуть никак,
у нас разница в двенадцать часов. И потрепаться не с кем...
Ненавижу марксистов,- неожиданно закончил он и запихал ви-
ноградную гроздь в рот целиком, вместе с черенком.
Дежа .вю, с удовольствием расслабился я. Что-то подобное
в моей жизни уже было - про марксистов. Не иначе, это прово-
кация... Человек-Другого-Полушария профессионально работал
челюстями, с хрустом перемалывая все живое, а на лбу его,
озабоченно сморщенном, пылала одна-единственная мысль: в раю
нормальным людям делать нечего.
- Казино прикрыты,- снова заговорил он.- Говорят, азарт,
алчность, плохо. Местные не хотят этим бизнесом заниматься,
а иммиграция вся поголовно с ума сошла. И еще - жуткая проб-
лема с женщинами. Женщины здесь не продаются. Просто беда
какая-то. Где это видано, чтобы женщины не продавались? А
ведь какое было местечко. Я каждый сезон сюда приезжал, от-
водил душу.
Появился бармен, выложил перед ним два кристалла с зака-
занными стереокомиксами. Тот брезгливо ополоснул пальцы в
аквариуме, смывая виноградный сок, и рассовал кристаллы по
карманам.
Что-то выпало у него из кармана. Мужчина поспешно слетел
с табурета и сгреб стукнувший об пол предмет. Так-так-так,
подумал я, успев разглядеть, что это было. Ситуация станови-
лась интересной.
- Пытался сегодня попасть в коммуну Юных Натуралистов,-
сообщил любитель русских порников, возвращаясь на место.-
Ну, то есть к хрусташам. Про растительный секс слыхали? Го-
ворят, это что-то!..- Он непроизвольно облизнулся.- Любовь
на деньгах, на хрустящих банкнотах, волнующе шелестящих под
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг