МИХАИЛ ХАРИТОНОВ
ЛАПСАНГ СУШОНГ
Lapsang Souchong. Крупнолистовой чай. Один из наиболее известных сортов
чая из Южного Китая.
Этимология названия Lapsang Souchong неизвестна. Китайское название -
чжен шань сяо чжун ("малый вид с горы Чжен"). Известен также как "копчёный
чай".
Неповторимый вкус и благоухание этого сорта чая обязаны своим
появлением сушке толстых листьев чая над костром из сосновых поленьев.
Родина чая - китайская провинция Фуцзянь. Уже около 1610 года или 1650
года, в горах У И, в деревне Син Ху Чжэнь, в районе Нань Ли, существовало
производство чая чжен шань сяо чжун.
Отличается слегка закругленным листом и очень черным цветом. Согласно
китайскому чайному канону, высококлассный чжен шань сяо чжун имеет настой
насыщенного красно-бордового цвета и красный лист, аромат южных плодов
гуйюань и вкус, похожий на вкус цветов корицы. Начинающие обычно сравнивают
его аромат с запахом скипидара, лыжной мази и копченой рыбы. Искушённые
любители различают нотки дыма и древесины, а также сладкого имбиря,
карамели, чернослива и сушёной груши.
Lapsang Souchong поставляется для английского парламента и дома
Королевы Великобритании. Популярен среди курильщиков. В частности,
потребителем Lapsang Souchong был Уинстон Черчилль. Чай упоминается в
сериале о Джеймсе Бонде.
Наиболее распространённые торговые марки производителей: Twinings,
Newby, Master Team.
"Большая чайная энциклопедия". М., "Капитель", 2003.
ДО
1973 год, февраль. Подольск.
Магазин был похож на больницу: пустой, гулкий, с кафельными стенами,
вдоль которых строились бесконечные шеренги пыльных банок с голубцами и
овощным лечо. В углу поблёскивали стеклянные конусы с краниками, рыжий и
бурый: в рыжем яблочный сок, в буром томатный. Под потолком зло шипела и
дёргала током трубка дневного света.
Очереди не было. Саша пробил сыр, два молока и батон белого с поддона.
Хлеб был свежий, только привезли. Он сунул тёплый батон в сетку, искушаясь
отъесть вкусную горбушку. Саша с детства и до сих пор любил простое: молочко
холодненькое да с хлебушком тёпленьким. "Лепота", как говорит мама. Он не
знал точно, что такое "лепота", но это было определённо что-то хорошее - из
того сказочного раньшего времени, когда в магазинах всё было.
Оставалась ещё Клавдия Львовна.
Саша её побаивался: тётка была склочной и злопамятливой. Подольских она
не уважала и величалась коренною москвичкою, потому что её родители жили на
Сухаревке. Однако же все знали, что Клава появилась на свет в селе Плетёный
Ташлык под Кировоградом. В столицу она перебралась - она всегда говорила
"вернулась", будто там жила - уже после войны, каким-то хитрым нечестным
способом. Устроилась в промтоварный, доросла до заведующей, забурела, потом
чуть было не села по проверке, но выкрутилась - хотя с заведывания её, что
называется, попросили, из Москвы тоже. Всплыла в Подольске, где и пригрелась
возле продуктового. Место своё понимала и ни во что серьёзное не лезла,
промышляя мелким шахер-махером.
"Настоящая торговка" - говорила о тёте Клаве сашина бабуся, - "хамка,
наглая такая, без мыла в одно место пролезет". Тем не менее, когда Львовна
приходила в гости, бабуся перед ней заискивала, угощала домашней выпечкой и
ставила пластинки Шульженко. Семейство Лбовых нуждалось в продуктах и
товарах народного потребления.
Ждать Львовну полагалось во дворе, у железной двери, куда подъезжала
машина с хлебом.
Он проторчал там около получаса, разглядывая кривой забор, деревья,
ржавый гараж, покрытый наледью. За это время успел-таки скушать полбатона,
промёрзнуть до попы и страшно известись насчёт по-маленькому. Когда Львовна
наконец явилась, он совсем было засобирался за гаражи отлить.
- Здря-асьте вам, - неприветливо поздоровкалась Клавдия Львовна.
- Здрасьте, - буркнул Саша, кося в сторону гаражей. - Мама просила
передать, - он протянул сетку с обёрнутым в газету бумажным кирпичиком.
- Это у нас чего? - прищурилась торговка.
- Мушкетёры и Вознесенский, - вздохнул Саша. - Новый, в супере.
- Передай своей маме, что в прошлый раз супер был рваный, - подпустила
сволочного тона тётя Клава. - Внутри бумажкой заклеили. Думали, не посмотрю?
За дурочку держите?
- Это букинистическая книжка, - выдавил из себя Саша. - Это не мама
сделала. Она не видела, что склеено.
- А надо проверять такие вещи, - набычилась Клавдия Львовна, - это
пущай твою маму волнует, как она там чего не доглядела. Вот я ей пакет
порватый положу, всё из которого сыплется, а я ей в глаза - пардоньте, Насть
Пална, я на складе брала, не посмотрела. Понравится, нет? Ну вот то-то. Я ж
не себе книжки читать беру, а лю!-дям! - это слово она выговорила она по
складам, как китайскую фамилию. - И на фиг мне это надо, чтобы за мою же
доброту мне в душу накекекали? А?
- Кто ж вам кекекает, - осмелился Саша, перетаптываясь на месте, чтобы
не обсикаться.
- Да кто же! Вы все и кекекаете! Интеллигентные называются. Сами ничего
не умеете, - съехала торговка на любимую тему, - штаны только просиживать.
Мама твоя хоть нормально устроилась, по-людски. И то поставить себя не
умеет. Я по доброте своей всем помогаю, кручусь, верчусь, а потом мне же
обратно претензии...
Саша почувствовал, как голова сама вжимается в плечи. Было стыдно. За
маму-филологичку, которая уже который год сидит в букотделе "Военкниги" и
будет там сидеть до пенсии. За папашу из Минсредмаша, увязшего в мелких
дрязгах на своём номерном объекте и не оправдавшем маминых ожиданий. И даже
немножечко за тётю Клаву, которая называет свои спекуляции "помощью" и
"добротой".
Львовна ещё немного побухтела, потом вдруг засобиралась куда-то:
- Заболтал ты меня совсем, а мне пора. На вот, - она протянула Саше
сетку со свёртками. - Мясо внизу, - предупредила она, - подтекает.
Осторожнее неси, измажешься.
- Мама насчёт чая спрашивала... - выдавил из себя Саша.
- И так четыре пачки каждый раз кладу, нормальным людям на полгода
хватает, - предсказуемо застервозничала Львовна, - если экономно. Я вообще
не понимаю, вы там что, целый день чаи гоняете? Культурные очень, наверное?
А вот ты скажи такую вещь: когда последний раз в театр ходил?
- Мне в следующем году поступать, - нашёлся Саша. - Я в кино сто лет не
был. Какие там театры.
- Ну и куда поступать будешь без культурного багажа? На инженера,
что-ли? - не унималась тётя Клава.
Саша упрямо промолчал. На будущее он имел свои планы, но со Львовной их
обсуждать не собирался.
- Инженеров в стране как собак нерезаных, и чего? Чай только пьют.
Кстати, не такой уж дефицит, этот ваш чай со слоником. В Москве есть. Ну,
поймать можно, - сбавила она тон.
- Это в Москве, - Саша сжал коленки, унимая резь в сикалке, - папа и
так каждую неделю ездит.
- А люди каждый день ездят за снабжением, - наставительно сказала
Клавдия Львовна, - и ничё, не разваливаются. Вам бы только воду эту хлебать.
Нет бы по-человечески: коньячку там, водочки. А то чай, чай. Зайдёшь к вам -
так и не посидишь. Прям как не по-людски.
Чаёвничанья тётя Клава не одобряла, предпочитая горяченькому
горячительное. У Лбовых на такой случай имелся гостевой пузырёк коньяка. Вся
беда была в том, что тётя Клава любила клюкнуть не абы как, а именно что
по-людски, то есть с разговорчиком. Сашин папа насчёт компании был не очень:
всё, что он мог в этом смысле - страдальчески морщась, опрокинуть рюмашку
несерьёзного вида. Мама не переносила даже запаха спиртного: в детстве
надышалась. Львовна дулась и считала, что Лбовы ею брезгуют.
- Да принесла я, принесла, - снизошла, наконец, тётя Клава. - Держи
свой чай, - она протянула коробку из-под обуви. - Со слоником. Ну чего
егозишь? - обратила она внимание на приплясывающего подростка. - Обоссался,
что-ли, с холодрыги? - мальчик смущённо кивнул. - Беги давай...
Саша, ощущая нечто вроде постыдной благодарности, быстро попрощался и
юркнул в щель между гаражом и забором.
Там было почему-то ещё холоднее, чем на улице. Мёрзлые доски
подванивали: кто-то недавно сюда уже заходил. Несмотря на неудовольствие
жителей соседней пятиэтажки, местечко было общепользуемым.
Саша кое-как уместил сетку и свёрток под мышками и принялся
расстёгивать штаны.
- Эй, за гаражами! - загремел откуда-то сверху тяжёлый бас. - Тебе
говорю!
Подросток от неожиданности вздрогнул. Свёрток с чаем выскользнул и
шлёпнулся прямо в мокрый липкий снег.
- Тебе говорю, пацан! - громыхало из окна пятиэтажки. - Я ща милицию
вызову!
Тут переполненный пузырь не выдержал. Саша едва успел вывалить из
ширинки напрягшийся писюн, уже брызгающий первыми каплями.
Струя ударила точно в коробку.
1984 год, сентябрь. Москва.
- И чего с тобой дома сделали? - проявила участие Тутусик.
Саша подумал, повспоминал.
- Да ничего, в общем-то, - признал он. - Туда вообще-то немного попало.
Папа хотел всё выбросить, говорил, что чай ссаный пить не будет. Мама не
дала. Выпили. Две пачки только сильно воняли, остальные вроде так, ничего.
- Ну-у. Ничего, значит, не сделали. Неинтересно, - Тутусик сделала
обиженную мордаську.
Несмотря на легкомысленное прозвище, Таисия Ивановна всегда
интересовалась серьёзными вещами: кто что получил, кто с чем остался и кому
чего сделали. Интерес этот был совершенно бескорыстный: для себя лично Туся
ничего особенного от себя не ждала. Она больше надеялась на других - в том
смысле, что кому-то же должно повезти, и этот везунчик, может быть, иногда
будет пускать Тутусика в свою интересную жизнь. А может быть, и в вечность:
однажды Туся взялась вслух прикидывать шансы разных своих знакомых вписаться
на Новодевичье.
- Люди, - хорошо поставленный голос Модеста Викторовича легко перекрыл
помещеньце лаборатории. - У меня есть для вас благая весть. Знаете ли вы,
который сейчас час?
- Файв! Ой, то есть как его... оклок, - по-мышиному пискнула Тутусик,
мгновенно забыв про Сашу и устремив обожающий взор на Модеста.
- То есть это значит чай пить, - констатировал очевидное Тер, колдующий
над горелкой.
- Вы оба правы, дорогие мои друзья, - прогудел тяжёлым бунинским шмелём
Модест, величаво поднимаясь от своего места и заполняя собой комнатёнку.
Эм-Ве-Де, он же Модест Викторович Деев, был, что называется, колоритной
личностью. Огромный, толстый, чернобородый, он походил то ли на Карла
Маркса, то ли на Карабаса-Барабаса. Долговязый Лбов, считавший себя
спортивным, вчуже завидовал умению Модеста мягко вписывать свою тушу в любое
подходящее пространство. Деев одинаково хорошо смотрелся и в двуспальном
кресле, и на вертящемся рояльном табурете. Впрочем, это было наименьшим из
достоинств Эм-Ве-Де. Ибо он играл на фоно и на гитаре, знал наизусть весь
репертуар Визбора и кое-что из Галича, а также море анекдотов и тьму историй
из жизни. Отлично разбирался в мужской моде и обшивался у личного портного,
старика-одессита, который таки ещё не забыл, как шьют настоящие брюки. Курил
вересковую трубку, добывая пристойный табак у знакомых моряков. Вообще имел
кучу знакомых по всему Союзу и даже за его пределами. Никогда не назвал
симпатичных ему людей словом "товарищ" - и, разумеется, не имел партбилета.
Был счастливым обладателем машины "Москвич" морковного окраса, каковую водил
с леденящей душу лихостью. Мог принять на грудь пятьсот и после этого
поддерживать разговор о театре. По слухам, донжуанский список его
превосходил пушкинский. В общем, Эм-Ве-Де был Личностью с большой бу, и
могучим талантам его было тесно в лаборатории. Но усилий по изменению своего
положения он не предпринимал, несмотря, казалось бы, на.., - а может, именно
потому, что.
- Аристакес, друг мой прекрасный, - продолжал своё выступление
Модест, - так что у нас там с кипяточком?
- С кипяточком всё готово, - доложился Тер, закручивая кран горелки. -
Можно чайник греть.
- До половины наполните, - напомнил ему Эм-Ве-Де. - И сверху тоже
сполосните, дорогой вы наш человек. Чайник должен быть горячим. Ведь это же
чайник, а не сердце красавицы, которому по природе положено быть ледяным,
как, пардон муа, глетчер...
- Вот опять, - каркнул со своего места Аркадий Яковлевич.
Модест лениво приподнял мохнатую бровь.
- Дорогой мой человек! К сведению, глетчер - это ледник. А не то, о чём
вы подумали.
Тутусик сдавленно пискнула и зашелестела бумажками.
- Про ледник никто не подумал бы, - Аркадий зло зыркнул в сторону
Деева, - но вы ведь употребили слово, напоминающее еврейскую фамилию. И
зачем?
- Во имя расширения словарного запаса. Я придаю большое значение
непрерывному самообразованию. В наше время учиться приходится всю жизнь. Вы
ведь не против непрерывного самообразования, дорогой вы наш?
- Смотря чему учиться, - огрызнулся Цунц. - Расовую теорию некоторые
тоже считали наукой.
- О, насколько мне известно, гляциология, трактующая о глетчерах, в
этом смысле совершенно не злоумышленна. Льды не имеют национальности.
Цунц демонстративно отвернулся.
Аркадий Яковлевич был несколько нелюдимым, но по-своему толковым и, в
общем, безвредным пожилым дядькой. Единственным неприятным пунктиком у него
был еврейский вопрос, в нехорошем интересе к которому он подозревал всех
вообще, а Модеста в особенности. При этом непонятно было, шутит он или
говорит серьёзно. Эм-Ве-Де предпочитал делать вид, что Цунц шутит. Цунц тоже
вроде как делал вид, что шутит, но Саше иногда казалось, что Аркадий
Яковлевич если и добавлял в свои реплики юмор, то исключительно для запаха,
и было его там примерно как мяса в докторской колбасе. Модест это, видимо,
тоже чувствовал, и поэтому был осторожен. Зато в более узкой компании он
высказывался более откровенно, обнаруживая знакомство не только с Набоковым,
но и с "Протоколами Сионских мудрецов" и другими сочинениями того же
свойства. Впрочем, антисемитом Модест себя тоже не признавал, а над
литераторами русского направления иронизировал. "Я почвовед, а не
почвенник" - обыкновенно отбояривался он от требований определиться. К
почвоведению Модест и в самом деле был причастен: когда-то в молодости он
провёл полгода в казахских степях, монтируя аппаратуру для измерения
электропроводимости местных лёссов и подзолов. Впрочем, последние десять лет
Эм-Ве-Де занимался диодными умножителями.
- Кстати об айсбергах, - продолжал Деев. - Александр Игоревич, друг
мой... ах да, вы же предпочитаете сокращённое именование, как писатель
Соколов, в наших краях вполне неизвестный... итак, Саша, насколько мне
помнится, ответственный за сегодняшнюю дегустацию именно вы. Чего ж нам
ждать от жизни в её текущие мгновенья?
- От жизни нам ждать чайно-травяную смесь, - бодро доложился Саша. -
Основа - чай чёрный крепкий настоящий цейлонский со слоном. Просеян лично
ручками Таисии Ивановны. На отдушку - чабрец, мята и зверобой. Травы средней
полосы.
- Сколько раз я вам всем говорил: нет таких слов - "чёрный крепкий
настоящий", - затоковал Модест. - Хороший чай имеет около восьмидесяти
различных характеристик, касающихся его внешнего вида, запаха, вкуса,
условий хранения и обработки и воздействия на организм. Аристакес, друг мой,
дорогой вы наш человек! Не кажется ли вам, что чайник достаточно согрелся?
Что у нас там с водой? Надеюсь, вы не кипятите воду заново? Ибо дважды
кипячёную воду следует выливать в помойку. Во избежание.
Тер гордо показал на стеклянную кастрюльку, где вершилось таинство
нагревания воды. От тончайших трещинок и неровностей на дне тянулись тонкие
белые ниточки. Это была стадия "жемчужного кипятка", для заваривания
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг