МИХАИЛ ХАРИТОНОВ
HAPPY BIRTHDAY TO YOU
Посвящается
Николаю Васильевичу Гоголю
Том Хоукинг-младший проснулся от аромата роз. Приторный запах,
казалось, оседал на губах. Том ещё немножко понежился в постели, потом,
наконец, открыл глаза. Нечего разлёживаться. Из всех прелестей сегодняшнего
дня он не собирался упускать ни минуты.
Гигантский букет - настоящий розовый лес - стоял в огромной белой
вазе, напоминавшей размерами ведро. Том подумал было, что неплохо бы
съездить в парк, покататься на лошадях, но быстро оставил эту мысль. Нет
уж. Папа сегодня повезёт его в город. И он, наконец, узнает, что значит
Хорошо Проводить Время. Он сладко зажмурился, представляя, как это будет.
Мама уже села завтракать, и, состроив свою обычную утреннюю гримаску,
вертела в руке серебряную ложечку, размышляя, стоит ли побаловать себя
яичком, или это всё-таки лишний белок. Том решил было избавить её от этих
мучительных размышлений, даже привстал, но мама, улыбнувшись, мягко
покачала головой.
- Сейчас не надо, Томми. У тебя напряжённый день, не так ли? Ты ведь
захочешь поехать в город, поросёночек? И, наверное... ну, ты понимаешь?..
Томми украдкой запустил руку в трусы. Не очень-то. Ладно, обойдёмся
без маминого минета, побережём добро для девочек. Он подумал о том, что
сегодня у него, наверное, будут настоящие девочки. Придётся папе
раскошелиться.
Да уж, сегодня-то придётся. Не отвертится. Всё-таки, как-никак, у него
День Рождения. Лучший день в году.
Папа появился, как обычно, в тот самый момент, когда все уже
собирались из-за стола. Выглядел он тоже как всегда. Сегодняшний гемоглобин
явно не дотягивал даже до пятидесяти. Папа поболтал ложечкой в чашке, отпил
три глотка, брезгливо поморщился. Томми его хорошо понимал: однажды он
украдкой отпил папиного чая, и его чуть не стошнило: в чашке была заварена
какая-то противная вонючая трава. Но сегодня, кажется, папа решил
побаловать себя настоящим чаем. Ох, рискует предок: с желудком лучше быть
поосторожнее. Да, точно, лезет за таблеткой...
За воротами весело загудела машина. Том тут же выбросил из головы всю
ерунду и бросился наверх одеваться.
Наверху его ждал сюрприз. Когда он открыл свой шкафчик, чтобы
выковырять оттуда комок слежавшегося тряпья, именуемого его одеждой, и
поискать себе что-нибудь поприличнее, то увидел пустую вешалку, а на самом
дне - большой блестящий пакет. Не веря своим глазам, он разорвал твёрдую,
почти звенящую бумагу, и вытащил на свет божий Самый Потрясающий Прикид,
который он только мог себе вообразить: шикарный комплект от "R.i.Q", явно
заказной, и жутко модный: узкие черные обтяжки с гульфиком, четыре упаковки
мужских колготок, тельник, чёрная сетка, отдельно лежали дорогущие манжеты
и тяжёлые золотые запонки в бархатной коробочке. Мамин подарок.
Восторженные вопли Тома, кажется, потрясли дом до самого фундамента. Во
всяком случае, они разбудили спящий комп, который тут же высунул свою
телекамеру. Том показал ему язык, а потом, не удержавшись, и кое-что ещё.
Комп, как всегда, ответил ему тем же, выведя на экран неприличную картинку.
Том рассмеялся: картинка была знакомая с детства. Когда-то, когда Том
был ещё маленький, машина помогала ему в его занятиях рукоблудием,
разыскивая на порносерверах что-нибудь новенькое, и составляя для мальчика
целые коллекции. Потом Томми узнал от мамы, что она просматривала все эти
серии. Впрочем, он догадался об этом сам, когда мама изменила стрижку у
себя внизу, оставив там тоненькую стрелочку - как на его любимых фотках.
Нет, лениво размышлял про себя Томми, у других детей жизнь невесёлая.
Да, у мамы были другие дети, но Томми ни разу их не видел. Линда-младшая,
родившаяся совсем недавно (мама была очень смешной, когда ходила с раздутым
животом), быстро отправилась в какое-то закрытое детское заведение для
самых маленьких. Был ещё какой-то Сид, старше Тома, но он учился в
медицинском колледже, и дома тоже никогда не появлялся. Мама не очень
любила других детей. И уж тем более она с ним не стала спать с каким-то там
Сидом. Том однажды спросил её об этом, и она сначала долго смеялась, а
потом стала серьёзной и сказала, что никогда-никогда, ни при каких
обстоятельствах, не стала бы с ним это делать.
- А как же я? - спросил Том (кончив, он сначала засыпал на три-четыре
минуты, а потом его неудержимо тянуло поболтать).
- Ты другое дело, - улыбнулась мама, - Ты у нас Любимый Сыночек. И
потом объяснила, что решила сама Научить Его Всему, как только он
подрастёт.
- И, знаешь, милый, я так ждала этого момента, - мурлыкала мама,
теребя наманикюренными пальцами его мужское достоинство.
Нет, с мамой было классно. Никакие девочки не нужны, когда есть мама.
Ну конечно, потом у него будут девочки. Много девочек. Маме он, разумеется,
об этом не говорил, ей, наверное, будет неприятно. Но когда он будет
чемпионом, тут уж он ни одну не пропустит.
Но больше всего Тому нравилось, что ему не нужно ходить в школу, где
детей мучают, как в аду. Мама сама научила его всему, что нужно: читать,
общаться с компом, и деликатно приохотила его к музыкальным занятиям.
"Музыка - это то, что у тебя в руках, на кончиках пальцев", - говорила
мама, "если ты не будешь заниматься, твои руки не будут гибкими". Потом Том
понял, как музыка помогла ему в фехтовании.
Вот интересно, а разрешит ли папа сегодня пропустить тренировки?
Впрочем, какие там тренировки!
Том спустился в новом костюме, надев на себя вместе с обтяжками и
тельником прекрасное настроение.
Отец уже был собран и готов к походу. И к походу серьёзному, раз он
взял с собой кардиостимулятор: пиджак оттопыривался, на рукаве пульсировала
рубиновая бусинка индикатора сердечной деятельности. Том научился разбирать
эти сигналы ещё в детстве: точно такой же индикатор он втыкал куда-нибудь
перед началом тренировок. Он умел читать рисунок сердца, и с удивлением
понял, что отец не просто дурно себя чувствует: он взволнован. Сильно
взволнован. Мама, впрочем, тоже была напряжена, хотя её тревога была
тщательно запрятана внутрь. Наверное, думает, как я буду вести себя в
городе, подумал Том. Ничего, переживёт. Всё будет чики-пуки.
Мама, однако, держалась молодцом.
- Ну, счастливо, маленький чемпион, - сказала она ему на прощание. - Я
тебя люблю, крокодильчик.
Томми поцеловал маму в шею, и побежал к машине, чтобы первым занять
переднее сиденье. И тут его прекрасное настроение была изрядно подмочено:
впереди уже сидел доктор Ходивала.
Том не любил доктора, хотя знал его чуть ли не с рождения. Говорят,
доктор даже принимал роды у мамы. Во всяком случае, делал маленькому Томми
уколы и заставлял глотать горькие таблетки точно он. А потом, когда
начались занятия в спортивном зале, доктор сам устанавливал нагрузки,
следил за ходом занятий, вмешивался во всё... и именно он засёк Тома в
раздевалке с инструктором по борьбе, когда тот объяснял Томми кое-какие
интересные вещи. Ох, что было... Том знал, что именно благодаря доктору он
такой сильный и здоровый, но благодарности почему-то не испытывал. К тому
же папа платил доктору сумасшедшие деньги, он сам это слышал от папы -
"сумасшедшие деньги", когда подслушал один папин разговор. И ещё - ему
очень не нравились глаза доктора. Не то чтобы злые, нет, но какие-то
неживые. Такие глаза, поёжился Том, бывают у профессиональных убийц. Хотя
доктор, наверное, закопал немало пациентов. Наверное, это профессиональное.
Но глаза доктора Ходивалы Тому всё равно не нравились. Очень не нравились.
А теперь этот скользкий тип занял переднее сиденье.
Том разочарованно повертелся около машины, но пришлось садиться назад.
Через пару минут появился и отец, как раз дошаркавший до противоположной
дверцы и плюхнушийся на сиденье рядом с Томми.
- Мы едем в город, - объявил отец, - но сначала нам нужно быстренько
заскочить в одно местечко. Это совсем ненадолго.
- Это куда же? - недовольно спросил Том.
- Нууу... - почему-то смутился отец. - Видишь ли... у нас там есть
дело. Очень важное дело. Если хочешь, пойдём с нами.
- Вот ещё! - Том фыркнул.
- Хорошо, - папа неожиданно легко пошёл на попятный. - Тогда
прогуляйся с Петером, он тебя сводит... куда-нибудь. А, Петер?
Томас аж почувствовал, как шофёр ухмыляется. Он давно уже обещал
Томасу, когда тот станет взрослым, сводить его в одно Весёлое Заведение,
где... Не всё же ему заниматься этим с мамой. И, может быть, он наконец
попробует Настоящего Виски. Интересно, понравится ли ему? Наверное, да. В
фильмах и играх все крутые пьют виски. Стакан за стаканом. Правда, сам-то
он ничего крепче сухого красного вина он никогда не пробовал. Отец одно
время зачем-то пытался приохотить его к содержимому старых пыльных бутылок,
за которые он платил сумасшедшие деньги (он сам это слышал от мамы -
"сумасшедшие деньги"... тоже подслушивал, разумеется), но потом оставил эту
затею. Но, главное, девочки, девочки... Они ехали недолго, но Тома
переполняло от нетерпение. Казалось, машина еле движется.
Город! В городе Том бывал всего пару раз: когда они ездили
"регистрироваться" (он так и не понял, что это такое, просто пришлось
долго-долго сидеть в коридоре, потом его вызвали в какой-то кабинет, и
заставили приложить палец к монитору, а потом выдали какую-то маленькую
карточку, называемую "общегражданским паспортом"), и ещё за автомобильными
правами. Водить машину научил Тома доктор Ходивала. Да, ездил он лихо.
По-настоящему лихо. Но всё равно, Тому он не нравился.
Однако, на этот раз до города они не доехали. Ещё в пригороде машина
затормозила около одного неприметного особнячка, окружённого, однако,
железной оградой с сигнализацией. Ворот нигде не было видно.
- Это... это закрытый клуб, - объяснил отец. - Кое-что особенное.
Специальное.
Томас тут же сообразил, что это, видимо, и есть Заведение с Шикарными
Девочками. Да, денёк начался славно. Круто. А будет ещё круче.
Папа вытащил телефон и минуты три с кем-то разговаривал.
- Ну, иди, - наконец буркнул он. - Мы договорились.
- Папа, а что там? Девочки? - спросил, не удержавшись, Том.
- Ну... ты у нас взрослый парень, - опять буркнул отец: ему явно не
хотелось пускаться в объяснения. - Можешь отправляться. Мы опаздываем.
Том вылез из машины. Кивнул шофёру, но тот покачал головой. Ага.
Значит, за него папа платить не стал. Наверное, заведение и впрямь
шикарное.
Часть решетки бесшумно отодвинулась в сторону, открывая проход. Том
было чуть не споткнулся о металлический порожек. Он медленно шёл по газону,
наслаждаясь тем редким, сладким испугом, какой бывает только в молодости,
от предвкушения чего-то нового, опасного, но долгожданного. В голове
крутились обрывки фильмов и компьютерных игрушек. Интересно, кто его
встретит? Какая-нибудь мадам, хозяйка заведения, в платье с кринолином? Или
девочка в неглиже? Или он зайдёт в пустую комнату, с камином, шкурой, баром
в углу, и роскошным каталогом прелестниц в пергаментном переплёте? Или они
будут сидеть у стены, опустив глаза, и ожидая, кого из них он выберет
первую?
Тяжелая декоративная дверь отъехала в сторону. Он вошёл, стараясь не
крутить головой. Небольшая комната. Ничего особенно роскошного. Камина нет.
Кресло. Зачем-то письменный стол. Женщина в кресле.
Он не сразу узнал мать, а когда узнал, не поверил. Он никогда не видел
у мамы такого лица. Такого... даже не усталого, не измученного, а просто
безразличного.
Чья-то твёрдая, холодная рука взяла его за левое запястье, щёлкнули
наручники. Он рванулся, но металл держал крепко.
- Спокойнее, сынок, - раздалось у него над ухом.
В комнате были люди. Люди в форме. Через несколько секунд он
сообразил, что в комнате полно полицейских.
Его рука была прикована к запястью огромного негра в синей форме. Он
смотрел на Томаса, и в его блестящих, как перламутровые пуговицы, глазах,
ничего нельзя было разобрать. Совсем ничего.
- Я сержант Рэндл, полиция штата Нью-Йорк. Ты знаешь свои права?
Том вяло кивнул.
- Хорошо. Сынок, нам нужно выяснить у тебя кое-что, - пробасил
сержант. - Ответь на два вопроса, и всё. Только думай, прежде чем отвечать.
Кто эта женщина?
- Мама, - ошеломлённо произнёс Томми, и только после этого до него,
наконец, дошло, что это и в самом деле полиция штата.
Ужас, сжимавший его сердце с того момента, как он увидел мать,
несколько ослабил свою хватку. Как бы то ни было, перед полицией он чист.
Чист, как никто. Значит, дело не в нём. Он нужен как свидетель. Свидетель
чего? Неужели его родители в чём-то замешаны? Возможно, очень возможно.
Они, но ведь не он. Отчаянный страх за себя тут же уступил место куда более
комфортному чувству: страху за другого. Ему было стыдно, но он ничего не
мог с собой поделать: сейчас Том чувствовал облегчение, гигантское
облегчение.
- Это моя мать, Линда Хоукинг, миссис Томас Хоукинг, - произнёс он, и
его голос почти не дрожал.
- И второй вопрос, сынок. Подумай хорошенько, прежде чем на него
отвечать. И лучше для тебя, если ты скажешь правду. Ты... ты спал со своей
мамой?
У Томми чуть было не отвисла нижняя челюсть.
- Да, - тихо сказала мама. - Да, он спал со мной.
- Молчать! - взвился сержант. - Ты, сука, дай сказать ему!
- Да! - заорал Том, перекрикивая сержанта. Ему стало ясно: надо
повторять то, что говорит мама, и всё будет хорошо.
- Да, я спал с ней.
Сержант помолчал.
- Ну что ж, извини, парень. Ты влип в очень большое дерьмо, - он
повернулся к матери Томаса, его лицо было искажено бессильной яростью. -
Как вас только земля носит!
- Оставьте, сержант, - Линда Хоукинг говорила сухо и холодно. - Его
признание ничего не решает. Если бы он не признался, доказательств
преступления всё равно было бы достаточно.
До Томаса начало что-то доходить.
- Пре... преступления? - робко спросил он у сержанта.
- Да, сынок. А ты что думал? Преступление против общественной
нравственности первой степени. По новому законодательству такие дела
подлежат немедленному расследованию и суду. Расследование проведено и
закончено. Извини, малыш, по закону тебя полагается обездвижить. Эй, у кого
там пневмошприц...
К его шее прижалось что-то холодное, потом что-то кольнуло, в глазах
заплясала радуга, ноги подкосились. Последнее, что он почувствовал - это
холод железного кольца на другом запястье, а потом его тело бессильно
повисло на руках полицейских.
- ...признаются виновными в прелюбодеянии, супружеской измене и
совершении инцеста. Согласно Закону о Семье от 2024 года, жизнью, свободой
и имуществом виновных отныне распоряжается обладатель преимущественного
права, Pater familiaris, то есть глава домохозяйства и отец семейства.
Выскажите свою волю.
Линда Хоукинг лежала в клетке для подсудимых рядом со своим сыном.
После допроса под суперпентоталом они оба быстро сознались в незаконных
отношениях. Допрос вёл компьютер, быстро и равнодушно фиксировавший все
ответы, и спокойно игнорировавший все крики и мольбы Тома. После подписания
протокола допроса их обоих парализовали каким-то уколом.
Линда лежала спокойно, Том отчаянно пытался пошевелиться, но не мог
даже открыть глаза. Он полностью сосредоточился на этом бесполезном усилии,
чтобы не слышать того, что говорит его отец.
- Правом, дарованном мне Конституцией, Биллем о Нравственности, и
согласно Закону о Семье от 2014 года, в присутствии семи свидетелей, я
прощаю свою жену Линду Хоукинг, и признаю за ней все права моей супруги.
Моё решение вступает в силу немедленно.
Кто-то из присяжных присвистнул. Томас услышал, как служитель суда
открывает клетку, потом послышалось шипение пневмошприца с антидотом.
Потом - шорох и стук каблуков. Томас опять попытался открыть глаза, чтобы
последний раз взглянуть на мать, но у него опять ничего не вышло.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг