МИХАИЛ ХАРИТОНОВ
ТОНКАЯ ДЮЖИНА
DISCLAMER!
Этот текст имеет смысл читать только после ознакомления с первой
главой трактата отечественного мага, оккультиста, астролога и учителя жизни
Авессалома Подводного "Тонкая Семёрка", посвящённого оккультной психологии.
Не нужно бояться слова "оккультизм": это книга, написанная с
великолепным юмором и безо всякого ладана и астральных колокольчиков. Моё
сочинение - это самопальная попытка продолжения понравившегося текста.
Разумеется, сравнение с оригиналом не входило в мои планы; так что - будьте
снисходительны.
Посвящается Авессалому Подводному, человеку и оккультисту,
а также моему другу А.О. и его замечательной Жабе,
созерцание коей меня вдохновило...
1. Неподражаемый трактат Авессалома Подводного "Возвращённый
оккультизм", чаще называемый "Повесть о Тонкой Семёрке", доставил мне в
своё время ни с чем не сравнимое удовольствие. Лично я до сих пор помню
отдельные пассажи из Тонкой Семёрки наизусть. Основательное знакомство с
этим основополагающим трудом (или хотя бы с первой главой оного)
предполагается непременным условием понимания данного текста.
Надеюсь, все мои читатели сделали значительную паузу и насладились
этим текстом. Остаётся пожалеть, что трактат Подводного неполон. Автору,
видимо, прискучило созерцать гадов, - а может, не все они выползли из своих
щелей на момент его прозрения. Как бы то ни было, многих он упустил, в
результате чего даже не заметил некоторых важных моментов - например,
особого свойства связей между некоторыми из них.
2. Благодаря ценным методологическим замечаниям моего гуру и
начальника С.Я.Я., а также оккультному озарению, случившемуся со мною на
днях, я получил приятную возможность несколько поправить дело. Мой учитель
обратил внимание на то, что, рассуждая последовательно, у всякой тонкой
фигуры должна быть своя противоположность, не менее гадкая, чем она сама.
Долгое время это оставалось чисто теоретическим построением. Но совсем
недавно я имел счастье в высоком озарении духа узреть новую тонкую фигуру,
а именно Жабу, являющую себя противоположностью и вечной супротивницей
Свиньи.
3. После столь сильного душевного потрясения (отчасти вызванного тем,
что Жаба была большая и плотная, находящаяся на стадии перехода от тонкой
фигуры к толстой) мне не составило труда вытащить на свет божий и остальных
дружбанов, как-то утаившихся от Подводного.
4. Прежде всего, их не семь, а двенадцать. (Подводный весьма правильно
предполагал какую-то связь с астрологией, но совершенно напрасно приписал
гадам планетные соответствия, когда имеют место, по-видимому,
зодиакальные.) Подобно тому, как вышние эоны соединяются в пары, особо
тесно связанные друг с другом (наподобие супружеских), так (прокидывая
принцип) все тонкие фигуры разбиты на пары, нуждающиеся друг в друге, но
при том (как это обычно бывает у таких существ) особливо друг друга
ненавидящие и способные объединяться только в самом крайнем случае на почве
общей ненависти к уму. Две такие пары уже были открыты Подводным, хотя одна
почему-то не распознана: это пара драконов (понимаемая у Подводного как
разные головы одного Дракона, что неверно), а также пара Торопыжка --
Серый. (Эти последние, впрочем, разобраны у Подводного несколько
неотчетливо).
5. Первая пара: Жаба - Свинья
5.1. Свинья, как известно, эгоистка, и этим всё сказано. Как таковая,
она истерична, то есть мыслит по принципу "дайте мне это немедленно,
сейчас, чего бы это вам (и мне самой потом) не стоило!!!" Свинья капризна,
бесконечно капризна, и это не случайное её свойство, а суть дела.
Свинья-эгоистка вроде бы только и занимается тем, что "преследует свой
интерес". Это верно, но она никогда не думает, чем придётся за это
платить - и чем больше Свинья, тем меньше она об этом думает. Для начала
перестают замечаться те моменты, игнорирование которых не сопровождается
немедленным пиздецом. Сначала это общие принципы этики ("мне за это ничего
не будет, а со своей совестью я уж сама как-нибудь разберусь"), потом
мнение других людей ("ну и пусть меня считают сукой - зато уж на шею не
сядут!"), потом начинаются конкретные некрасивые поступки, иногда
удивительно мелкие и мерзкие (вплоть до кражи кошелька с ночного столика у
подруги). При уличении в таком деле Свинья нагло отпирается, - причём
совершенно искренне, поскольку случившееся вчера полагает несуществующим.
"Я вчерась нажралась говна, а сегодня опять голодна. Значит, никакого
"вчера" и нет, а если и есть - оно меня не интересует, вчерасем сыт не
будешь." Из этого следует: "Ну и что, что я тебе вчера в харю наплевала! то
было вчера, пора и забыть, а сегодня я хочу, чтоб ты мне дал денег на
ресторан!" Наконец, дело доходит до полного безумия - "скучно мне, пойду,
прокучу последнюю сотню, а завтра пусть бог накормит или добрые люди".
Свинья обожает сидеть на шее у кого-то (при этом демонстрируя свою
полную беспомощность) и к тому же ещё и срать на голову тому, кто её везёт.
Это происходит не из-за какого-то садизма или осознанной неблагодарности -
просто если уж свинье вообще оказывают услуги, то возможность в любой
момент поправить себе настроение, вытирая об кого-то ноги - просто ещё одна
из услуг. Свинья никогда не думает, что эти услуги ей оказывают за что-то
(она даже не понимает самого такого понятия - за что-то). Она убеждена, что
для неё что-то делают просто потому, что ей этого хочется. (Бывают,
впрочем, рационализации этой мысли по типу "я такая замечательная, что было
бы просто свинством относиться ко мне плохо и не давать мне того, в чём я
так нуждаюсь", - или, в более циничном варианте: "какой дурак будет со мной
связываться! им легче сделать так, как я хочу", или даже "я настолько выше
всех этих людишек, что служить мне - это их естественный долг, это же так
ясно!") Кстати сказать, настоящая Свинья (и, соответственно, одержимый ею
человек) вообще не признаёт понятия (чьих бы то ни было) "объективных
заслуг". Например, если сослуживца на работе как-то отметили или наградили,
Свинья всегда будет бешено злиться и завидовать, и только потому, что
убеждена - "эта сволочь больше понравилась начальству, чем я! он сумел
как-то подольститься? или он вообще симпатичней и привлекательнее?", но
никогда не подумает, что награду дали просто-напросто за дело. Никаких
"дел" нет - в этом Свинья убеждена свято, также как и в том, что никакой
"совести" не существует в природе.
5.2. Жаба является второй, дополняющей Свинью, эгоистической фигурой.
Как Свинья бесконечно капризна и истерична, так Жаба бесконечно скаредна,
маниакально скупа и скопидомна. Если Свинья вообще не думает об окружающем
мире, а также о будущем, то Жаба только об этом и думает. Если для Свиньи
главным словом было, есть и будет "хочу!!!", то для Жабы столь же значимо
гораздо более веское для неё "... жалко!!!" Настоящая Свинья готова
лишиться всего (когда-нибудь потом) ради сиюминутного удовольствия, - а
когда придёт Пиздец, она будет горько и очень искренне визжать, но за собой
никакой вины притом не чувствуя. Жаба не такова - ей жалко потратить хоть
что-нибудь из уже имеющегося даже на нужное дело, поскольку лучше синица в
руках, чем журавль в небе и лишний геморрой в жопе. Когда же приходит
Пиздец, Жаба предаётся самоедству за то, что не предусмотрела всего и
соответствующим образом не подготовилась к приходу дорогого гостя. Впрочем,
когда он запаздывает, Жаба тоже начинает себя чувствовать неуютно,
поскольку смысл всей её деятельности как-то обесценивается.
И Свинья, и Жаба полностью солидарны в том, что касается игнорирования
целей и интересов других людей, хотя и по разным причинам: Свинья их просто
не видит - и даже, кажется, не подозревает об их существовании, Жаба же
вообще склонна игнорировать какие бы то ни было цели и интересы, прежде
всего своего хозяина, и уж тем более людей посторонних. "Мало ли кому чего
хочется!" - это ее credo и "Отче наш". К сожалению, презрительное отношение
распространяется не только на повизгивания Свиньи, но и на любые цели и
намерения вообще. "Тебе что, больше всех надо?" - это чаще всего говорит
Жаба, добавляя к тому ещё что-нибудь насчёт хаты с краю. Все развитые
теории эгоизма создала именно Жаба. Свинья в этом отношении
импрессионистка, дитя минуты, случайными мазками творящая на жизненном
полотне картину живого свинства, всегда гениально незавершённую. Жаба же
высиживает (кстати, если рассматривать Жабу и Свинью с анально-фрейдистской
точки зрения, то Свинья больше ассоциируется с непрерывным поносом, а
Жаба - с перманентным запором) целую концепцию жизни и уж от неё старается
не отступать. Интересно, что при всём том Жаба изводит хозяина не меньше,
чем Свинья. Если последняя постоянно (хотя, видит Бог, нечаянно!)
подставляет хозяина под действительные беды, то Жаба заставляет его
страдать от воображаемых. Человек, которого задавила Жаба, может не спать
ночь, мучительно размышляя, выгодно ли он купил доллары, или же следовало
приобрести швейцарские кроны, или - если уж такие проблемы носителю Жабы не
по карману - как бы сэкономить последние три сотни, чтобы дотянуть до
пятницы. Это не значит, что таких проблем у данного человека вообще не
существует - но Жаба их раздувает до уровня космических, а если их
действительно нет - изобретает, благо это нетрудно: в конце концов, можно
озаботиться роскошным надгробием из розового порфира. Или счастьем будущих
внуков - но, как правило, не детей, и вообще никого из ближних.
Жаба склонна переоценивать то, что человек имеет - и сокрушаться по
поводу того, насколько мало он этого имеет. Когда надо что-нибудь отдать,
Жаба раздувается и тем самым раздувает ценность отдаваемой вещи (денег,
услуг, информации, прошлогоднего снега). Когда же человек начинает себя
сравнивать с другими, Жаба горестно сжимается, преуменьшая всё, что у
человека есть в кармане и за душой. У других всегда всего больше, пироги
пышнее, и вообще всего вдоволь.
Если свиной эгоизм вообще никак не связан с понятиям справедливости
(Свинья этаких слов и не слыхивала), то Жаба обосновывает свой эгоизм
именно идеей кошмарной несправедливости, из-за которой у всех густо, а у
неё одной пусто.
Геморрою от Жабы очень много, поскольку Жаба всегда в тревоге - потому
что смертельно боится чего-нибудь потерять, упустить или прогадать. Тревога
и забота - это её нормальное самочувствие.
Резюмируя, можно сказать так: путь Свиньи - получить желаемое сейчас,
несмотря ни на что, а путь Жабы - не отдавать имеемое, опять-таки несмотря
ни на что.
Жаба безмерно презирает Свинью, та же платит ей бешеной злобой. Тем не
менее они нуждаются друг в друге, дабы человек, по какой-то причине
разочаровавшийся в одной из фигур, не обратился бы к уму, а бросился бы в
объятья к другой фигуре. Особенно эффективным является раздел интересов,
когда Жаба захватывает себе одну область жизни, а Свинья - другую. Таким
способом мыслят настоящие, полные, совершенные мерзавцы. При таком раскладе
Жаба, как правило, идёт в услужение Свинье, как работящая ворчливая
служанка - к капризной барыне. Служанка-Жаба, конечно, барыню в глубине
души презирает, но держит рот на замке. Барыня-Свинья же служанку терпит,
потому что от неё на самом деле сильно зависит.
6. Вторая пара: Змей - Буревестник
6.1. Я долго колебался, как точнее определить соратника (и
супротивника) Змея. Было совершенно очевидно, что это некая гордая птица,
воспетая великим романтиком революции М. Горьким. Сам Горький, впрочем,
тоже колебался в этом вопросе. Вначале он создал философский диалог "Песнь
о Соколе", где талантливо изобразил брань Сокола со Змеем (совершенно
независимо от Подводного Горький определил глумливого духа как Змея, что
доказывает архетипичность образа.) Тем не менее более предпочтителен образ
Буревестника (Альбатроса), поскольку он ближе к архетипу.
6.2. Начнем, однако, со Змея. Замечательное описание Змея у Подводного
можно дополнить только несколькими штрихами - однако они важны и
существенны. Змей действительно циник и комик (и, кроме того, клеветник),
но не в этом заключается его сущность. Весь его цинизм и глум направлены на
одно, а именно на все высокое. Змей не просто рожден ползать во прахе - он
всеми силами отрицает, что в мире существует хоть что-то помимо праха.
Короче говоря, Змей - материалист во всех смыслах этого слова (от бытового
до метафизического).
Более всего Змею ненавистны по жизни воодушевление, озарение, восторг,
легкая мечтательность, влюбленность, короче говоря - какая бы то ни было
приподнятость. Уж если Змей овладевает чьей-то душой, то (с упорством,
достойным лучшего применения) он заботиться о том, чтобы вверенная ему душа
никогда не поднимала глаза к небу, мотивируя это необходимостью смотреть
под ноги. При первом знакомстве Змей обычно рекомендует себя как реалиста,
знающего жизнь как есть она на самом деле. На самом деле весь его реализм к
"жизни как она есть" никакого отношения не имеет, ибо отнюдь не обретен в
дальних странствиях и не выношен под сердцем, а просто-напросто высосан из
пальца, по простенькому рецепту: объяснять высшее через низшее. Притом
высшее в интерпретации Змия все время оказывается неким миражом (или, если
угодно, надстройкой), а низшее - кондовой реальностью, которая-де такова,
какова она есть и больше никакова. Такого рода заклинания Змей повторяет
при каждом удобном случае, - тут ему изменяет даже его хваленое чувство
юмора. Если в такой момент кто-нибудь прерывает его речи, то он рискует
услышать злобненький шип, а то и получить хорошую порцию яда в мягкое место
(ибо змей ядовит). При этом сама змеиная мудрость, коей он так кичится, при
ближайшем рассмотрении оказывается наивной чепухой, которая в чистом виде
(без менторского тона, сарказмов и ложной многозначительности) может
показаться сколько-нибудь убедительной разве что для полного балбеса.
Впрочем, Змей считает всех людишек (и в первую очередь, конечно, своего
хозяина) именно таковыми.
Весьма показательно отношение Змея к любой попытке хоть в чем-нибудь
изменить мир (неважно, в каком объеме). Этого он очень не любит, и весьма
эффективно блокирует всякие поползновения доставшегося ему человечка
"дергаться", заранее объявляя все такие попытки смешными, глупыми и
нереалистичными. При этом Змей старается всячески скрыть от своего хозяина
тот неприятный факт, что какой бы то ни было "реализм" собственной ценности
не имеет, и вообще нужен только для того, чтобы эффективнее действовать, -
ну и, соответственно, "реализм", ведущий лишь к умудренной резиньяции, есть
говно. Здесь Змей обожает работать на пару с Серым, хотя метода у них
разная: Серый обычно внушает человеку, что "ничего не получится", а Змей -
что все его цели и желания смешны и нелепы, а утруждать себя ради
реализации оных - только людей потешать. Вообще говоря, наилюбимейший
змеиный трюк (на который обычно ловится Дракон) - это выставлять все
сколько-нибудь достойные человеческие стремления с их смешной стороны (а ее
при желании можно найти во всем), тем самым отбивая всякую охоту марать
руки. Тут Змей обожает прикинуться большим эстетом и тонким ценителем
изящного, достает жабо с кружевами, и, покачиваясь на кончике хвоста, с
видом знатока оглядывает человеческие замыслы и надежды, делая при этом
высокомерно-презрительную мину: "все это было бы забавно, будь в этом
что-то новое". При всем том, стоит только человеку захотеть хоть
чего-нибудь гаденького, весь хороший вкус Змея куда-то улетучивается, и он,
демонстративно облизываясь, начинает шипеть на ухо: "С-с-с-с-смотри, как
вкус-с-с-с-сно... как интерес-с-с-но... но... тебе это
з-з-з-запрещ-щ-щ-щ-щают... а это нес-с-с-свобода... и
предрас-с-с-с-с-с-судки..." Как правило, речь идет о чем-нибудь таком, на
что и Свинья бы не польстилась. Поэтому в области секса, в коей Змей
почитает себя большим докой, он обожает покровительствовать однополой
любви, а также выступать в роли агента по продаже черных чулок с поясочком
и подвязочками, и прочих интимных ас-с-с-секс-с-суаров.
Интересна связь Змея со всякого рода запретами. Как известно, Змей
обыкновенно изображает из себя свободомыслящего. На самом деле запреты и
ограничения всякого рода - это его норы, куда он прячется при первой же
опасности. Большую часть всех этих ограничений и запретов (особенно
негласных) он сам же и выдумал - отчасти затем, чтобы разжечь интерес к
тому, что запрещается.
Важная сторона многогранной деятельности Змея - его карьера
клеветника. Он обожает объяснять абсолютно все человеческие мысли, желания
и поступки самыми низкими причинами, которые он только в состоянии
измыслить - после чего с невинным видом требует, чтобы обвиняемая сторона
доказала ему обратное. Иной раз он может разойтись до того, что и
изобретает целые научные теории (наподобие психоанализа). Этот аспект
змеиной натуры хорошо отражен в известном библейском рассказе: там тактика
данного персонажа представлена, можно сказать, в классическом виде.
6.3. Если Змей - циник и комик, то Буревестник - романтик и идеалист.
Он всегда пребывает в состоянии восторженности и непрерывно трепещет. Его
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг