Черты лица у рыцаря враз затвердели.
- Да никогда в жизни, милорд...
- Вот видите. Нет, эти спецэффекты - как по заказу, для меня одного. Что
наводит на мысль... Передайте леди Клоти, когда... если вдруг ее увидите,
что у Священной есть кое-какая интересная информация обо мне и моих дурных
привычках.
- А... - вспомнил что-то рыцарь, и лицо его моментально просветлело, -
леди Клотильда Персивальская. Почему бы именно ей и не стать вашей
наследницей? Достойный рыцарь, хотя и несколько, хм... женщина. Смела,
благородна, с лучшей родословной на континенте...
- Леди Клотильду не трогать, - твердо приказал он, внутренне ощерясь, -
так и знал, что имя бедовой красотки все-таки прозвучит. И станет она
следующей мишенью для Священной комиссии и всех-всех-всех. - Повелеваю
никогда не считать ее наследницей моею, но приложить все усилия для
спасения ее и... Кстати, ее вообще нет в городе. Вы поняли меня? Нет!
Рыцарь коротко кивнул и отступил назад. Над крепостными стенами взревели
трубы, вновь призывая ко вниманию. Из ворот, что были прямо под ним,
выбежали несколько человек и принялись выкрикивать слова в сторону
серебряно-алого стана. Карусель завертелась...
Он сам, стоя у ворот, оглядел стайку ребятишек, подогнанных туда рыцарями
Священной комиссии. Знаком поманил одного из простолюдинов, столпившихся с
этой стороны ворот.
- Кто-нибудь посчитал, сколько именно детей они захватили?
- Двадцать три, - пробормотал человечек в линялой, потрепанной одежке,
валясь ему в ноги со сноровкой, какую дает только застарелый и привычный
рефлекс, - двадцать три, ваше сиятельство, высокородный отец наш...
Он кивнул одному из рыцарей:
- Пересчитайте... Кстати, захваченных пастухов чтобы тоже вернули.
Как он и предсказывал, рыцари Священной с готовностью и даже чуть ли не с
радостью согласились на столь неравный обмен - одного-единственного
герцога (и к тому же, по их словам, самозванца) на двадцать с лишним
ребятишек. Плюс толстяк пастух с подпасками. Что наводило на мысли о том,
что он, вполне вероятно, продешевил (и следовало потребовать еще
чего-нибудь в придачу - ну вот хотя бы отпущения всех своих грехов, что
ли). Или же - что именно этого от него и ждали...
Заполучив в свои руки, первым делом его заковали. Со знанием дела и явно
для долгой отсидки. С намеком на возможность и в будущем самостоятельно
ходить по матушке-землице - кандалы на ногах соединялись между собой цепью
длиной с короткий шаг, от нее вверх шла еще одна цепь, на которой
поочередно были закреплены наручные браслеты. А уж после заковки его сразу
же повели на здешнее лобное место...
Две фигуры в красном, которых он буквально несколько минут назад наблюдал
с вполне безопасного расстояния - то есть стоя на высокой башне, под
защитой стены и своего собственного, в каком-то смысле, воинства, -
теперь, радостно ощерясь, встречали его воочию и в опасной близости. Такой
опасной, что дальше, то есть ближе, уж и некуда.
- Здравствуй, брат ты наш герцог, - благонравно-сладеньким тоном возвестил
тот, что был повыше и постарше. И слегка притушил на своем лице
злорадно-злобную ухмылку. А почему? Что, палачам Священной не положено так
отчаянно лыбиться в лицо своим жертвам? И тут, похоже, приличия блюдут,
молодцы, ребяты. - Здоров ли ты? Хорошо ли чувствуешь себя? Сколь много
вопросов мы имеем к тебе... и столь много наших братьев жаждет потолковать
с тобой, что уж и не знаю, прямо-таки не знаю, хватит ли у тебя на всех
них времени-то...
- Обожаю с братками встречаться, - кое-как выдавил из себя кривенькую
улыбочку "брат герцог". - С детства вот так - как куда ни попаду, так
сразу же и братки навстречу... А что до здоровья, так оно у меня с
детства, увы, слабенькое. Чуть что - и я сразу в обморок.
- Да что вы говорите? - ласково поразился второй краснорубашечник. А с
виду и не скажешь... Спасибо, брат, что предупредил. Ужо начнем мы с
легких вопрошений - иголочки под ногти, пожалуй...
- Да, брат, пожалуй. Ну так приступим же! - лирическим тенором, на
удивление благостно и просветленно отозвался первый.
Серегу, не тратя больше времени на болтовню, повалили на спину.
Сквозь багровый туман и сполохи боли, застилающие глаза и обручами
стискивающие сознание, время от времени он умудрялся видеть небо -
безмятежно-синее, чистое, без единого облачка. Раскинувшееся сверху
громадным укрывающим пологом. Совершенно равнодушное к нему, чужое небо,
из чужого мира. И при этом почему-то глумливо орущее ему в уши его же
собственным голосом. С болью и мукой орущее. То, что с ним делали,
превосходило душевные силы всякого обычного человека. А ведь он, Серега, и
обычным-то никогда не был - трусом он был всегда и боли боялся превыше
всякого разумения... Господи ты ж боже мой...
Коротенькая передышка наступала лишь тогда, когда начинались вопросы.
Вопросы были самыми дурацкими - кто он, откуда, кто его родители (поименно
и поперсонно), кто подучил его называться герцогом Де Лабри, что он знает
про Преждеживущих и как их можно найти. На все эти вопросы он отвечал
вполне честно и открыто (на дурацкий вопрос - дурацкий же и ответ). И,
само собой разумеется, ему никто не верил. Им были недовольны. Поэтому
после первого же вопросного тура он опять валялся на спине, судорожно
корчась от боли, огненными осами грызущей кончики пальцев. И враз поумнел.
Кое-как сообразив (хотя и трудно, почти невозможно было соображать
остатками сознания, скручиваемого и раздираемого импульсами боли),
принялся врать. Стараясь угадать, чего от него ждут и чего, собственно,
хотят услышать. Имя - да Гарри Поттер. Родителей - не знаю. Да, скорее
всего - нагулянный какой-то девкой бастард, подзаборный подкидыш.
Подобранный и воспитанный из жалости. Где? Э-э... А-а! В дикой местности,
далеко отсюда, по леворучье от восхода (это, по местной традиции в
ориентировании, означало - по левую сторону, если встать лицом на
восход... то есть, по земным меркам - на севере). Имя воспитателя -
Мерлин, он же, сволота, и подучил его называться герцогом... А мандонада
от Преждеживущих? Да вы что, какая такая мандонада, он же и в жизни в
глаза этих чудиков из сказок не видел... вот троллей, живучи у Мерлина,
это да. А также русалок. Красивые такие девицы, волосы зеленые, ноги ниже
колен с плавниками и, что особенно завлекает, совершенно голые...
Время от времени, когда говоримое не удовлетворяло двух
краснорубашечников, в поте лица трудящихся над ним, он вносил изменения.
Преждеживущие? Ну хорошо, скажу-у... Да, знаю. Да, близко знаком. Да,
одарили мандонадой. Слушаюсь, господин рыцарь Великолепной и Священной, не
одарили, никак нет, это все уже я сам напридумывал...
Создавалось впечатление, что пыточники и сами не знают, что именно хотят
услышать. Им - как бы это поточнее выразиться, нужна была версия событий,
не противоречащая основной установке, - он самозванец, без роду без
племени и безо всякой поддержки. Выходил нонсенс - ведь если нельзя
говорить о том, что эльфы одарили-таки его своей мандонадой (которую он,
что греха таить, до слезных соплей был бы рад сейчас на себе и
восчувствовать и ощутить), то почему можно спрашивать о том, где он видел
этих самых Преждеживущих и как он может снова их найти? Он, самозванец
безо всякой поддержки за спиной... и откуда-то знает про то, что подобной
персоне просто неоткуда было бы знать... Странно.
Когда к вечеру рыцари Великолепной и Нетленной перешли наконец к вопросам
о некоем холопском (холопском?!) мальчишке, злостно выкраденном им и
увезенном из замка Балинок-Деде, он, точнее, его тело больше уже не могло
выдерживать того, что ему устроили. И он с облегчением, почти осознанно
провалился в спасительный мрак беспамятства. Наконец-то покой...
- Господин! Господин! - робко звал его чей-то голос. По лицу ласково
ходило прохладное и мокрое (тряпка, догадался он), в висках и ушах
пульсировала боль, веки были словно налиты свинцом. Кисти рук ломило, они
были опухшими, неподъемными, онемевшими и льдисто-холодными. И кто-то
загадочный все продолжал и продолжал тоненько и тихо выкликать (прямо как
подыхающий цыпленок пищал). - Господин... Господин...
Он приоткрыл глаза. Над ним с двух сторон склонились фигурки, четко
прорисованные на фоне неба, наполовину ночного, наполовину...
Высветленного рассветом?!
- Рассвет? Уж-же... - прохрипел он опухшим, надорванным от криков и
болезненно-колким горлом.
Фигурки мелко закивали. У него даже зарябило в глазах.
- Да, господин...
- Хто... такие?
Перед глазами бликовало все сильнее. Нет, испугался он, нельзя. Нельзя
терять сознание сейчас, он должен... Что он должен? Что-то такое, за левым
ухом...
- Мы смерды, господин, холопы Великой Священной комиссии... При обслуге
лагеря мы. Там... шатры убрать-поставить, дрова на нас, костры, обоз, уход
за кормовой скотинкой и за лошадьми благородных...
- Так... - протянул он и попытался приподняться на локтях. Это ему не
удалось. Но под спину и плечи тотчас же просунулись цепкие руки, потянули,
приподняли, посадили... Он отдышался и попытался осмыслить ситуацию. Слава
богу, то, что он должен суметь отсюда убежать и то, КАК он должен отсюда
убежать, уже всплыло в памяти. Теперь оставалось только приступить к
выполнению. - Почему вы сейчас здесь?
- Помочь вам хотим, милорд, - нестройно отозвался хор приглушенных
голосов, - хоть как-то спасти. Вы убежите... А ежели и мы с вами... Бают,
вы герцог Отсушенных земель. И бают, что ноне проклятие с них полностью
снято. Мы вас, того, спасем. Но чтобы уж и вы с нами... по-божески. Наделы
бы нам. На землях ваших. И милости вашей. Вы ж добрый господин. Свою жисть
на муки за холопских детей! Да ни один из наших рыцарей такое б никогда! А
здесь нам не жисть в последнее-то время. Священная комиссия стала ноне
больно магией баловаться. А ее, магию-то, на ком же и пробовать-то еще?
Вот и берут нас, как дичь - на жаркое... Тут из нас уж и костры горели, и
такие прочие ужасы уделывались, что куда там тебе... Обещаешь, господин,
наделы-то?
- А то як же, - сообщил он, про себя обмирая и вздрагивая от боли -
встать, вернее, вздернуть на ноги себя после того, что было с ним
проделано, оказалось не таким уж простым делом. Мучительным до холодного
пота, до раскаленных белых искр в глазах...
- Бежим к городу. - Он нашарил раскрытой ладонью с левой стороны в волосах
кровяной колтун. Размокший, к счастью, то ли от ночной росы, то ли от
пота. Пальцы, распухшие и бесчувственные после пыток, не слушались. -
Гребень есть?
Нашелся обломок гребня, очевидно подобранный после того, как кто-то из
рыцарей выбросил пришедшую в негодность вещь. Серега знаком показал, где
чесать, сипло сказал:
- Все волоски - на ладонь мне, вот сюда... - и протянул трясущуюся длань.
Вскоре горка волос, слегка шевелящаяся под предрассветным ветерком, уже
лежала у него в руке. Рассвело достаточно, чтобы можно было отличить
черные волосинки от пего-каштановых, его собственных. Холопы, бросавшие на
него испуганно-настороженные взгляды, придвинулись ближе.
- Это что, господин... те самые заговоренные волосья? Кои в воинов
обращаться могут?
- Нет, - буркнул он, - про те не знаю. Хотя здесь и они бы не помешали.
Эти - с лиса-оборотня. Вложишь в рот, проглотишь, и оборотишься лисой.
Затем бегом в город. Все понятно?
- Про оборотный волос мы слыхали, а то как же... Да только, господин, не
надо к городу бежать. Там стража так наставлена, что мучач - и тот не
пробежит. В лес надо, господин, А там, глядишь... И народец лесной вдруг
да поможет. И искать нас там никто не станет, решат, что с помощью
Преждеживущих ты, господин, в город перенесен, куда ж тебе еще... Да и
рассветет скоро. Лес близко, а до города - бежать и бежать, и все по
ровному полю среди стражи...
В лес так в лес. Главное - унести сейчас отсюда ноги. А уж потом, там,
поразмыслим, пораздумываем...
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
А для нас сто верст - не крюк...
Как ни странно, тело, оборотясь в лисье, сразу же ожило. Исчезли боли,
ушла слабость... Рядом радостно роилась стайка таких же, как он, лисов,
телом и запахами зовя его туда, к лесу. На свободу.
И они ушли. Просочились через охранение, скромное со стороны леса (ну
конечно же, как иначе - ведь все враги у Священной были спереди, а сзади
только свои). Стайка лисов ужами проскользнула через кусты на лесной
опушке. Понеслась дальше - через лес, через лесные овраги, вглубь,
подальше. Гнал инстинкт, а не сознание. Впрочем, какой мог быть у них
инстинкт, они же не звери, в конце концов. Просто было у каждого из них
настойчивое ощущение того, что там, позади - враги. Враги, которым вполне
может взбрендить в голову и за ними погнаться, за простыми-то бедными
зверями...
В какой-то момент они нашли нечто вроде убежища и остановились. Именно там
Серега и пришел в себя - в неглубокой норе, то ли отрытой, то ли промытой
ручьями в стене глубокого лесного оврага. Пришел в себя, лежа на боку и
свернувшись калачиком на сырой земле, приятно холодившей кожу. Воздух был
знойным даже здесь, в относительно затененном месте - в овраге. И, что
самое приятное, лисья личина, уйдя, вернула Сереге его человеческое
обличье целеньким и невредимым. Ни единой ранки не оказалось на пальцах
(исколотых иглами в самом разном ассортименте - от простых холодных до
сверлообразных и раскаленных). Четыре пальца на левой руке, которых палачи
из Священной долго и вдумчиво лишали ногтей (сперва надрезав прямо на
месте полосками, а потом сдирая их с живого тела пофрагментно - для
большей результативности), сейчас сияли новехонькими ногтевыми пластинками
- гладенькими и нежно-розовыми. Чудеса в решете... Впрочем,
дружище-оборотень об этом так и говорил - "и буду я снова жив-здоров".
Мелочь, а приятно...
Он сел на земле, с интересом огляделся. Спутники, вместе с ним покинувшие
не слишком гостеприимный лагерь Священной и Нетленной, сидели кучкой
поодаль. Нагишом, как и он. Но к нему не подходили, только кидали издалека
благожелательно-приветливые взгляды - мол, здрасьте, ваше сиятельство...
как почивали? Ну да, он же теперь их герцог, а они - его подданные.
Намерения встать и подойти к нему запросто никто из них не выказывал.
Видимо, без прямого на то волеизъявления его светлости сие было
недопустимо.
Он встал, смущенно прикрыл ладошкой причинное место и зашагал к ним сам.
Где-то на полпути его новые подданные вскочили на ноги, так же, как и он,
поприкрывались ладошками, и толпой ринулись к нему.
- Ваше сиятельство... Господин наш светлейший. Вы, никак, к нам изволите
подойти? Дык крикнуть надо было, мы б и сами, мухами к вам...
Он отрицательно мотнул головой, оглядел местность. Узрел неподалеку
поваленное дерево, горизонтально лежащее на склоне оврага, рядом кусты и
пенек. Указал подбородком (по причине занятости рук):
- Не пройти ли нам туда, господа?
У бедолаг как по команде отвисли челюсти.
- Щас... Дык мы щас, господин...
Его новые подданные, как отметил про себя Серега, были сплошь мужчинами
старше среднего возраста. Иногда и много старше. Все, как один, были
низкорослыми, худыми до изнеможения, в рубцах и шрамах по бокам и спине -
зримые свидетельства частых порок. Частых и жестоких. Может быть,
плетками, а может, и еще чем. Честно говоря, их манера держаться Серегу
несколько отталкивала. Этакая смесь торопливой угодливости и благоговения
вместе с суетливой дрожью. Вот то ли дело надменно-достойные манеры
рыцарей из замка Дебро... Впрочем, одернул он себя, их плеткой никогда и
никто не бивал. Конечно, ехидно ответил внутренний голос, попробовал бы
кто такое с ними сотворить - сразу же бы и в зубы прилетело кое-что... И
потом, достойные-то они достойные, но терпели же право первой ночи и
прочую муть, которая, если разобраться, в иных случаях и понеприятнее
порки будет.
Усаживаясь, его новые подданные оставили ему сразу два места - на выбор,
как понял он. В начале поваленного ствола и на пеньке. Он, на мгновение
задумавшись, выбрал пенек:
- Э-э... Все, кто там были возле меня... и хотели уйти, все здесь?
Люди отчаянно закивали головами.
- Чудесно! - Что бы им еще сказать по этому поводу? Надо было хоть как-то
приободрить их. - Я рад этому. И.. и очень благодарен вам за то, что вы...
- Что вы, господин, - прошептал один из тех, кто сидел к нему поближе. И
преданно, почти молитвенно, посмотрел на него. - Вы бы и сами, и без нас
смогли бы... И волосками своими с нами поделились, и сюда нас привели, а
волоски эти немалых деньжищ стоят, спаситель вы наш, век благодарны
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг