нарушителей воинской дисциплины из года в год запугивали, но только на
Мишкином печальном примере воины-строители убедились - нет, это не просто
любимая полковым офицерством страшилка, а редкая, но реальная месть самой
"паршивой овце".
Зато на дембель полупьяный Мишка вырядился вызывающе - дальше некуда:
офицерское "пэша" напялил, хромачи в гармошку, шапку тоже офицерскую, погоны
старшего сержанта и всяких нагрудных знаков да значков десятка, пожалуй,
полтора. От исконно стройбатовских - "Отличник военного строительства" и
"Ударник коммунистического труда" до совсем уж в этой местности
экзотических, вроде "Отличник погранвойск" и "Морская гвардия". И ни копейки
из выданных ему наличных денег не подарил командиру роты, издавна привыкшему
к такого рода подаркам от всех дембелей и не считавшему их чем-то зазорным.
Не подарил, потому что обиделся на кэпа больше, чем на кого-либо другого,
хотя именно кэп несколько месяцев назад дал Мишке одну из трех рекомендаций
в коммунистическую партию.
Правда, он же незадолго до дембеля инициировал исключение Мишкино из
кандидатов в партию. Исключить не исключили, но помытарили изрядно, пока
наконец строгачом с занесением не ограничились. Так Мишка с этим взысканием
и на родину отбыл. И, надо отдать ему должное, на сей раз без помощи Бога
благополучно добрался домой.
Забегая вперед, скажем, что все в Мишкиной партийной жизни в конце
концов наладилось, хотя в кандидатах он парился не год, как положено по
уставу, а целых два, но в члены с правом решающего голоса его все же
приняли. И платил он честно членские взносы до скончания самой партии,
которая, вообще-то, никакого влияния на его жизнь не оказала. Да и как она
могла оказать, если Мишка к каким-либо должностям не только не стремился, но
откровенно их все презирал, а что время от времени бригадирствовать
заставляли, так бригадирствовать-то можно и без всякого членства.
Однако бесчисленные армейские цацки, которыми совершенно произвольно
разукрасил Мишка свой дембельский неуставной мундирчик, ни на кого, кроме
брата, впечатления не произвели. Разве что новогодняя елка, еще не выкинутая
на улицу, была несколько уязвлена таким конкурентом, но она, естественно,
промолчала.
Брат же зубоскалил над Мишкой в частности и стройбатом как таковым
вовсю, а в душе люто завидовал. Потому что его род войск был непримирим ко
всякого рода вольностям до такой степени, что демобилизованных в запас
воинов, уже, в сущности, людей свободных и штатских, за минуту до того, как
распахнуть перед ними заветные ворота - символические, а нередко и самые
настоящие, железные с огромной жестяной звездой - так скрупулезно
досматривали, так оскорбительно шмонали, бесцеремонно устраняя любой намек
на несоответствие уставным нормам, что суровые демобилизованные воины
натурально плакали. Поскольку бесчисленные часы бесценного личного времени
потрачены были на любовное украшательство дембельского наряда, а далеко не
лишняя солдатская копеечка пущена на добывание всеми правдами-неправдами
вожделенного но, по странному совпадению, исключительно неуставного.
А на вахте салаги из комендатуры, обретя единственную в своем роде
возможность всласть поизмываться над престарелыми сослуживцами, азартно и
хохоча отдирали от кирзачей повышенные самодельные каблуки, свинчивали
значки, не значившиеся в документах, случалось, даже распарывали расширенные
за счет вшитых клиньев клеши, тогда на гражданке как раз входившие в моду,
что для человека, по сути дела, - настоящая катастрофа.
Что же касается не заработанных кровью, потом и вынужденной подлостью
лычек, так ни Аркашка, ни его сослуживцы помыслить даже не могли о столь
явной и бесперспективной дерзости.
А в стройбате-то, оказывается, вон что творится! И до чего ж везет
некоторым дуракам: настоящей службы не видали, а домой являются - вся грудь
в крестах, да еще - аккредитив на достойный отдых после непыльного
времяпровождения и первоначальное обзаведение. Оно, конечно, - деньги честно
заработанные, но тогда почему б за мытье танков не платить, за рытье окопов,
за многочасовые бдения в караулах, о чем даже смутного представления не
имеют обнаглевшие, беспредельно самодовольные стройбатовцы? То есть опять
же: "Нет справедливости на земле, но нет ее и выше". Или как там...
Впрочем, Мишкин аккредитив, если к тому же учитывать семейное положение
братана, особого впечатления не производил. Электрику ефрейтору Колобову
хотя и начисляли - что мало кому представлялось справедливым - несколько
больше, чем его товарищам, формовавшим железобетонные изделия посредством
лопаты и разрушающего молодые суставы вибратора, однако начисляли ему тем не
менее существенно меньше штатских работяг. Так почему-то в их смешанной
отрасли всегда выходило. Да он еще, пока пользовался благосклонностью
командования, нередко под разными предлогами выклянчивал себе немножко живых
денег - на баян, который так и не купил, на подарки семье к Новому году и
женскому дню, которые отсылал домой исправно, хотя, конечно, после этого и
самому на разные мелкие солдатские расходы маленько оставалось. Да все так
делали, у кого возможность была.
К тому ж Аркашка "с Венгрии" тоже не пустой прибыл. Как никак
сержантское жалованье три года получал, притом в форинтах. Да еще
командование следило, чтобы пацаны не слишком налегали на сладости в ларьке,
а о будущем своем радели. Ну и не было ни малейшей возможности вольнонаемным
приятелям "палинки" заказать.
Таким образом, примерно одинаковые капиталы скопили братья за время
исполнения своего почетного долга. Только Мишке пришлось почти все деньги
жене отдать - это было тогда общепринятым делом, Федор Никифорович, уж на
что мужчина самостоятельный и властный, все до копейки всю жизнь своей
бессловесной Анисье Архиповне торжественно вручал и тем явно гордился. К
тому ж Машка в финансовом плане изрядно настрадалась без мужа и, пожалуй,
приметно обносилась. Нет, ее, разумеется, никто осознанно не притеснял в
финансовом плане: ни свекор со свекровкой, ни тем более родная Машкина мать,
мужа с войны не дождавшаяся, единственной пока снохе и единственной навсегда
доченьке в копеечке не отказали б, только та попроси. Но вот побираться-то у
родственников при наличии живого законного супруга, пусть и на позициях
пребывающего, Машке было тошно. И не оттого, что какая-то она повышенно
щепетильная была, но тоже - стереотип такой поведенческий, отмирающий
постепенно или уже отмерший вполне.
А самой сколь-нибудь существенно зарабатывать никак не получалось.
Потому что Танюшка хотя и начала посещать садик, едва ей сравнялся год, но
известно ведь, как наши дети посещали и посещают наши садики. В основном
дети в садике по той или иной болезни отсутствуют, и матерей ихних никакой
работодатель всерьез не принимает. Со всеми, так сказать, вытекающими.
Ладно хоть в ту пору все молодые матери по крайней мере где-нибудь
числились, стаж набирали. Теперь же их чаще всего даже для видимости на
работу не берут. На фиг надо...
Так что Мишкины двухлетние сбережения Машка мигом спустила. Впрочем,
нет, она их, конечно, не профукала на всякие безделушки, а приобрела нужные
для дома вещи и по той поре довольно престижные. Холодильник взяла, которого
даже в родительской избе еще долго не водилось, и "телевизер". Так в ту пору
народ телевизоры называл, и еще сегодня это премиленькое словечко можно
услышать. На оставшиеся деньги для Танюшки всякой всячины набрала, а то
ребенок в садике хуже всех, по ее словам, был.
Конечно, Михаилу в первый момент немного досадно сделалось, но лишь в
первый момент, потому что стоило только матери, притом даже не его, а
Машкиной, усомниться в необходимости холодильника, зять ее мгновенно и
недвусмысленно одернул, многозначительно при этом на остальных
присутствующих поглядев. Чтобы, значит, каждый на всякий случай сразу
уяснил, до каких пределов допускается вмешательство посторонних во
внутренние дела данной ячейки.
Разумеется, Марии такая позиция мужа по душе пришлась, однако она
ожидала, что потом, наедине, он ей все же сделает небольшое замечание. И он
его действительно сделал, хотя и не совсем такое, какое она ожидала.
- Душа моя! - ласково сказал Мишка. - Ты все же в другой раз как-то
согласовывай, что ли, такие крупные покупки со мной. А то как-то неловко
перед родней получается...
И - все!
Отчего Мария растрогалась до слез. Но еще, конечно, от столь
неслыханного старинно-книжного обращения, и где только Мишка его откопал.
- Ну, что ж ты ревешь-то, Машечка, я ж и так максимально деликатно!..
- Да ничего, это оно само собой вышло, не обращай внимания на меня,
дуру, Мишук...
Таким образом, именно Мишка на всю жизнь задал, если можно так
выразиться, уровень взаимной нежности в семье. А для чего Михаилу сдались
эти неслыханные во всей родне церемонии, он и сам понятия не имел. Тем более
что, несмотря на упомянутые "взаимные нежности", семья в своем дальнейшем
развитии не избежала ни одной из характерных для всякой семьи сложностей, а
кое-какие сложности получились даже несколько сложнее среднего по Советскому
Союзу показателя.
Однако оговоримся сразу, одной довольно распространенной семейной
сложности им удалось начисто избежать. Одной-единственной, однако - начисто.
И вроде бы не потому, что врожденный морально-нравственный показатель обоих
супругов был высок чрезвычайно, а просто обстоятельства так сложились. Хотя,
конечно, наши обстоятельства нередко зависят и от нас, а не только от
привередливой гипотетической судьбы.
Хотя если совсем-совсем честно, то в процессе долгой и зачастую
нетрезвой жизни два малюсеньких таких моментика у Мишки все же получились. И
оба раза в чужие постели его чуть не силком затащили. А как же не силком,
если отказаться значило бы расписаться в мужской несостоятельности - самом
постыдном, что только может быть. До определенного, во всяком случае,
возраста. И оба раза Мишка, помимо обычного похмелья, пережил еще моральные
терзания жуткие: а вдруг Машка узнает, а вдруг заразился, хотя чем уж таким
можно было в ту пору заразиться - смехота одна, ведь первый слух о СПИДе
только лет через двадцать дошел. Таким образом, терзания Мишка пережил не
менее мучительные, чем похмелье само. А это... Впрочем, тому, кто
полновесный синдром перемогал хотя бы раз, объяснять незачем, а тому, кто
нет, не объяснить все равно. Но главное, что Мария про те моментики
никогда-никогда не узнала, и, следовательно, можно смело считать, что их
вовсе не было...
Однако чтобы уж полностью закрыть данную тему, следует добавить: Мишка,
пожалуй, был из той породы вполне нормальных мужиков, которые не делают
культа из интимной стороны жизни, хотя и по понятным причинам не
распространяются об этой своей особенности. У них, у таких мужчин,
первоначального сексуального восторга хватает от силы на год-другой, а потом
начинается суровая жизненная рутина. И где-то уже после тридцати Мишка,
исполняя свою семейную обязанность, мог одновременно размышлять о чем-то
весьма далеком от данного предмета. О работе, например, о ближайших
хозяйственных планах, о рыбалке. Само собой, выдающихся интимных ощущений
Марии, при таком отношении к делу мужа, ждать не приходилось. Но либо ее и
это устраивало, либо она притерпелась помаленьку...
Ну, а коль скоро все Мишкины капиталы были моментально в дело пущены,
совместно отдыхать братьям после ратной и железобетонной службы пришлось на
остатние Аркашкины форинты. Конечно, это уже были далеко не форинты, а
родные советские рубли, которые, сказать по правде, и вообще рядом с
форинтами отродясь не лежали, но Аркашка еще довольно долго все
отечественные цены и тарифы на венгерскую национальную валюту в уме
пересчитывал и полученный результат непременно до сведения присутствующих
доводил. Пижонил так, наверное.
Само собой, Мишкин отдых вышел существенно короче, чем Аркашкин. В
пределах оставшихся форинтов. Но боже упаси, чтобы Аркашка хоть раз братана
попрекнул. Они же, несмотря ни на что, любили друг друга почти так, как
обыкновенно любят друг друга настоящие близнецы.
Мишка и Аркашка недели две слонялись по родным окрестностям выпившими,
Мишка неизменно отцовскую "хромку" на плече таскал - тогда как раз
переломный момент был, гармонь из моды выходить начала, но гитара еще не
воцарилась безраздельно, и оба инструмента либо мирно сосуществовали, либо в
нерешительности противостояли один другому - базлали братики на два то и
дело переходящих в унисон голоса дембельские, а также модные на тот момент
штатские песни. Время от времени к ним кто-нибудь, как говорится, "на хвост
падал", но гораздо чаще, наоборот, дармовая выпивка обламывалась им. Солдаты
же - стыдно на их грошики пировать приличному человеку.
Еще они четырежды - из-за Мишкиной вредности - наведывались не очень
трезвыми в военкомат, где Аркадий, разумеется, давным-давно на учет встал,
зато Мишка вдруг завыпендривался, мстя армии как таковой за все, но особенно
за преддембельские обиды. И в один момент утратил всякое почтение к своему
столь замечательному неуставному мундиру и решил во что бы то ни стало
встать на учет так - в штатском. Хотя это и не приветствуется. Или - именно
потому.
Конечно, Аркашка, как мог, урезонивал братана, плевался и матерился, но
все - тщетно. И ни разу он вместе с Мишкой в кабинет начальника третьего
отделения не вошел, так как невыносимо было присутствовать при оскорблении
братом большого воинского начальника. Однако и в коридоре было отчетливо,
слишком отчетливо слышно, что там вконец обнаглевший Мишка несет. А еще -
коммунист...
Мишка же нес следующее:
- Здрасьте!
В ответ, конечно, - ни слова.
- Здрасьте!!!
- Не ори, а пойди домой, оденься надлежаще, вспомни, что и как должен
сказать, и приходи снова.
- Я и так знаю, что и как мне требуется сказать. А шкурой, которую вы
имеете в виду, я уже сыт по горло, ею маманя моя теперь полы моет. Так что
придется вам поставить меня на учет без ваших формальностей.
После чего старый, лет сорока, старлей мгновенно выходил из себя,
вскакивал, топал ногами, брызгал слюной, кричал нечленораздельно, а если
членораздельно, то исключительно матерно. Чудак человек - как будто Мишка
его в старлеях до глубокой старости продержал, будто так уж священны для
него, столь явно недооцененного начальством, прусские еще армейские догматы.
И не ошибся Мишка, на четвертый раз явно осунувшийся старый служака в
мешковато сидящем мундире молча подписал все, что требовалось. Будто
собственную капитуляцию подписал. Здоровье-то - не с вещевого склада. И
никак Мишке за эту обиду потом не отомстил, хотя Аркашка пытался накаркать,
мол, как начнет он тебя на сборы каждый год таскать - взвоешь. Но, видать,
электрики на сборах не нужны, чего не скажешь про командиров средних танков.
Так что Аркашка не Мишке накаркал, а самому себе - его долго-долго чуть не
каждый год таскали и даже в конце концов, ради смеха, что ли, лейтенанта
дали. А Мишка наоборот, шалея от серости будней и пьянства, иной раз крепко
братану завидовал - эх, так бы он и развеялся где-нибудь вдали от семейной
повседневной мороки, на каком-нибудь стрельбище, например, в охотку популял
в белый свет, а то так и не доведется! Да на худой конец, и по заводу ЖБИ
прошвырнулся б - чо хоть тамо-ка стало...
Однако мы что-то слишком вперед забежали, тогда как отдыхающих наших
дембелей вдруг зазвали как-то на чью-то свадьбу - в армии, небось, все
служили, а не служили, так с чужих слов понятие имеют. А кроме того,
гармошка сама по себе немалое значение имеет, особенно, если свой, штатный,
так сказать, гармонист, доверия не оправдав, дрыхнет в сенцах на голом
холодном полу и, в ответ на требование зафигачить плясовую, нечленораздельно
мычит да, стремясь уйти от ответственности, пиджак на голову натягивает.
На этой чужой свадьбе Аркашка Ленку-то и подцепил. Которая в каком-то
не отапливаемом чуланчике его сразу утешила, хотя, конечно, проделали они
все сумбурно, поспешно и неуклюже, но тут уж девушка была ни при чем - чулан
есть чулан. Зато Аркашка-то как взбодрился! Сразу остатки душевного
комфорта, вызванные отсутствием счастья в молодой цветущей жизни, превозмог!
И зависть к брату, разыгравшаяся было на чужой свадьбе так, что в
какой-то момент свету белого не взвидел, сразу резко уменьшилась. А то ведь
уже чуть было вслух не завопил: мол, да что же это такое делается, люди
добрые, если человек на гармошке пиликать не умеет, так, значит, он уже
вообще никому не может быть интересен, значит, он просто дурак дураком, хотя
среднетехническое образование имеет и на передовом рубеже социалистического
лагеря три года на танке в качестве командира рассекал, не имея минуты
свободной для того, чтобы научиться на гармошке или еще на чем?!..
Отчего Мишке, который братовы страдания ощущал почти как собственные,
тоже вольготней стало. Он же видел, как братан на Машку поглядывает, но не
станешь ведь жену, горячо любимую притом, под страждущего брата
подкладывать, такое только в буржуазном - австралийском, что ли, - кино
возможно, а не в отдельно взятой стране, избравшей курс на построение
высочайшей, помимо прочего, морали через двадцать лет.
И Мишка, едва Аркашка (важный и гордый, словно венгерский
коммунист-интернационалист Имре Надь, только что расстрелявший несколько
тысяч белогвардейцев, по легкомыслию не спасшихся от него на кораблях
французской эскадры) вышел из чулана, так рванул меха древней папиной
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг