учиться не будешь - мантулить придется всю жизнь.
Конечно, старшие сестры к тому времени уже были взрослыми и кое-какому
ремеслу успели выучиться. Две - Татьяна и Антонина - "грамотными" стали, для
чего необходимо было иметь образование не ниже среднеспециального, самого
тогда ходового, поскольку высшее считалось хотя и заслуживающим глубокого
уважения, но все же излишеством и даже где-то экзотикой. Антонина стала
воспитательницей детского сада, а Татьяна - учительницей начальных классов.
Вера, правда, до "грамотного" сословия не дотянулась и скромно
трудилась в папиной артели швеей-мотористкой третьего разряда, шила рабочие
рукавицы для гегемона да кожаные "вачеги" для его передового отряда -
сталеваров.
И Татьяна, и Антонина уже были замужем, Татьяна недавно мальчика родила
и не работала, Антонина же, наоборот, готовилась кого-нибудь родить и тоже
деньги зарабатывать временно прекратила. Ну, а Верка, в иные месяца не
меньше отца на сдельщине выгонявшая, тихо завидуя сестрам, все заработанное
тратила на приданое. Она, в отличие от сестер, была, по общему мнению,
несколько придурковата и слегка страшновата, на что в семейных разговорах,
разумеется, особо не напирали, но раз и навсегда уяснить такую ерунду ей и
самой хватило разумения. Вот и надеялась бесхитростная душа купить себе
жениха богатым приданым, по поводу чего сородичи только вздыхали да
понимающе переглядывались, но ни у кого не повернулся язык покуситься на
копеечку несчастной девушки, заработанную, между прочим, изнурительнейшим
трудом, портящим глаза и линию фигуры.
Забегая вперед, скажем, что это по меркам того времени Вера была
страшновата, поскольку уродилась субтильной и долговязой. А сейчас бы она,
может, была далеко не самой последней супермоделью на лучших подиумах мира.
И жених ей, правда уже на излете третьего десятка, достался красавец.
Видать, утонченный вкус парень имел, хотя из-за выбора своего сразу молвой
тоже в придурковатые был зачислен, поскольку на хитрого и расчетливого уж
точно не тянул.
Но это бы полбеды, однако парень, женившись на богатой да работящей,
быстро-быстро неисправимым алкоголиком да дебоширом сделался, и несчастная
Вера безропотно маялась с ним всю недолгую и в целом безрадостную жизнь...
В общем, так сложилось, что ни одна из сестер, когда братья обучались
ремеслам, не могла оказывать сколько-нибудь существенной материальной
поддержки родителям. Только - моральную. И львиную долю средств, выделяемых
родителями Аркашке, пожирал злосчастный автобус. Будто мало было чисто
физических мучений, доставляемых им. Так что пока Аркашка добывал себе
пожизненное право на легкий руководящий труд, он пирожков с повидлом,
продававшихся тогда по пяти копеек за штуку - незабываемая цена - наелся на
всю оставшуюся жизнь. И, наверное, ими же изрядно подпортил желудок, нажил
гастрит, спустя незначительное время перешедший в полноценную язву, которая,
впрочем, с годами благополучно зарубцевавшись, может, избавила своего
обладателя от иной тяжкой проблемы...
Мишке же за годы учебы в ремесленном - а это было именно ремесленное
училище, которое переименовали в ГПТУ со всеми вытекающими из этого
последствиями лишь несколько лет спустя, - и десятой доли невзгод, выпавших
брату, не изведал. Он, безмятежно пребывая на полном гособеспечении, всегда
почти что досыта кушал, жил в теплой казарме, потом названной общежитием,
домой катался в охотку раз в неделю, а то и реже, и форменная одежонка на
нем была, уж во всяком случае, добротней, нежели Аркашкины цивильные
обноски, изготовленные в основном из пришедших в негодность отцовых.
Конечно, кирзовые ботинки с заклепками, для краткости именуемые "гадами", да
колючая, как валенок, "диагональ" обмундирования - не бог весть что. Но
зато - фурага с кокардой и блестящим ремешком, который можно под подбородком
затянуть, поясной ремень с медной бляхой, которую можно заточить и поехать
на другой конец города "косаться" с суворовцами. И, наконец, исподнее -
рубашка с подштанниками - белое, мягкое да ласковое, как руки матери,
меняемое летом на хлопчатобумажное с тряпичными вязками вокруг ног, шеи и
посередине.
Правда, на первом году "ремеслухи" у Мишки состоялось довольно
основательное знакомство с тем, что позже получило название "дедовщина",
однако приобретенный опыт потом существенно облегчил пареньку вживание в
трудовой, а затем и армейский коллектив, в которые братан Аркашка угодил
совершенно неподготовленным.
И вышло так, что Мишка с Аркашкой завершили свое образование
одновременно. Родители и сестры переживали, что, согласно строгому в те
времена законодательству, раскидают пацанов по распределению в разные и от
дома удаленные места. Однако ничего такого не случилось, как не случилось в
свое время и с сестрами, поскольку профессии у всех были самыми
банальнейшими, то есть нужными необъятному народному хозяйству повсеместно,
в том числе и в родном заштатном городке.
Под начало родного папы-технорука ни который, правда, не угодил, а то
бы в местной газетке появился повод для добротного очерка о славной трудовой
династии. Однако там, куда ребята попали, конечно, все знали, чьи они дети,
но знали также, что Мишка - пацан шебутной и непредсказуемый, а Аркашка -
серьезный и исполнительный, хоть и себе на уме.
Мишка оформился в "Сельэнерго" в надежде с первого дня начать по
столбам лазать, потому что - в чем он, конечно, ни за что б не признался -
главную прелесть избранной профессии видел именно в этом. Но, увы, ему
тотчас разъяснили старшие товарищи, что до настоящего электричества, как и
до работы на высоте, его допустят не раньше, чем он сдаст кой-какие зачеты,
притом не тотчас, а спустя несколько месяцев стажировки. Пока же придется на
подхвате. И Мишка скис сразу. Хотя ненадолго. Потому что долго огорчаться в
принципе не умел. Но некоторое недоумение по поводу происходящего держалось
дольше: как старые электрики, имеющие всего лишь начальное образование да
многолетнюю практику, представляют себе предмет, с которым повседневно и
запросто имеют дело? То есть как они представляют электричество, если даже
Мишка, имеющий семилетку и два года изучавший разные учебники,
электричество, говоря по секрету, совершенно не представляет и относится к
нему, как язычник к деревянному своему божеству?..
Аркашку же направили после техникума на завод искусственного волокна,
где никаким машиностроением, разумеется, не пахло, но механический цех, само
собой, имелся. Впрочем, слово "машиностроение" в Аркашкином дипломе не
только кадровики, но даже и он сам не воспринимали слишком буквально.
Поэтому назначение на должность мастера в ЖКО завода, где в слесарке стоял
токарный станок, привезенный некогда аж из побежденной Германии и
рассчитанный на изготовление фланцев, болтов, гаек и шпилек в течение
двухсот лет, представлялось вполне логичным.
И там сразу Аркашку назвали Аркадием Федоровичем. Отчасти для того,
чтобы отца уважить, отчасти, чтобы самого Аркашку, явно стушевавшегося,
ободрить, а отчасти в шутку. Но только не из-за почтения к должности, потому
что такое почтение у нас начинается даже не с начальника ЖКО, а еще на
ступеньку выше. Однако следует заметить, что в дальнейшем отношение к
Аркадию Федоровичу со стороны коллектива и отдельных товарищей по работе
установилось умеренно уважительное, то есть подавляющее большинство
обращалось к нему всегда на "ты", а величало - через раз. Что, вообще-то,
вполне приемлемо для знающих свое место натур.
И возглавил Аркадий Федорович бригаду слесарей-сантехников да
сварщиков, людей безотказных, незлобивых, чрезвычайно начитанных и по-своему
даже милых, однако ужасно ленивых, безответственных и всегда готовых
выпить-закусить. Впрочем, закусывать даже и не обязательно. С этими ребятами
можно было замечательно проводить досуг, а вот добиваться производственных
успехов - затруднительно.
И начинающий Аркадий Федорович, не чинясь отзывавшийся хоть на
"Аркашку", с этим коллективом часто, особенно попервости, попадал впросак.
Так, например, давал ребятам некое задание, которое выслушивалось
внимательно и даже дельными соображениями сопровождалось - как побыстрей
сделать дело да притом качественней - и преспокойно уходил в свою кондейку
бумажную часть работы делать - составлять ведомости на мыло и рукавицы либо
полученные со склада ценности списывать как продуктивно использованные.
Уходил уверенный, что работа без него кипит, поскольку каждый трудящийся,
считай, сам себе и совершенно сознательно трудовые рубежи наметил.
А через какое-то время Аркадий из кондейки выходил и с изумлением
обнаруживал, что работа не сдвинулась с места и на миллиметр. А бригада все
еще увлеченно обсуждает, как рациональней расположить по трассе задвижки
"лудло" да половчее подобраться к проржавевшей трубе со сварочной горелкой,
чтоб заваренная труба гарантированно не текла хотя б неделю-другую. И это в
самом лучшем случае, поскольку в худшем - он не обнаруживал на объекте ни
работников, ни списанных им ценностей, которые, увы, не на производственную
нужду пошли, а налево.
Трудящихся-то после непродолжительных поисков удавалось обнаружить в
каком-нибудь укромном закутке - кто ж на таких трудящихся позарится - чего
не скажешь о ценностях...
Когда такое "чэпэ" первый раз случилось, Аркадий сгоряча накатал
подробную докладную непосредственному начальнику Алексею Маркьяновичу. Мол,
прошу принять строгие дисциплинарные меры вплоть до увольнения. Но
начальник, а по общественной линии заводской полуосвобожденный парторг,
душевностью своей напоминавший киношных старших политруков времен
Отечественной войны, листок, исписанный мелким, четким Аркашиным почерком,
внимательно изучил, аккуратно пополам сложил и под толстое стекло, на столе
лежащее, подсунул. А потом провел с начинающим начальником кратенький, но
емкий урок производственной политграмоты, сперва, естественно, кое-какие
уточняющие вопросы задав.
- Так-так, молодой человек, значит, предлагаете гнать этих
бездельников, расхитителей, демагогов и пьяниц всех разом?
- Ну, всех не всех, но главных, как говорится, заводил желательно.
- А знаешь ли ты, что на этих главных заводилах все и держится, что я
их уже сто раз выгонял и назад принимал, потому что они хотя бы умеют
работать в отличие от тех, которых выгнать невозможно?
- Все же надо постепенно стараться формировать здоровый и
трудоспособный коллектив...
- Ишь ты, грамотей! "Формировать", видите ли! Это, что ли,
техникумовские умники тебе такое внушили?
- Нет, в техникуме вообще таких вопросов не касались, сам пробую
разобраться...
- А раз не касались, тогда слушай сюда. Можешь даже конспектировать,
потому что сейчас я преподам тебе самую главную из наук... Так вот: за все,
случившееся вчера, спрос - с тебя. Ты один во всем виноват. Да-да, и не
выпучивай глаза, Аркадий, если можно так выразиться, Федорович. Заруби себе
на носу: само собой ничего никогда не сделается. Это где-нибудь в цеху, на
сдельщине, пролетариат целый день точит и точит свои гайки - норму гонит,
деньгу зашибает. И то - не всяк. Как точит - вопрос вообще отдельный. А в
наших условиях начальник должен, что называется, стоять над душой. Иначе
работа на миллиметр не сдвинется, какими бы душевными и сознательными ни
казались тебе твои подчиненные, как бы натурально не обижались они на твою
дотошность. Работают слесаря в канализационном колодце - и ты в колодец
полезай, варит сварщик в траншее трубу - и ты в траншею лезь со щитком да
просиди там до самого конца, а то, можешь не сомневаться, заваренный стык
обязательно снова потечет, когда траншею зароют. Если не сразу потечет, то
через неделю. А если не через неделю - тогда как пить дать зимой. В самые
холода. Таков закон природы... С пропитыми вентилями сложнее, садоводы,
которые их купили, наверняка уже все на место привинтили, на складе нам
больше не дадут - предмет дефицитный, строго по фондам распределяется...
Айда в слесарку!
А в слесарке в аккурат основные действующие лица банального
производственного сюжета времен социализма, еще не объявленного тогда
"развитым", завершая обеденный перерыв, по обыкновению в "козла"
эмоционально рубились, не чуя надвигающегося разбирательства.
- Здорово, труженики!
- А, начальство пожаловало, привет, родимое!
- Все в сборе?
- Кажись, все. Рабочее время - работе, знаем, небось!
- Знать-то знаете... В общем, так: дюймовые вентиля, которые вы вчера
скоммуниздили, пользуясь неопытностью мастера и его доверчивостью, нужно
вернуть.
- Да ты чо, Мартемьяныч, мы, конечно, вчерась маленько похмелились,
жилец один наливал, но вентиля там на трассе и оставили, думали, кому они
нужны. А это жилец, сволочь, который наливал, наверное, и увел...
- Так. Ясно. Другого ответа я от вас, прохиндеи, и не ждал. Тогда
слушай приказ: "А ну, отпирай ящики!"
- Не имеешь права шмон устраивать, начальник, не на зоне, не тридцать
седьмой год, санкцию прокурора давай! - завозникали, зашумели одни
"труженики", тогда как другие выразили полное смирение, - да, пожалуйста,
проверяй, Мартемьяныч, сколько влезет, нам от тебя, отец родной, скрывать
нечего, мы ж перед тобой - как стеклышки...
- Вот сейчас и поглядим, кто "стеклышки", а кто совсем наоборот.
Отпирай, а не то вы меня знаете, щ-щас автогеном все ваши запоры на хрен
распластаю собственноручно! И потом жалуйтесь прокурору, законники хреновы!
В результате четыре единицы дефицитной запорной арматуры были найдены в
железных шкафчиках трудящихся, где им, по идее, надлежало инструментарий
казенный, полученный под расписку, друг от дружки сохранять. Конечно, каждый
при этом клятвенно уверял, что данный конкретный вентиль вовсе не из тех,
что накануне пропали, а совсем другой, из дома принесенный затем, чтобы в
случае острой нужды безвозмездно употребить его на производственные нужды,
ибо о производстве у советского трудящегося душа день и ночь болит. Однако
на саркастический вопрос начальника о том, в каком хозяйственном магазине
данный предмет приобретен, вразумительного ответа не нашлось. Ибо в
описываемые времена на территории Советского Союза подобных магазинов не
существовало в принципе.
А еще три не найденные единицы, очевидно, лежали в домашних слесарках
тех, кто с явным удовольствием позволил произвести несанкционированный
досмотр своих суверенных шкафчиков. Ну, или эти три единицы впрямь накануне
пропить удалось, хотя в мифического жильца, ни за что ни про что наливающего
сантехникам, которым и так за любую ерунду то и дело наливать приходится,
верилось слабо. Домашние же слесарки вот так, без лишних формальностей,
нельзя было досмотреть, потребовалось бы, как минимум, участкового
приглашать, который на превышение служебных полномочий тоже ведь за
"спасибо" не пойдет...
Но "лабораторное", так сказать, занятие с юным итээровцем на этом не
закончилось. Поскольку потом Алексей Маркьянович продолжил демонстрировать
Аркашке, как начальнику надлежит разговаривать с морально неустойчивыми
представителями гегемона, для которого в целом явно непосильной оказывается
возложенная на него социально-политическая роль. Разговаривать, чтобы
разговор дал более-менее стойкий воспитательный эффект.
- В общем, так, орелики. На последнем съезде партии Никита наш
Сергеевич Хрущев, как вы знаете, назло империалистам и чтобы показать им,
падлам, пример доброй воли, предложил значительно сократить нашу Советскую
армию. И мы, товарищи, народ то есть, горячо поддержали и одобрили такую
инициативу родного центрального комитета. Поэтому, когда в народное
хозяйство страны хлынут миллионы оставшихся без дела крепких и довольно
грамотных мужиков, я наконец-то смогу навсегда расстаться с некоторыми
неисправимыми забулдыгами и лодырями. Да, признаться, я хотел прямо сейчас
кое на кого уже отправить докладную в дирекцию. Но ваш мастер, добрая душа,
упросил меня этого не делать. Взял всю ответственность на себя. В общем,
идите работать, доделывать вчерашнее. Мастер чуть позже подойдет, и если вы
на тот момент будете лясы точить или, упаси бог... Айдате, Аркадий
Федорович, ребятам, я полагаю, кое-что хочется обсудить промеж себя.
Полагаю, имеет смысл предоставить им такую возможность.
- Ты хоть с ними водку еще не пил, Аркаша? - спросил "старший
политрук", едва закрылась за ними дверь слесарки.
- Ну, что вы!
- Слава богу! И не пей. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Потому
что - распоследнее это дело. Выпил с работягой - ставь на себе крест.
Поскольку гегемон наш - этого ты ни в каких учебниках не прочтешь, но это
святая правда - испытывает к нам классовое чувство. И никакими средствами
никогда не брезгует...
Затем Алексей Маркьянович открыл в своем скромном кабинетике такой же
ящик, какие были в слесарке, там, помимо стандартного комплекта инструментов
слесаря-сантехника, стояла початая бутылка "Московской особой" и лежали на
промасленной газетке порезанная на ломтики и уже слегка подвялившаяся
селедка да закусанная буханка серого.
- Тебе, Аркадий, уж не обессудь, не предлагаю, молод ты еще, да и
работяги сразу засекут, а сам выпью. Мне можно. Только нам, большим
начальникам, - при этом он криво усмехнулся, - и можно, а вам, маленьким,
сохрани и помилуй. И не осуждай, потому что - с кем поведешься, от того и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг