трепетал; потом, сделав движение и смятенное восклицание:
- Ну, - сказал он, - пора мне делать превращение и вывесть тебя из
заблуждения, которое причиняла тебе моя ряса.
Выговоря сие, скинул с себя в мгновение рясу, шапку, бороду и седые
брови. Тогда из угрюмого пустынника предстала предо мною наипрелестнейшая
красавица. Едва прелести её кинулись в мои глаза, я обмер, сердце моё
трепетало, смущённые мои глаза остановили на лице её своё движение; мысли
мои, прельщённые её заразами, пресекли вход другим воображениям; и, одним
словом, я ничего не слышал и не видел, кроме неё, и сидел окаменелым,
устремя на неё торопливые мои взоры.
Преобратившаяся моя красавица, приметя во мне сие смущение, прервала
сама моё молчание.
- Тебе непременно должно показаться удивительным моё превращение, я
этому верю и в том соглашаюсь, но когда ты услышишь причины, побудившие меня
к оному, то, конечно, перестанешь тогда ему удивляться; и вот причина,
побудившая меня к сему чудному превращению. По славе твоих изрядных качеств
и добродетелей узнала я о тебе уже давно и имела к достоинствам твоим всегда
почтение, потом уведомилась о всех твоих обстоятельствах, что ты славянин и
здесь иностранец, что ты лишился
двух благодетелей и, наконец, своего родителя, что ты впал оттого в
пресильную печаль, что, возненавидя свет и непостоянное его счастие, пришёл
в такое страшное отчаяние, что хотел в молодых своих летах, оставя
человеческое обхождение, удалиться в уединение и уже принял к тому меры.
Тогда я, побуждаема будучи человеколюбием и славою твоих достоинств,
захотела вывесть тебя из твоего заблуждения, но, рассуждая о способах к
тому, не находила их, потому что ежели бы я стала тебя увещевать в таком
образе, в каком теперь нахожусь, то непременно б ты меня не послушал, а что
больше всего, то б могла я впасть чрез сие в оковы злословия, да и ты бы сам
не инако оное счёл, как признаком или моего неразумия, либо тщеславия, или
же знаком моей к тебе любви, которая хотя сама по себе нимало не подвержена
порицанию, но злословцы дали бы ей непременно имя беззакония. Итак, видя
себя с сей стороны неспособною подать тебе помощь, прибегнула я к сей
хитрости из одного сожаления к человеку, чтоб, превратяся в пустынника и
человека, живущего под законом строгой добродетели, спознаться с тобою и
отвлечь тебя от твоего странного намерения, доказав тебе заблуждения
смятенных твоих мыслей. Намерение моё мне удалось; итак, я теперь довольна,
исполнила должность так, чтоб заслужить от тебя имя приятельницы, коею хочу
я быть тебе от искреннего сердца.
- Представь себе, - продолжал Славурон, обратясь к Силославу, -
каково тогда было моё удивление по выслушании её речей. Я почти не верил сам
себе, что всё то слышал и на неё смотрел; я не мог себе вообразить, чтоб
женщина в её леты могла вмещать в себе такую добродетель и разум для
спасения ближнего своего от напасти; напоследок, оправясь от моего смятения,
благодарил её наичувствительнейшим образом, прося её и вперёд продолжать ко
мне свою благосклонность, за которую обещал ей вовек остаться преданнейшим
её слугою.
Но я уже не одну чувствовал к ней тогда благосклонность: прелесть её
лица, добродетель и разум, летая в удивлённых моих мыслях, производили в
сердце моём неугасимый пламень; и я уже не тот был больше Славурон, который
стремился бежать в пустыню. Всё моё сердце и мысли прилепилися к прекрасной
моей нравоучительнице, разлучение минутное с нею казалось мне ужасным гробом
и сборищем всех напастей; итак, определил себя стараться узнать её обо мне
мысли и выведать, не любовь ли была причиною старания её об удержании меня в
свете.
Предприяв сие намерение, вникал я во все её речи, но противу желания
моего находил в них неизъяснимую скромность. Наконец, доведя разговор до её
состояния, просил её, чтоб она удостоила меня объявлением обстоятельств,
касающихся до её жизни. Просьба моя без отговорок была удовольствована.
- Я, - говорила она, - уроженица города Афин, отец мой имел там сан
священника-паладина. Некогда пришёл в дом наш иностранец под видом, чтоб
просить отца моего принесть Афине обещанную им жертву; но в самом деле
желание его было увидеть меня и свесть с отцом моим знакомство, чтоб чрез то
получить свободный вход в наш дом. Он был житель здешнего города и начальник
легиона; в Афинах был он тогда для некоторого дела по повелению здешнего
кесаря; он меня по праздникам видывал в Минервином храме и влюбился в меня.
И таким образом, сведши потом с родителем моим хорошее знакомство, зачал за
меня свататься. Отец мой, зная его достоинство и добродетель, без всяких
отговорок на то согласился.
Свадьба наша была сыграна благополучно, и по нескольких после оной днях,
отправя муж мой положенное на него от кесаря дело, возвратился в своё
отечество; напоследок по полугодном со мною сожитии, будучи в походе против
варваров, убит на сражении; итак, я осталась вдовою и наследницею всего его
имения, потому что других, кроме меня, наследников у него не было. Вот вся
моя история, - примолвила она мне, - и я уже месяца с два вдовою.
- По окончании своей повести разговаривала она со мною о вещах
посторонних; а я, напротив того, будучи мучим любовию, не думал уже более ни
о чем, кроме моей страсти, покушался тысячу раз открыть её моей
победительнице, но робость и стыд и важный её вид меня удерживали от
исполнения оного. По крайней мере, старался я открыть оную околичностями и
оными же взаимными образом и от неё получал. Таким успехом хитрости моей
будучи ободрен, хотел было ей настоящее сделать открытие, но наступившая
глубокая полночь помешала моему благополучию. Обладательница моя, не дав мне
докончить начатых мною слов, встала поспешно со стула и, пожелав мне доброй
ночи, оставила меня в пущем прежнего смятении, после чего и я пошёл домой,
кляня несчастливую мою участь, сделавшую меня навсегда игралищем счастия.
Пришедши домой, - продолжал Славурон, - бросился я в постелю, но не
для вкушения сладкого сна, а чтоб отдаться воле моих мыслей, которые
всеминутно накладывали на меня крепчайшие любви оковы. Наконец, по долгом
размышлении, покрыл меня Морфей своими крыльями, и едва я заснул, как
прелестный призрак представил пред меня обожаемую мною красавицу. Сердце моё
наполнилось восхищением, я бросился к её ногам и готовился изъяснить всё моё
чувство, как вдруг вскрутившийся вихрь похитил её из глаз моих. Я закричал,
и в самое то время вошёл ко мне мой служитель и докладывал мне, что
незнакомый человек желает со мною видеться. Я его приказал впустить,
служитель мой его кликнул, и незнакомый подал мне письмо следующего
содержания, которое я ещё и до сих пор помню:
"Что я тебя любила, Славурон, оное доказали все тебе мои поступки, но я
видела, если только не обманывалася, что и ты ко мне то же чувствуешь. Я
было определила скоро уже увенчать нашу страсть и доказала бы тебе, что я
стою твоею быть; я не афинянка и не жрецова дочь, как тебя вчера уверяла, а
знатного в здешнем городе господина; но жестокие случаи воспротивились моему
желанию. Прости, Славурон, я еду, судьба лишает меня твоего присутствия и
влечёт в неизвестную мне дорогу, но если ты меня прямо любишь, то будешь
искать меня и на краю света. Прости! и помни то, что я тебя люблю!"
- Ах! - вскричал я тогда: ужасный гром не может сильнее поразить,
сколь я был поражён жестоким сим известием. Течение крови моей остановилось,
грудь моя спиралася вздохами, лицо обливалося слезами, и я не инаким стоял,
как приговорённым на казнь. В таком плачевном будучи состоянии, едва чрез
час мог собрать расточенные мои мысли и, оборотившись к письмоносцу,
спрашивал его, откуда он это письмо получил и кто ему его дал.
- Я, - ответствовал он, - имел нужду быть сего дня рано в предместии
города; и когда, исправя оную, возвращался в город, тогда поравнялась со
мною дорожная карета, из коей закричали вознице, чтоб он остановился, а
после и меня прикликали к карете; в оной сидели две женщины, одна из них в
самом цвете молодости, а другая уже в довольных летах, которая спрашивала
меня, знаю ли я тебя. Я ответствовал, что хотя тебе никогда не бывал знаком,
только по славе имени твоего о тебе известен. Тогда старая женщина говорила
мне, что ты её племянник, и просила меня отдать тебе это письмо и извинить
её, что она без прощения с тобою расстаётся, потому что этого ей сделать не
можно, да и подлинно нельзя ей было никак из кареты отлучиться, - продолжал
речь свою незнакомец, - потому что окружали оную шесть вооружённых
конников, которые и меня насилу допустили к карете и с великой просьбой и
слезами старой женщины отпустили меня с письмом к тебе. Вот вся моя
история, - примолвил письмоносец и, поклонясь, пошёл от меня.
Я остался неподвижен, разум мой меня оставил, и рассуждения мои от меня
удалились, лишиться живота в то время почитал я небесным даром; но мне уже и
представлялось, что смерть моя ко мне приближается и возносит острую свою
косу, чтоб ссечь меня и свергнуть в мрачное Ниево жилище. Напоследок вышел я
из моего заблуждения, но чтоб отдаться в жесточайшую печаль; потом в
отчаянии моём предприял я ехать и искать её по всему свету. Приказал тотчас
оседлать себе коня и, не рассуждая ни о приготовлении к пути, ни о
снабдевании себя нужным, сел и поехал, не зная сам куда. Смятение моё
повсюду за мною следовало и не оставило бы меня долго, если б шум,
сделавшийся подле меня, не разогнал его.
Я поднял глаза и увидел себя окружённым вооружёнными людьми, кои, не
медля нимало, схватили меня с моей лошади, посадили в приуготовленную
коляску, завязали в ней мне глаза и потом повезли меня; причём запрещали
кричать и рваться, если не хочу быть умерщвлён. Сколько жизнь моя была ни
несносна, однако ж не хотел я лишиться её от рук моих похитителей; итак,
ехал, нимало им не противясь.
Потом привезли меня в темницу, которая показалась мне ужаснее и самой
смерти, и тут заключили. Я препроводил всю ночь в великом ужасе и не знал,
что мне начать в моей напасти. Поутру вошёл ко мне начальник стражи
темничной и объявил, что приказано содержать меня тут наистрожайшим образом.
Я спрашивал его, в чём я проступился и за что должен терпеть такое
наказание. Но он мне на то ответствовал незнанием, прибавляя к тому, что он
только то ведает, что я обвинён и что казнь совершится надо мною чрез три
дни. Сказав сие, вышел он вон и оставил меня утопать в моём отчаянии. Тогда
горесть моя от часу прибавлялася, и неизвестная судьбина терзала моё сердце
наилютейшим образом. Я отдался совсем снедающей меня тоске и положил неробко
лишиться тревожной моей жизни, нежели ожидать на свете по всякий час нового
страдания.
Мало спустя потом услышал я стук у дверей моей темницы; я оглянулся к
ним, ожидая, кто войдёт; но какой ужас поразил моё сердце, когда узнал я в
вошедшей ко мне женщине Вестону, наперсницу моей любезной! Я почти помертвел
и не знал, что подумать: она была окружена стражею, печальное её лицо не
предвещало мне ничего доброго, в смятении моём не мог я ничего ей
выговорить. Наконец, она, поглядев на меня глазами, изъясняющими отчаяние и
страх, "увы!" - возопила, потом:
- Несчастный Славурон! Так и тебя, никак, судьба на то же осудила, на
что и невинную Филомену!
- Как! - перервал я скоропоспешно её слова. - Неужели и Филомена
содержится в сих ужасных местах?
- Нет, - продолжала Вестона, - она уже в царстве мёртвых.
При сих словах разум меня оставил, и я уже не помнил, где я
находился, - жестокий обморок лишил меня всех чувств.
Спустя несколько времени я очувствовался, раскрыл утомлённые мои глаза и
увидел Вестону и стражу её, старающихся мне помочь.
- Оставьте ваш труд, - говорил я им ослабшим голосом, - смерть в сём
случае для меня не ужасна, а её почитаю небесным даром. Увы! на что мне
жизнь, лишённому Филомены? Она одна её удерживала, а теперь более она ни к
чему не служит, как только к терзанию моего сердца и к преданию тела моего
на казнь неправедного суда.
При сих словах слабость моя опять ко мне возвратилась, и я пришёл в
прежнее беспамятство, но попечение Вестонино скоро меня опять от того
избавило.
- Успокойся, - говорила она мне, - теперь не время тебе отчаиваться, а
надобно стараться о избавлении себя от грозящей смерти. - Потом она дала
знать страже, чтоб она удалилась, что оная и учинила.
Тогда Вестона, уменьшая свой голос, говорила мне так:
- Если б я не страшилась о твоей жизни, почитая тебя за высокие твои
достоинства, и не боялась бы также и себя погубить, так на что бы мне и
приходить сюда о том тебя уведомить; но прежде всего хочу тебя уведомить о
несчастии нашем. Ты уже ведаешь, что Филомена не афинянка, а дочь знатного
вельможи сего города, но несчастие не перестаёт за людьми гнаться и при
великих их санах. Отец твоей любовницы имел у себя давнишнего неприятеля,
который завсегда старался его погубить. Оное ему третьего дни и удалось: он
оклеветал противника своего кесарю, у которого он в великой милости. Итак,
вчерашнего дня приказано над ним свершить казнь и умертвить ядом его дочь и
всех домашних, а тебя взяли под караул как их сообщника, ибо злодей наш ищет
всех тех погубить, которые хоть чуть ему покажутся подозрительны. Я бы и
сама уже давно была в царстве Плутоновом, если б не удержал жизни моей до
сих пор случай, о котором я тебя теперь же уведомляю.
Когда вчера нас повезли на казнь, тогда к окружающему нас караулу
прискакал человек, который, пошептав нечто начальнику нашей стражи, опять
уехал. Начальник, не медля нимало, велел мне выйти из кареты и, посадя меня
в другую, которую велел тотчас сыскать, приказал меня везти в сии темницы, в
коих я до вечера находилась, никого не видя. Под вечер пришёл ко мне
объявленный начальник стражи и приказал мне из темницы за собою следовать.
Выведши меня во двор, приказал подвезть карету, в которую севши со мною,
приказал ехать в назначенное им место.
Таким образом приехали мы в город и остановились пред самым великолепным
домом. Провожатый мой провёл меня в оный чрез потаённую лестницу и, введши в
потаённую комнатку, оставил меня одну. Мало спустя потом вошла ко мне
девица, которая по виду и платью своему показалась мне дочерью знатного
господина, в чём я и не обманулась. Я поклонилась ей очень низко и положила
от неё ожидать прервания молчанию. На поклон мой ответствовала она мне
своим; потом, севши в кресла, приказала и мне сесть. Я отговаривалась,
однако она меня принудила; потом, помолчав несколько, начала она так:
- Поступок мой покажется, может быть, тебе странным, и кто не любил,
тот сочтёт его безрассудным и непотребным, а знающий сильную руку Эротову
найдёт его, конечно, извинения достойным. Я, тебе признаюсь, люблю - и
любовь причиною твоего освобождения от смерти. Знай, я дочь того, кто
причиною несчастия вашего дома: мой отец погубил твоего господина, дочь его
и всех сродников и служителей, в котором числе и ты была бы, если б я тебя
не избавила.
Услышав сие, бросилась я к её ногам и благодарила её за великодушное ко
мне покровительство, а она, подняв меня, продолжала так:
- Да, Вестона, ты теперь мне обязана своею жизнию, а я тебе буду своей,
если ты пособишь моему предприятию. Слушай, я люблю Славурона и полюбила его
с тех самых пор, когда покойная твоя госпожа начала его любить. Я знала, что
и он её любит; итак, не надеясь тогда искоренить из сердца его такой
страсти, коя одною смертию изгоняется, старалась и свою к нему скрывать и
умерять; но теперь смерть Филоменина воздвигла её на высочайшую степень
надежды, и ласкаюсь, что помощию твоею могу пользоваться его нежною любовию,
которую он ощущал к моей совместнице и кою теперь питать ему к ней
бесполезно и поздно.
Окончав свою речь, она замолчала и ожидала от меня ответа, а я не знала,
что ей сказать; нечаянное её открытие смутило меня несказанно; наконец,
боясь её прогневать долгим молчанием, ответствовала ей так:
- Милость твоя, государыня, оказанная мне в спасении моей жизни, столь
для меня велика, что я не перестану во весь мой век её чувствовать и молить
богов, чтоб они наградили тебя за неё тьмократно. Что же касается до
Славурона, то я хотя охотно желаю тебе услужить, но не знаю, как сие дело
начать; первое, то, что я в заключении и не могу его сыскать...
- Нет, - перехватила она, - ты его можешь завтра же найти, ибо он по
приказу моего родителя взят и посажен в ту же темницу, в которой и ты
находилась; ты можешь к нему завтра пойти и объявить, что я его люблю и что
спасение жизни его зависит от соответствования его на мою любовь; впрочем,
ни ты, ни он без сего не останетесь живы.
Сказав сие, она ушла и оставила меня в ужасе, жесточайшем прежнего.
Потом вскоре после сего пришёл ко мне начальник стражи и отвёз меня
опять в сию темницу, подтверждая мне слова госпожи своей, а сего дня по
приказанию приведена я к тебе, чтоб известить тебя обо всём том и получить
на то от тебя ответ.
Окончав свою речь, Вестона замолчала и ожидала от меня оного.
- Представь ты себе, - примолвил Славурон, - каково тогда было моё
смущение. Мысли мои и так уже были устрашены темницею, а смерть любезной
моей незнакомки почти лишила меня разума; но принуждение отдать моё сердце
другой, коей отец лишил меня всего того, что льстило мне на свете,
показалось отверстым адом. Я пришёл в ужасное бешенство, проклинал
причинителя общего нашего несчастия, оплакивал смерть моей возлюбленной,
негодовал на её совместницу и выговаривал с укоризною Вестоне за неверность
её к своей госпоже и за подлую робость к смерти; потом приготовлялся
великодушно умереть. Вестона, со своей стороны, прилагала все способы меня
утешить и склонить на своё требование, не оставила ни ласкательства, ни
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг