все видели её лишённою чувств, но причины тому никто, кроме Аскалона, не
понимал. Старались подать ей помощь, но ничто не успевало; однако кабалист
взялся привести её в чувство, что по миновании некоторого времени и
исполнил. И так сие первое открытие родства присутствием злобного Аскалона и
под образом добродетельного и убиенного в темнице Датиноя попрепятствовало
было ко излиянию всех чувств сердец соединённых.
По получении Асклиадою чувств Алим, желая быть о таком удивительном
приключении известен, спросил о том у оной, на что ответствовала Асклиада
следующее:
- Возлюбленный мой супруг, известно тебе, коликое гонение претерпела я
от моего рока, сколько бед и напастей приключила мне, соперничествуя,
волшебница, сколько чувствовала и преодолела я гонений и неблаговоления
раздражённых богов: раз была убиенна, о котором ты известен, а другой - о
котором ты ещё и сведения не имеешь. Я сердечно желаю, чтоб мнением моим
ошиблась и чтобы узревшие глаза мои меня обманули, но сердце и живейшее
чувствие оного представили мне вместо дяди твоего Датиноя - изверга
Аскалона. Ехидный его образ сколь, впрочем, ни изменился, но черты лица его,
изображающие ядовитость сердца его и злые намерения, достоверно его
обнаружили, и всей той радости, какую я чувствовать должна при свидании с
тобою, меня лишили и вместо восхищения, довлеющего в сем случае, исполнили
меня ужаса и отчаяния.
Выслушав сие, Алим почувствовал в себе то ж самое движение сердца
своего, какое ощущала и его супруга; но не имев к тому ни малейшего
предусмотрения, долженствовал остаться в неведении и, не видав и не зная от
рождения своего дядя Датиноя, предприял от знающих уведомиться, что и учинил
без дальнего труда: ибо первосвященник, кабалист и все бояре на вопрос его
уведомили, что они великое различие полагают между Датиноем и видимою ими
особою. А сего-то ради и предприял Алим от самой той особы изустно и
достоверно уведомиться обо всём том, что благоденствию княжеского дома
наносило препону и замешательство. Но милующие уже их боги предупредили
Алимово намерение.
Того же дня, по зашествии солнечном, присланный от самозванца Датиноя
просил Алима навестить его в его обитании, представляя необходимую в том
надобность.
Алим, нимало не медля, спешил просьбу его и своё желание исполнить. И
как только вступил он в его покои, то и увидел, что радость, торжество и
благоденствие, которыми преисполнен был в то время весь город Хотынь, места
сего не касались и чувствия восхищения обитанию сему коснуться не смели, а
вместо того водворены были ужас, отчаяние и стенание сердечное. Стены внутри
покоев закрыты были чёрными завесами, и никакого украшения во оных не
находилось; в переднем углу стояла софа, покрытая белым покрывалом, пред нею
стол с чёрною паволокою, на котором стоял домашний кумир Чернобогов, пред
которым лежал череп головы человеческой и несколько мучительных адских
орудий, и горела истомленно одна только свеча.
Датиной, или лучше Аскалон, при входе Алима сидел на софе, облокотясь
рукою на стол, и был в неизречённом ужасе; лицо его покрыто было бледностию,
и члены все трепетали, так что истукан Чернобогов находился от того в
движении. Осиплым, страшным и прерывающимся голосом просил Аскалон Алима
сесть подле себя на софу, что Алим тотчас и учинил, смотря со удивлением на
всё ему представившееся. Трепещущий от ужаса Аскалон начал говорить таким
образом:
- Ты видишь пред собою беззаконника, пришедшего в раскаяние при
последнем конце своей жизни. Я не Датиной, которого образ представляю, но
есмь его убийца, известный тебе Аскалон.
При сём слове Алим ужаснулся; но в трепет приведён был большим и
страшнейшим сего приключением. В то ж время восколебался весь покой, софа и
стол потряслись, и произнёс страшный голос, подобен грому или рёву
огнедышущих гор, сии слова протяжённо:
- ВРЕ-МЯ, АС-КА-ЛОН!
И доколе Алим находился у Аскалона, то чрез каждую минуту делалось такое
потрясение здания и произнесение страшного такового приговора. В ужасном
трепете, раскаивающийся, но поздно, Аскалон продолжал дрожащим и охриплым
голосом:
- Жизнь мою препроводил я, не повинуяся никакому закону, не признавал
всемогущего Существа и подвергал всё случаю, не имел ближнего и желал
всякому зла, был много раз убийцею неповинных, в том числе дважды и твоей
супруги, пожелал убить отца моего и дал дияволу кровью моею рукописание и
клятву злодействовать всему роду человеческому, не храня и самых священных
обрядов и не щадя своих родственников. Пребывание моё на сём свете по
произволению диавола уже окончивается, и сей страшный глас, слышанный тобою,
зовёт меня из света во ад на определённые мне жесточайшие мучения.
При сём слове залился он слезами и продолжал:
- Не смею призывать в помощь прогневанного мною всевышнего Существа и
просить отпущения грехов моих, потому что пред престолом его предстоят с
жалобою все мною неповинно убиённые; не смею просить прощения и у тех, кому
я приключил все на свете злости; по делам моим оставлен я от всех и предаюсь
теперь в руки дияволов.
- ВРЕ-МЯ, АС-КА-ЛОН! - паки при восколебании всего здания страшным и
ужас самым ироям наводящим голосом произнесены были сии слова.
Аскалон столь был объят смертельным ужасом, что не токмо все члены его,
но и софа, на которой он сидел, в беспрестанном находилась движении. Злость
из сердца его исчезла, а робость его и отчаяние изъявляли слёзы,
беспрестанно лиющиеся из глаз его, наподобие жены, неизречённую ощущающей
горесть. Он лобызал руки Алимовы и просил, забыв все злости, причинённые им
ему и супруге его, подать, ежели есть к тому возможность, какую ни есть
помощь против действия диявольского и непреоборимой его силы.
Сердцам, исполненным добродетели, сродно великодушие. Алим, отпустив ему
все причинённые дому его злодеяния, советовал принести чистосердечное
покаяние всемогущему Существу и единое то призывать себе в помощь; но
робость, сродная подлым душам, произвела в Аскалоне и в том уже отчаяние.
Чего ради Алим пожелал пригласить к нему Кидала и кабалиста, но послать за
ними не отыскал он ни единого служителя, которые от ужаса, происходимого в
покоях Аскалоновых произношением демонского голоса, все сокрылись; почему и
принужден был Алим с отчаянным и в трепете находящимся Аскалоном
препроводить всю ночь безо сна, чувствуя и сам некоторое содрогание от
неприязненной силы, которая во всё мрачное время разными действиями и под
разными видами оказывала своё неистовство и власть над добычею, адом
приобретаемою.
Поутру, когда известился двор и весь город о превращении Аскалоновом и
народная молва рассеяла повсюду все учинённые им злодеяния, то не отыскался
ни единый человек, который бы возымел сожаление о наступающей ему злейшей
демонской участи. Но Олан, Алим и Кидал, пренебрегши презрительные дела, им
произведённые, предприяли учинить ему помощь; но как произвести в действие,
того не понимали. В чём и осталась одна только надежда на кабалиста. По
предложении которому получен был следующий ответ: что главные правила
таинственной его науки состоят в том, дабы делать доброе и искоренять злое;
следовательно, наступающей участи ко истреблению злобного Аскалона
остановлять не должно, ибо потерянием сего изверга спасены будут многие,
невинно от него пострадать могущие. Но Алим и Кидал просили кабалиста, чтобы
оный из единственного только сожаления к неизъяснённо страждущему человеку
оказал своё благодеяние с тем, однако ж, чтобы оставшийся на свете Аскалон
не мог вредить смертным и чтобы все способы к тому отняты у него были, и
чтобы сие произведено было текущим днём, для того что в следующую ночь
истяжут душу его дияволы.
Кабалист объяснил им, что действие то стоить будет ему толикого труда,
какого он в жизни своей ещё не предпринимал и ни для кого б того сделать не
похотел; однако для избавления народного и настоящего торжества в угодность
своего государя учинит он иройский подвиг: отвлечением изверга на некоторое
время от определённой ему адской муки, избавив, однако ж, род человеческий
от яда, носимого оным извергом на сердце его, языке и в глазах, и что к сему
трудному и важному действию приступит он в следующую ночь, учиня к тому
приуготовление во весь текущий день.
По наступлении ночи Алим и Кидал прибыли к Аскалону, которого нашли
лежащего уже без чувств, измученного наваждением диявольским, за которыми
прибыл вскоре и кабалист. Оный при первом на него взгляде казался им
выступившим из своего ума; глаза его преисполнены были яростию, а лицо
покрыто образом зверства, дыхание его поминутно остановлялось, грудь
воздымалася, и губы запекались, голова и руки в беспрестанном были трясении,
от чего лёгкое на нём платье непрестанно трепетало, как будто раздуваемо
будучи ветром. Положил он на стол некакий черный камень, по одну сторону его
скипетр древнего мастерства и фигуры, сделанный из пепловидного и
непрозрачного камня, а по другую поставил хрустальный сосуд, исполненный
красною жидкою матернею; а в заглавии поставил птицу ворона,
представляющегося живым, но сделанного, впрочем, из металла. Потом охриплым
и прерывающимся голосом сказал Алиму и Кидалу:
- Станьте к стене и во всё время страшного сего действия будьте
безмолвны и неподвижны, бодрствуйте и не страшитесь ужасного видения!
Наконец, очертив то место, на котором он стоял, мелом, сделал три круга
из оного и, положив на пол большое зеркало, стал на оное, поднял взор и руки
кверху и закричал столь громким и столь страшным голосом, что два молодые
ироя, не страшась, впрочем, целого ополчения неприятельского, пришли от того
в превеликое движение; лица их побледнели и сердца затрепетали, и даже до
того содрогнулись, что вселилось желание в них выйти из сего очарованного
покоя; но, пришед в себя и исполнясь бодрости, остались тут во всё сие
страшное и уму человеческому непостижимое волшебное действие.
Потом во громогласном сём произношении кабалиста начали слышимы быть
следующие заклинания:
- Глас освящённого восторга, бурные вихри, проникнув хляби земные,
внушите изобретателю таинственной и величественной науки Зороастру [26] и
последователю его Архимеду, и вы, достопочтенные тени, покоющиеся в полях
Елисейских [27], предстаньте моему предприятию: подвиг достоин вашего
присутствия, и я властию, мне от вас данною, дерзаю вызвать вас из глубины
неизвестной на поверхность земную.
При сём последнем слове охладел в покое воздух, точно как при
чувствительном морозе; поднялися вихри, и шум, от них происходящий, подобен
был многоспёршемуся льду в великом речном устье, которого трение в далёком
расстоянии слышимо. Отверзлись по сторонам кабалиста две пропасти, из
которых в густом дыму выступили две усопшие тени. Пропасти затворились, дым
исчез, и они стали обе по сторонам кабалиста. Роста были они высокого, с
коротенькими вьющимися бородами, в белых долгих одеяниях, опоясаны
фестонами; у одной голова была не покрыта, а другая в белой вострой шапке
наподобие сахарной головы.
Кабалист сделал им самое униженное почтение наклонением головы и
пренесением правой руки к своему сердцу. Впрочем, тени стояли неподвижно,
как сделанные из мрамора, в тусклом только виде.
Ужас и в сём случае не оставил коснуться двум молодым ироям, но ободрить
друг друга и сообщить о том своё мнение завещание кабалиста им не позволяло;
и так стояли они неподвижными и безмолвными, ожидая не окончания ещё, но
страшнейших и ужаснейших бывших до сего действий волшебных и очарованных
предприятий.
По сём, возвышая голос, продолжал кабалист вызывание:
- Проклятый и ненавистный небом и всякою созданною от него тварию,
сильный князь злых духов Гомалис, заклинаю тебя великим Чернобогом, сим
камнем, отделённым от его престола, и всем адом, державным скипетром,
царствующим над всеми прочими таинственными нашими науками и сими
высокопочтенными предстоящими здесь тенями! Сей час предстань моему
произволу и заклинанию для услышания назначения участи добровольно
предавшегося тебе Аскалона!
По окончании сего кабалист утих, положа правую руку на чёрный камень, и,
потупя голову вниз, стоял неподвижен. Стоявшие ирои почувствовали в горнице
ужасный смрад и зловоние, к снесению которого едва терпимости в них
доставало; появился потом чёрный и густой дым, сокрывший от них находящийся
в горнице свет, кабалиста и тени; наконец, слышан был стон многоразличных
свирепых и дико ревущих животных, отчаянные, тяжёлые, в трясение стены
приводящие вздохи, подобные отверстым земным хлябям, изрыгающим из себя
великое изобилие огнепалимой материи, затем плач и вопль невоображаемого
множества народа, и дико ревущие голоса подобны были происходящим от людей
диких, обитающих на краю земном, питающихся сыростию и плотоядством.
Адский их рёв и стонание мучащихся фуриями [28] заглушали слова
кабалиста; однако ирои хотя смутно, но могли оные слышать.
- Сила сего камня, - говорил он Гомалису, стоящему пред столом на
коленах, и положив на голову его руку, - самодержавный скипетр и
присутствующие тени запрещают тебе ныне похитить во ад Аскалона, а
определяют продолжить жизнь его в другом только виде, без всякого уже
нанесения вреда роду человеческому, не воспрещая, впрочем, власти твоей над
оным: ибо предание его тебе есть добровольное, то и ожидай похищения его в
будущее время и исчезни от сего места.
Вдруг слышны были под землёю сильные громовые удары, прерывая один
другого беспрестанно; земля восколебалась, и под зданием, в коем ирои
находились, учинилась беспрестанная зыбь. Горница шаталась, как корабль на
волнующемся море, стены и все укрепления трещали, и казалось, что разрушится
всё здание и превратится в пыль. Рёв, стон и вой неизъяснённо усилились,
смрад и зловоние увеличились, дым и мгла, отняв прежде ещё свет, закрыли
наконец и глаза ироям, которые, преступив уже повеление кабалистово, взялися
за руки и друг друга во время волнения здания поддерживали.
По миновании некоторого времени всё сие страшное привидение исчезло, то
есть сокрылись тени, и адское зловоние и стон пропали. Кидал и Алим увидели
кабалиста, лежащего на полу во окружении, бесчувственного и неподвижного,
однако по довольном времени пришедшего в память.
Он взял скипетр в правую руку и, простерши от себя оную, говорил тако:
- Таинство неисследованное, глубина премудрости, бездна сокровенных
сведений превыше во многом понятия человеческого, приобретённого трудом и
прилежанием, - все совокупно предстаньте мне теперь! Да учиню подвиг,
достойный самодержавной и преестественной науки! Предстань власти и
произволению моему, Аскалон!..
По сём увидели Аскалона, стоящего пред ним на коленах, и кабалист,
положив на голову его скипетр, продолжал:
- Боги, которых ты пред Сатаною отрёкся и предал себя добровольно во
власть диявола данною клятвою и рукописанием, оставили тебя в добычу ада, и
в сию ночь богами проклятое тело твоё и смрадная в нём душа долженствовали
взяты быть демонами, но за добродетель Алима и Кидала остановляют твоё
низвержение на некоторое время, отъемля, однако ж, у тебя половину
человеческого образа и все человеческие чувства и понятия, награждая тебя
половиною образа скотского, а понятием зверским!
Потом, положа скипетр, взял стоящий на столе сосуд, из которого жидкою
материею окропил Аскалона три раза.
Вдруг из унылой подлой души представился молодой и бодрый Полкан, от
головы и по чрево имеющий образ человеческий, а от оного - сложение
конское, облое и стройное. Бодрился и бил копытами в землю, не был обуздан,
порывался во все стороны, как молодой зверь, изъявляя охоту к ристанию по
непроходимым дебрям и пустыням; для чего кабалист приказал приступить к нему
Алиму и Кидалу и воздержать от устремления, доколе он окончает таинственные
сии действия. Потом поставя сосуд, взял паки скипетр и коснулся оным ворона,
который от того прикосновения сделался оживотворённым, распростёр крылья
свои и ожидал повеления от кабалиста, который говорил ему следующее:
- Таинственный вестник, проникнув растворённые хляби земные, достигни
до ада и предстань престолу великого Чернобога, возвести ему здесь бывшее и
внуши заклятие Гомалиса и превращение Аскалоново, учинённое для просящих
особ, исполненных особливыми и высокими качествами добродетели, силою
самодержавной и таинственной науки и властию моею, данною мне от
высокопочтенных её изобретателей к произведению добрых дел.
Ворон, выслушав сие, отправился в путь, а Полкана приказал кабалист
Алиму и Кидалу, выведя за градские стены, пустить в открытом поле.
Таким образом отняты были все способы у неистового Аскалона к
повреждению ближнего, чем Алим и Асклиада сделались вечно успокоенными,
забыв все причинённые им от сего изверга озлобления. А как Алим о последнем
приключении с Асклиадою был ещё не известен, то и пожелал от оной
уведомления.
Супруга его рассказала ему подробно до того времени, как отдано было
тело её искусному египтянину для бальзамирования, и потом продолжала так:
- Сей человек, как я после уже уведомилась, учинив все приуготовления в
присутствии всех до того меня окружающих женщин, приступил ко исполнению; но
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг