городу. Сие нечаянное приключение вселило в сердце Кидалово великую радость.
Он спросил у Гнамола о причине оного, на что отвечал ему философ следующими
словами:
- Сей день назначен у нас выбором невест, и таких бывает в году
двенадцать. При захождении солнечном все молодые люди отходят от обитания в
некоторую нарочно определённую к тому рощу и там веселятся различными
забавами, и кто к чему больше способен, тот там показывает своё искусство;
на такое позорище выходят все жители, для того что бывает оно иногда весьма
удивительно, и нельзя, чтобы и ты не был оного свидетелем. Пойдём, -
примолвил он, - может быть, увидим мы там что-нибудь достойное примечания,
что у нас случается весьма часто.
Как скоро вышли они из обитания в поле, то увидели, что множество народа
окружали молодых людей, которые находились посередине и шли в назначенную
рощу. Один некакий человек был им предводителем: имел он в руках масличную
ветвь, а на голове лавровый венок и шёл, задумавшись, пред ними; казался
один и изо всего общества печален. Подошед к назначенной роще, обернулся он
к своим товарищам, отдал из рук им ветвь и с головы венок; потом вынял из
кармана некоторый состав, вылил его на себя и сделался невидим.
В одно мгновение ока на том самом месте, на котором он скрылся, явилася
великолепная гробница, да и такая, какой Кидал не видывал ещё от своего
рождения. Четвероугольное возвышенное место высечено из чёрного и
светящегося мрамора; имело оно по шести ступеней со всех сторон кверху, на
котором стояли четыре столба по углам из белого и чистого мрамора, и были
они увиты поблеклыми кипарисными листами; на них утверждена была покрышка,
которая состояла из серебра и на которой видны были чёрные местами полосы
наподобие тесьмы: на оной изображено было летящее время; в правой руке имело
оно косу, в левой песошные часы, а за плечами распростёртые большие крылья;
стояло оно одной ногой на большом шаре и от колебания ветров находилось
всегда в движении; по краям крышки сидели печальные купидоны, облокотясь на
иссохшие кипарисные ветви; венки на них были из сего же дерева, а тела
прикрыты были несколько чёрною фланелью.
В середине столбов стоял каменный гроб, или высеченная из камня
гробница; на наружности её изображены были печальные приключения и плачущие
гении. На крышке её стояла урна, обыкновенно такая, в которой сохранялися
пеплы умерших. В головах поставлена была плачущая статуя, которая,
наклоняясь к гробу, казалось, как будто бы каждую минуту оплакивала кончину
лежащего в оном человеке. В ногах стоял чудный и страшный скелет, или
обыкновенно такой, которым изображают смерть: на голове у него был железный
чёрный шелом, в правой руке обнажённый и окровавленный меч и другою волочил
за собою косу.
По двум сторонам сей гробницы стояли по два дерева кипарисных, которые
были, однако, не выше оной; ветви и листы имели они опущенные вниз, и
казалось, что покрыты были все слезами, так, как утренней росою.
На третьей стороне в головах стояло лавровое дерево; оное опускало и
поднимало свои ветви, для чего казалося одушевлённым и изъявляло скорбь свою
и мучение некоторым стенанием.
По малом времени приклонилися все сии деревья к гробнице и услышались от
оных плач и рыдание. Гроб отворился - и встала из оного тень некоторой
прекрасной девушки. Статуя перестала плакать, смерть сокрылася во гробе, и
деревья унялись от стенания; потом явился на воздух орёл и казался объят
весь пламенем, ибо имел он в когтях громовые стрелы, около которых
беспрестанно обвивалася яркая молния. Спустившись с высоты, сел он на урну и
вручил огненный перун тени; оные как скоро его взяла, то ударила в
кипарисные деревья, которые в одну минуту сотлели, а на место их явились
четыре девушки, стоящие пред гробницею на коленях. Лавровое дерево приняло
образ того человека, который предшествовал всему собранию: оный стоял и
весьма горько плакал. Утомлённая тень, озревшися на все стороны и увидя
плачущего сего человека, прослезилася сама и бросилась в его объятия. Как
скоро они обнялися, то вдруг и окаменели, и сии две плачевные статуи
остались соединёнными навек. Четыре те девушки, подошедши к ним, омывали их
своими слезами и рыдали пред ними неутешно; потом вспорхнул орёл и,
прикоснувшись к ним, лишил их чувств и движения, и исшедшие из них души
понёс в неисследованную бездну.
Гробницы и всего украшения не стало, двое окаменелых покрылися мраком, и
когда миновалася сия мгла, тогда и они сделалися невидимыми. Всё собрание
единодушно тогда сожалело, а сродники того пропадшего человека возвратилися
с плачем и рыданием в свои обители. После сего началась опять музыка и
назначенное от всех торжество.
Кидал не мог пробыть без великого удивления, увидев такое
чрезъестественное приключение, чего ради обратившись к Гнамолу, просил от
него уведомления, который объяснил ему сие дело такими словами:
- Человек, который предшествовал всему собранию, разумел весьма изрядно
гадательную науку и, по оной предузнав свою кончину, избрал сие место для
окончания своей жизни. Девушка, которая встала из гроба, была его любовница;
а те четыре, которые обращены были в деревья, её совместницы. Они любили
того молодого человека столь, сколь и она; но, однако, он к ним не
чувствовал ничего: чего ради предприяли они отравить любовницу его ядом, что
в скором времени и исполнили. Когда же узнали сие люди, то выгнали их из
нашего общества, и они пришед ко гробнице отравленной ими девицы, плакали
над оною долгое время и наконец, не знаю каким случаем, превращены были в
деревья. Такое чудное приключение считаем мы первым на нашей тверди, и о
подобном оному никто ещё не слыхивал.
В сие время началися различные забавы между молодыми людьми: всякий
хотел показать своё искусство и к чему он был больше способен. Тут увидел
Кидал театр, которого ещё и никогда видеть ему не случалось, и он не походил
совсем на те, которые начинались уже в ту пору на Земле.
Вначале появилось на сём театре дерево, украшенное листами и ветвями
совсем невоображаемыми; по сторонам его шли два купидона и играли на
свирелках, чем изъявляли желание и мысли движущегося дерева; потом появилось
другое с такими же игроками, но, однако, оное убрано было не так
великолепно, по чему догадаться можно было, что оно находилося под властию
первого, и так далее.
По окончании всех вступлений, в которых находилось множество деревьев,
также животных, воздушных и земных, началися другие игры; земля покрылася
песчаными дорогами; явилися по местам сильные и страшные чудовища; выехали и
храбрые ирои, одетые в разные одежды, начали сражаться между собою и потом
со зверями. Всё сие происходило с великою радостию и народным плесканием;
всё удивляло как Кидала, так и лунных жителей: ибо всякими видами обращалися
люди и принимали на себя различные образы.
Настала ночь; всякий молодой человек засветил имеющуюся у него в руках
свечу, и которая девушка больше всех ему показалась, то он подносил её к
той; некоторые задували, а некоторые не хотели; однако возвратилися домой
все больше с радостию, нежели с неудовольствием. Музыка удвоила своё
согласие, и всякий веселился различными образами.
Проводив их в город или в их обитания, просил Кидал Гнамола, чтобы
показал он ему ту долину, которую он видел с горы, и так, нимало не медля,
пошли они в оную. Различное благоухание, которое носилося по ней, вселило в
сердце Кидалово великую радость. Во-первых, увидели они на столе хрустальную
банку, у которой на крышке подписано было следующее: "Утоление жадности ко
богатству"; на второй: "Воздержание подношения выше меры", на третьей:
"Средство получить покой" - и так далее. Гнамол без просьбы Кидаловой
принялся его уведомлять о сём.
- Всё сие, что ты ни видишь, - говорил он ему, - приготовляет Рок и,
принося отовсюду, кладёт в сии банки. У нас есть лекарство душевное и
лекарство телесное; душевное по большой части бывают книги, которые ты пред
собой видишь; а телесное - некоторые составы, которые производит наша
твердь, и желающие излечения сами сюда приходят и пользуются всем, что
только потребно, от чего получают всякую пользу, выключая одних только
стихотворцев неучёных, которые никогда не хотят вылечиться и желают лучше
бредить, нежели писать дело; безделье их увеселяет, а дело печалит, потому
что оное для них трудно и невозможно. Долина же сия именуется местом
здравого рассуждения, или, лучше, жизненным блаженством: всякое человеческое
благополучие здесь сохраняется, и жребий оного царствует без отлучения.
Услышав сии слова от Гнамола, уведомил его Кидал, каким образом пренесён
он на их планету, и просил его уведомить, есть ли что тому известно о его
участи?
- Может быть, - говорил ему Гнамол, - должен ты разрешить
какую-нибудь народную нестройность, и так Рок принёс тебя сюда для взятия
чего-нибудь к тому потребного: ибо он приносит сюда всё, а отсюда не берёт
ничего, потому что ему невозможно. При солнечном восхождении хотел он быть
сюда, как ты о том сказывал сам, то будем ожидать того времени с терпением,
и оно откроет тебе всю тайну; а ты тем временем рассматривай нашу твердь и
всё то, что для тебя удивительно, для того что, пришедши на Землю, должен
иметь сведение о том, о чём ты сказывать станешь; и не следуй тем, которые
хотя ничего не видали, однако сказывают о многом.
Когда показалось солнце на тверди лунной, тогда он, возшедши на гору,
увидел Рока, который, обратившись в человека, повёл его в ту же долину, в
коей был Кидал с Гнамолом. Как скоро пришли они на середину оной, то увидели
тут древнее и великолепное здание, которое сделано было из чёрного мрамора,
и на дверях оного находились сии слова: "Источник живой воды".
Рок, отворивши двери, вошёл в оное, и ему последовал Кидал. Нутр сего
здания состоял из разных раковин, и все стены занавешены были сетьми,
плетёнными из различного бисера и жемчугу, по которым ниспадала чистая вода
наподобие росы; пол сделан был из зыблющей материи, коя казалась или белою
губкою, или морскою чистою пеною. Оный пол пожирал в себя падающую воду и
казался всегда ничем не орошённым. Посредине здания находился источник;
окружность его состояла из белого и чистого мрамора, и простиралась она
пятьсот сажен в землю, а тамо находилась оная живая вода.
Рок, положив руку на плечо Кидалово, а другою указал в водяную бездну и
говорил ему так:
- Возьми сего неоценённого сокровища на перст и, пришед в Хотынь,
коснись оным очам Олановым, от чего получит он зрение и прежние чувства.
Выговорив сие, толкнул его в пропасть.
Кидал весьма испужался и столь сильно вздрогнул, что проснулся от сего
мечтания. Сердце его и наяву трепетало, и он не весьма в скорое время мог
опамятоваться от сего привидения; а как получил прежние чувства, то
усмотрел, что большой перст, именуемый между простым народом врачом [20],
орошён был водою, от которой происходило великое благоухание. Такому
открытию Кидал, без сомнения, поверил и не хотел нимало усумниться, памятуя
свой проступок, о котором уведомил его плачущий Пекусис, то есть гений [21],
или покровитель города Хотыня: ибо осторожность, употреблённая нами в нужном
случае, остаётся всегда крепко в нашей памяти, а особливо в тех людях,
которые желают исправить себя, или, лучше, познать самого себя.
Хотя ирои от рук природы происходят со всеми отменными достоинствами
разума, храбрости и отваги, однако омарский обладатель, проснувшись,
чувствовал некоторое в духе своём смущение, тем более что до сего подвиги
его были ему назнаменованы, а от сего времени требовалось уже расположение
единственно ума его и прозорливости. Но дела, употреблённые к избавлению от
бед рода человеческого, путеводительствуемы бывают самими богами; чего ради
иройский дух его и разум, стремящийся всечасно к добродетели, в минуту
назнаменовали ему путь в чрезвычайном его положении.
Вставши с постели, не успел он сделать шагу к подвигам добродетели, как
предстал пред него Пекусис, или гений, покровитель города Хотыня с радостным
лицом, увенчанный лавром и держащий в руке миртовую ветвь, сказав в
восторге:
- Избавителю Хотыня воспета будет песнь неумолкными в вечность
голосами, которую и всё снедающая древность в глубокости своей прервать и
умолкнувшею сделать не может; окончивай, счастливый смертный и возвышенный
пред прочими ирой, окончивай богам подобные твои подвиги; все препятствия
уже теперь миновались, ступай на остров к Тризле; путь с сего острова тебе
отворён, и благодарные сильфы, обитающие в воздухе пространного владения
Оланова, пренесут тебя на нежных раменах своих; а я, всеминутно пекущийся о
благоденствии народа, предшествую тебе в Хотынь и исполню сердца подданных
радости и веселия о оживотворении их обладателя, счастия их, благоденствия и
покоя.
Расставшись с гением, отворил он двери в тот покой, где множество было
людей засыпающих, и думал также скоро миновать оный; но увидел совсем
противное тому уже действие. Великое то собрание людей стояли, изготовясь во
ожидании его выходу. Все они казались в великой заботе, бледные их лица и
сухощавый вид представляли их такими, которые долговременно не вкушали пищи,
и смотрели все на него завистливыми и ядом преисполненными глазами, которые
означали таковые же злые качества и сердца их, заражённого ужасным,
неистовым, нечестивым, кровожаждущим, пронзающим оное ядовитыми своими
стрелами и мучащим души их пороком, то есть завистию. Кидал, не презря их,
но соразмерив несходство нрава их со своим, миновал сие собрание, оказав им
учтивость наклонением своей головы и приложением правой руки к своему
сердцу, также и головы, прежде зевавшие, а в то время такими ж ядовитыми
глазами на него смотрящие, вступил с радостию в тот покой, в котором все
прелести природы судьба в собрании видеть ему определила.
Но каким он поражён был удивлением, когда усмотрел встающую в то время с
постели богиню не красоты и любви, но богиню зависти и непримиримой злобы,
женщину страшную и престарелую, у которой голова обвита была змеями, груди
отвисли, глаза косые с бельмами и в яме, кожа на ней вся иссохла, бледность
и скаредность изображены были на лице её, зубы чёрные и нечистые, сердце
наполнено желчию, а язык покрыт ядом, казалась она беспокойною и печальною.
Ревнивое её чело и помертвелые губы показывали страх её и заботу; бледное
лицо и непрестанно терзающаяся болезнию нутренность изображали заражённую её
душу, которая всеминутно чувствовала мучение Тризлино: ибо виющаяся около
неё змея беспрестанно уязвляла её сердце; а из-под кровати видна была
семиглавая гидра [22].
Поражённый таким видением, Кидал стоял долгое время безмолвен; наконец
природное сие безобразие прервало молчание и произнесло сии ужасные слова:
- Не удивляйся, счастливый смертный, странному моему виду: я тебе вовсе
незнакома и должной мне, так как от других, жертвы и милости от тебя не
уповаю; я есмь богиня зависти, отец мой гордость, а мать безумство; я
ненавистница всех смертных и дня; меня ничто ни усладить, ниже просветить не
может, а услаждает только приключающееся людям несчастие, да притом приятны
мне беседы нечестивых, а смотря на благополучные происшествия в свете, чахну
с досады, мучусь непрестанно, муча тем других, о себе не сожалея; питаюсь
змеями, и вместо крови в жилах моих обращается холодный яд, от коего они и
замерзают, и горячатся. Сон никогда глаз моих не закрывает, и я никогда ж не
смеюся, разве смотря на какое-нибудь несчастие людское; а заслуги других мне
весьма тягостны. Жилище моё - подножие горы Геликона [23] в пропасти, где
печальные тени пребывают; а на сём месте пребывала я для того, что имела
удовольствие близко двадцати лет услаждаться стенанием народа обширной
области Олановой и болезнию Тризлы; их благополучный жребий произволением
богов отдан был в мои руки, но минувшую ночь их же определением взят оный от
меня и находится уже в твоих руках.
При сём слове все её члены задрожали, и она оперлась об стол,
находившийся подле её кровати, и, взглянув на перстень, бывший уже в его
руках, вся помертвела и тем прервала страшные её изречения, а умолкнув,
дышала только злобою.
В ту минуту окружили её все последователи ей, которых вошло к ней
множество, и различными представлениями старались в отчаянности её утешить,
представляя ей состояния всех земнородных, ненависть их друг к другу,
жадность к чинам и богатству, разные гонения и притеснения бедных,
несогласие целых народов, войны и моровые язвы, чем она по восстановлении в
Хотыне благополучия услаждаться ещё может; но сия фурия по потерянии власти
над несчастным народом ничем, казалося, удовлетворена быть не могла; она не
преставала кипеть злобою и скрежетать зубами.
Кидал хотя и преисполнен был добродетели и снисхождения к слабостям
человеческим, но таковая злость произвела в нём омерзение ко всему тому
собранию и отвратила глаза его на другие предметы, которые не меньшее
произвели в нём удивление.
Неописанное великолепие здания, которое он прежде видел, превращено было
в сокрушённое глубокою древностию строение, величество и блеск его
превратились в вид угрюмый и ужас наводящий малодушным, все побочные
украшения исчезли, и осталось единое только основание огромного, но безо
всякого вкуса построения; выступив из которого увидел он мраморное над собою
небо, и гневные над островом тучи закрывали вид блестящего светила, угнетая
влагою воздух; весь остров изменился, земля открыла пропасти и горы, чем
прервалися все приятные равнины; деревья, увеселяющие взор, двигнулись и,
пришед в беспорядок, оделись грубою корою, уронив свои листья и потеряв
благоухание, что привело в великое смущение молодого ироя, понеже всё сие
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг