городе о приуготовлении к тому, а сам почёл за должность посоветовать с
Аскалоном и с другими людьми о том, что уготовить приличное к великому сему
торжествованию. И когда было всё уложено, то началось приуготовление в
Ладином храме.
При дворе и во всём городе всякий, услышав сие, был в превеликой радости
и старался показать себя великолепным. Храм украшали фестонами и всякими
различными цветами; жертвенник тот, к которому должны были приступить
сочетающиеся браком, обставливали розами и лилеями, - одним словом, весьма
в короткое время везде и всё было изготовлено, ибо приуготовляли сие
торжество усердие и любовь к государю.
Накануне брачного дня уготован был мост от дворца до храма, который
устлан был зелёным бархатом с золотою бахромою; по сторонам оного поставлены
были пиедесталы, обвешанные фестонами, а на них золотые превеличайшие чаши
со всяким благовонным курением.
Ввечеру подвезли к крыльцу две колесницы, ибо там было такое
обыкновение, убранные разного цвета каменьями; бахрома и кисти на оных
сделаны были из таких же блистательных и мелких каменьев. Над тою, в которой
должно было ехать Асклиаде, сделан был купидон, держащий миртовый венок, а
над Алимовою виден был Гимен со своим покрывалом, также и другие различные
украшения, принадлежащие к победе и к брачному сочетанию.
Весь город находился в превеликой радости, и ожидали наступающего дня с
ужасным нетерпением; но неистовый Аскалон дышал тогда злобою и ненавистию на
невинных любовников и так, как самой лютый зверь, искал всякую минуту
разрушить их счастие. Он знал, что завтрашний день должен будет расстаться с
Асклиадою навеки, и для того положил непременно или исполнить своё неистовое
желание, или умертвить её своими руками.
Весь вечер выдумывал способы к произведению намерения своего в действо.
Наконец, призвав к себе надзирательницу Асклиадину, склонял её на свою
сторону, обещая множество ей за сие сокровищ; но когда увидел, что была она
непоколебима в своей верности, то, взяв кинжал, поставил ей против грудей и
говорил:
- В сию минуту извлеку из тебя душу и положу тебя мёртвою пред моими
ногами, если ты не исполнишь моего намерения, и знай, что ежели и обещавши
изменишь, то и тогда от ярости моей не укроешься: ты ведаешь, что я имею
средство обратить всё ваше государство в камень, а тебя послать на вечное
мучение; знаешь и то, что волшебники, волшебницы и все адские духи мне
подвластны и исполняют повеления мои со трепетом!
Поди, - продолжал он, - в спальню к Асклиаде, вышли всех, которые там
находятся, а сама, оставшись с нею одна, не запирай дверей и ожидай вскоре
моего туда прихода.
Устрашённая надзирательница всё по его приказу исполнила, и он,
наполнившись яростию и отчаянием, немедленно пришёл в спальню к Асклиаде,
которая уже тогда опочивала, бросился на колена пред кроватью, взяв за руку
и разбудив её, говорил сие:
- Прекрасная Асклиада, ты видишь пред собою страстного любовника,
который желает в сей час, ко всему удобный, или насытиться твоими
прелестями, или умереть пред тобою, и я никак не могу снести разлуки моей с
тобою.
Смущённая и устрашённая Асклиада кликала своих прислужниц; но как
услышала, что никто не отдаёт ей голоса, то начала кричать весьма громко.
Аскалон старался её уговорить. Наконец узнал, что старания его напрасны
и что он будет обруган всеми; чего ради выхватил в ярости кинжал, которым
ударил в прекрасную грудь невинную Асклиаду, чем прервал голос её и дыхание,
и так скончалася сия невинная девица от руки безбожного тирана и
ненасытимого варвара, который весьма поспешно ушёл от неё в свои покои, где
препроводил всю ночь в злых и неистовых воображениях.
Мрачная ночь опускалася уже в море и потопляла вместе с собою счастие и
торжество млаконское. Плачевный день восходил на небо и вместо радостей
выносил плач и рыдание гражданам, но никто сего ещё не предвидел.
Алим, вставши с постели, ни о чём больше не помышлял, как о начинающемся
торжестве и о платье, к оному приличном. Жрецы при всходе солнечном принесли
великую жертву Световиду, так, как богу света, чтоб сей радостный день был к
ним благосклонен, после наполняли Ладин храм различными курениями и одевали
все кумиры багряными епанчами, как обыкновенно бывало у них во время браков.
Знатные господа помышляли о поставлении по дороге войска и других к тому
потребных людей; простые граждане украшали себя богатыми одеждами,
наполнялись великою радостию и готовились увидеть великое торжествование.
Потом наполнился весь двор различными и великолепными колесницами, а
княжеские покои - знатными боярами обоего пола, которые, имев почтение и
усердие к своему государю и чтобы показать, что им торжество сие весьма
приятно, приехали ранее обыкновенного времени.
Алим хотел уже выйти в собрание, как вдруг Бейгам взбежал к нему весьма
поспешно, облившись слезами, пал пред ним на колена и от превеликой горести
едва мог произнести сии слова:
- Великий государь! Не стало твоей нареченной супруги, а нашей
государыни!
Алим, услышав сии слова, покатился со стула и потерял все чувства.
Сделалось от сего ужасное смятение при дворе; и хотя старалися скрыть
сие от народа, но в одну минуту и тот известился об оном, и какое произошло
тогда волнение, то никто описать сего подробно не может. Разорение града или
пленение целого народа столько бы слёз и рыданий произвести не могло. Всякий
в отчаянии хотел отмщевать, но не ведали кому, бегали все, искали убийцу, но
он сокрыт был от их понятия.
Врачи и некоторые ещё остались помогать бесчувственному Алиму, а другие
пошли смотреть плачевного позорища.
Асклиада лежала на постеле, разметавши руки, и в груди её вонзённый
кинжал орошен был весь её кровию. Какого ещё плачевнее сего позорища всякому
ожидать было должно! Служащие ей, которые не смели объявить государю прежде
Бейгама, били себя в груди, рвали на себе волосы и столь отчаянно выли, что
я думаю, привело в сожаление и неистового того варвара, который умертвил её
так бесчеловечно, но его тут не было, и он притворился, будто бы был в
превеликой от того болезни.
Всякий возвращался домой и вместо светлой одежды надевал чёрную, которую
оплакав довольно, приезжал во дворец; торжественные колесницы, покрывши
чёрным сукном, повезли к Ладину храму, который уже затворили жрецы и не
хотели приносить ей жертвы, ибо думали, что в сей несчастный день
опровержено будет всё их владение, опустошатся храмы и разорятся все
освящённые места.
Наконец все определили, как возможно, стараться не пускать Алима
смотреть мёртвое тело Асклиады, чтоб тем не лишиться им и своего государя.
Предприятие сие удалося им с успехом исполнить, и они, употребляя всякие
обманы, целые два дни не допускали Алима к Асклиадиному телу, которое в то
время оплакивали граждане всякого состояния, а особливо - усердные женщины.
На третий день вручено было Бейгаму письмо следующего содержания:
"Заключённый и забытый всеми волшебник добродетельному Бейгаму желает
здравия.
Я известен обо всём смятении, происшедшем в вашем государстве, и весьма
много о том сожалею; впрочем, ты знаешь силу мою и власть; но получив ещё
оные от сестры моей, усугубилось моё могущество; вели освободить меня и
представить пред себя; я дам тебе советы, которыми ты, может быть, облегчишь
печаль твоего государя".
Бейгам, прочитав оное, нимало не медля, велел освободить его и почёл
действительно за нужное попросить его совета в сём отчаянии народном.
Волшебник, пришед пред него, говорил ему следующее:
- Если ты обещаешься мне похитить волшебный камень у Аскалона и вручишь
его мне, <то будет> не к повреждению смертного рода; я отнесу его в наше
собрание и положу в то место, где оные хранятся, а именно, на престоле
Чернобоговом, в чём клянусь тебе сим богом, волшебным камнем и всем адом,
что я сие, конечно, исполню; печаль вашу и великое сие отчаяние пременю я в
радость такого же великого рода, каковы болезнь ваша и сетование.
Бейгам пред домашними богами велел ему учинить вторично данную им клятву
и обещался просьбу его исполнить. Немедля пошёл к Аскалону и нашёл его в
превеликом беспорядке; может быть, действовали в нём стыд, раскаяние и
сожаление; сии страсти вкореняются иногда и в варварские сердца.
Бейгам нашёл талисман его на столе и к нему присоединённый камень,
который он весьма осторожно отвязал и имел уже при себе; постаравшись
несколько воздержать его от печали, которую он, по-видимому, несколько
чувствовал, расстался с ним и унёс неоценённую для себя добычу. Приехавши
домой, вручил оную волшебнику, который, взяв камень, простился с ним на
несколько времени, ибо он говорил, что ни одной минуты не может удержать у
себя божественного того залога. И сверх того сказал он, что надобно ему
запастись некоторыми вещами, которыми он будет служить Алиму и всем его
подданным.
Бейгам, расставшися с ним и будучи ещё не весьма много обнадёжен, пошёл
немедленно к государю и со коими там бывшими старался весьма прилежно как об
истреблении его печали, так о здравии и о порядочном течении его мыслей.
Ничто не могло возвратить потерянные его чувства и облегчить хотя на
минуту его печаль, ибо Асклиада неотступно обитала в его воображениях;
представлялися ему весьма живо все те приятности, которые она в себе имела.
Любовь не давала ему покоя и разрывала страстное его сердце на части, и он
бы, конечно, в скором времени сошёл за нею во гроб, ежели бы не то средство,
которое употребил волшебник к его избавлению, и оно было такое, что никто ни
предвещать, ни видеть, ниже вообразить не мог.
Как скоро появился <волшебник> в доме Бейгама, то приказал тотчас
призвать его из дворца и пришедшему говорил следующее:
- Боги к вам милостивы, и вы хотя и негодовали на их определение, но
они совершили всё в вашу пользу; почему узнаете, что судьбы их неисповедимы.
Из чаши сей (которую он держал в руках и показывал Бейгаму), наполненной
горестию и ядом, завтра при восхождении солнечном вкусите вы сладость,
которую боги по особливой своей благосклонности изливают народу; она дана
мне из рук великого Чернобога, и я ныне послан от него избавителем, и во мне
увидите вы неизъяснённое ваше благополучие.
Поди к Алиму, - продолжал он, - и уведомив его обо всём, вели сделать
приказ, чтоб завтра поутру съезжалися ко двору все господа обоего пола в
светлых и торжественных одеждах; также чтоб и простой народ, оным следуя,
собирался к княжескому двору; чтоб жрецы отворили все храмы и готовы были
приносить благодарственные и великие милостивым к вам богам жертвы; чтоб
воинство, собравшись, ожидало повеления к радостным восклицаниям; а меня
оставь до утра в уединении и не дерзай войти ко мне, а больше всего
усумниться в моих повелениях, если не хочешь быть подвержен жестокому гневу
богов.
И так расстался он с Бейгамом, который, весьма усумнясь, следовал к
государю. Но сердце его трепетало от некоторой совсем невоображаемой им
радости.
Пришед к Алиму, объяснил он ему всё. Государь, услышав сие, как будто бы
от крепкого сна возбудился; ибо человек, провождая плачевный век, и из
отчаяния надежду извлекает; или, может быть, произволение богов действовало
в то время страдающим его сердцем. В одну минуту приказал он везде
разгласить повеление волшебниково и быть всем завтра ко двору в
торжественных одеждах.
По получении сего приказа народ весьма усумнился и не знал, как
растолковать такой поступок своего государя; всякий с нетерпением ожидал
утра, или, лучше, не известной и не ожидаемой никем такой судьбины, которой
в естестве никогда сбыться не случалось.
Многие граждане и может быть весь город препроводили ночь без сна:
различные воображения не давали им успокоить своих мыслей. Наконец настал
неизвестной судьбины день; все княжеские покои и весь его двор наполнилися
народом; всякий стоял, имея смущённые мысли, и ожидал неизвестного. Потом
вышел в собрание и Алим, как было приказано от волшебника, в светлой одежде
и со всеми знаками, приличными государю.
Когда случится человеку увидеть какое-нибудь чрезъестественное действие
и быть самому оного свидетелем, то в самую ту минуту овладеет им великое
изумление, нередко выходит он из своего понятия и бывает в таком
заблуждении, что сам себя не чувствует и готов верить, что всё невозможное
статься может в природе. Сие приключение учинилось с млаконским народом.
Как скоро Алим появился в собрании, тогда отворились в зале те двери,
которые были к стороне Асклиадиной спальни; из оных вышел волшебник,
держащий большую золотую чашу в руках, и, пришед пред трон, поставил её на
приготовленный нарочно к тому столик. Потом, поднявши руки к небу, начал
делать весьма чудные телодвижения.
Предстоящие чувствовали, что трещали в нём тогда кости, и кровь пришла в
необыкновенное движение, лицество в скором времени побагровело, глаза
закатились под лоб; а изо рта начала бить клубом пена, которая падала в
поставленную им чашу и делалась весьма поспешно Стиксовою чёрною водою,
кипела наподобие ключа и производила в сосуде весьма сильный шум.
Находясь несколько минут в таком неистовстве, пришёл он, как казалось, в
своё понятие, прикрыл чашу зодиаком, который на нём вместо перевязи
находился, отчего тотчас унялось в ней клокотание, и, став порядочно пред
Алимом, говорил ему следующее с важным и весьма бодрым видом:
- Произволение всесильных богов открывается тебе, Алим, и твоему народу
моими устами. Я выбран, по особливой от оных благодати, воли их
истолкователем и должен окончать в сию минуту неутолимую печаль в тебе и во
всех твоих подданных. Асклиада мертва, но за чрезмерную твою добродетель и
за её непорочность милосердые боги даруют ей живот, а вместо неё посылают во
ад Бламинину душу, которая повиновалась воли Аскалоновой и впустила его в
спальню к своей государыне. Он убийца Асклиадин! Только, не учинив ему
нималого вреда, сошли с сего острова и снабди всем нужным, ибо наказание его
состоит в воле богов, которое ни мне, ни вам открыто не будет.
Окончав сии слова, поднял он чашу и, пригласив с собою Бейгама, пошёл в
Асклиадины покои, где принудил Бламину пить из принесённого им сосуда,
которая как скоро вкусила, то начала ужасно стенати. Всякое мучение
приключилось ей в одну минуту и с превеликою скорбию испустила свою душу.
Потом волшебник, став на колена пред домашними идолами, читал совсем
неизвестные Бейгаму и всем предстоящим тут молитвы; наконец, подошед к телу
Асклиадину, опрокинул на оное чашу.
Вдруг Асклиада объята была вся густым дымом, так что образа её увидеть
никоим образом было невозможно. Невоображаемым благоуханием исполнилась вся
комната и казалась светлее несколько обыкновенного.
В скором времени исчез густой дым, и Асклиада, как будто после крепкого
сна, открыла глаза свои и начала чувствовать.
Бейгам не мог воздержать себя от радости, бросился пред нею на колена и
начал было изъявлять ей своё восхищение, но волшебник удержал его и также
всех прислужниц, которые в радости кричали: "Государыня наша!" - ибо
необыкновенное восхищение препятствовало им изъяснить порядочно свои мысли.
Он приближился к Асклиаде и весьма со смиренным видом объяснял ей всё
происшедшее в их государстве, для того что известие сие непременно ей
потребно было; также и Бейгам, со своей стороны, получив к тому позволение
от волшебника, не упустил изъявить ей всё надобное при сём случае.
Когда волшебник объявлял пред Алимом произволение богов, тогда Аскалон
находился тут же. Услышав обличение себе, пришёл в неистовое помешательство
разума; образ его переменился и походил больше на мучающуюся фурию.
Алим, имея от природы добродетельное сердце и видя его в превеликом
волнении, приказал тихим образом своим телохранителям охранять его здравие;
а сам, сколько сил его было, старался извинить его у народа, который тогда
находился в превеликой ярости на Аскалона. Всякий, смотря на него, скрежетал
зубами и готов был забыть волю богов и положить его мёртвого пред собою;
одним словом, никто не соглашался в сие время последовать Алимовой
добродетели и против воли его желали отмщать его обиду; однако просьба и
увещания государевы сильнее были их стремления, и народ поневоле должен был
усмириться. Алим много раз подходил к Аскалону и начинал с ним
разговаривать, но тот, будучи в превеликом развращении, не отвечал ему ни
слова и стоял наподобие безгласного дерева.
В сие время вывел волшебник Асклиаду, совсем уже одетую в брачную
одежду. Народ, увидев её, возгласил весьма радостно, а Алим, увидев свою
любовницу, окаменел; сердце его трепетало, и он не верил самой истине и
думал, что глаза его обманулись.
Как только вознамерился он броситься пред нею на колена, то в самое это
время упал Аскалон без чувства на землю, ибо он не мог снести присутствия
Асклиады. Добродетельный государь, увидев сие, предпочёл дружбу любови и
бросился помогать бесчувственному Аскалону. Сей случай удивил его подданных,
и все уверились тогда, что владетель их имеет в себе беспримерную
добродетель, ибо благодарность в его сердце преодолела два непоколебимые
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг