Проводник положил его на мягкую, или, лучше, на воздушную, софу, где
Силослав започивал весьма приятно. Как скоро затворил он глаза, то мечталось
ему сие.
Мимо того места, где он опочивал, проходила красавица со множеством
девиц, не только что неописанная, но и невообразимая; вела она за руку
маленького и нагого мальчика; подошед к Силославу и взглянув на него,
усмехнулась с самым приятным видом и приказала мальчику сделать то, что ему
приказано. Младенец вынул стрелку из колчана, который находился у него за
плечами, положил на тетиву и ударил тупым концом в самую грудь Силославову,
который и во сне усмехнулся такой приятной шутке. После, спустя несколько
времени, когда они шли назад, тот же младенец острою и золотою стрелкою
уязвил Силослава чувствительно, который, однако, не проснулся. Красавица,
подошед к нему, его поцеловала и пошла прочь.
Силослав, никогда не выпускав из мыслей своих Прелепы, проснувшись,
позабыл о ней, встал и пошёл, задумавшись, искать подобной той, которая во
сне ему мечталась; пленившие его приятности изображены были в глазах его;
старая страсть уступала место новой и начала владычествовать над душою его и
сердцем. Он уже не удивлялся сверхъестественным прелестям того места, в
котором находился; страшная и непроходимая пустыня была бы ему приятнее с
тою, которая во сне показалась.
Настала ночь, которая столь была темна, сколь ясен был день. Силослав,
не видя нигде никакого здания и не зная, куда идти, принужден был остаться
на том месте, на коем он находился. Спустя очень мало времени все деревья
неописанного сего сада при корнях загорелись, и разноцветный огонь
поднимался от часу выше, даже до самой вершины оных; у стоящих по аллеям
статуй открылись урны, которые они в руках держали, и начало из них пыхать
благовоние; словом, везде было освещено и везде наполнено ароматами; всё
играло и всё старалось утешить Силослава.
Силослав, сколь ни смущён был любовию, однако не преминул, чтоб не
осмотреть деревья, отчего они горели и не истлевали; он, подошед, начал
осматривать листы оных и увидел, что на каждом листочке сидело по три
огненных червячка, от которых светилось так, как будто бы от свечки; потом
продолжал он путь, хотя и не знал куда, и в сём упражнении препроводил время
даже до половины ночи.
Наконец впереди увидел великолепное здание, и чем ближе к нему подходил,
тем красота и великолепие его умножалось; стены сего здания составляли
некоторый неописанный род сомкнувшихся столбов, которые точно походили на
те, из которых на небе бывает явление; они передвигались с места на место и
тем делали, как будто бы все сие здание находилось в движении; между оными
на голубой стене блистали разные каменья наподобие ярких звёзд. Верх его,
ежели представить сферу, сделанную из небесных зон со всеми небесными
знаками из самых прозрачных и разноцветных яхонтов, то это будет он; на нём
ещё стоял солнцев престол, на котором лежало сердце, пылающее огнём, по
сторонам коего сидели два купидона, играющие между собою другими сердцами.
Огромное и превысокое крыльцо, сделанное из полированного и чистого
хрусталя, которое всё находилось в превеликом движении, для того что
посередине оного под хрусталем опускалась вниз ртуть; от её движения и от
множества огней, от прозрачного стекла казалось оно одушевлённым; по
сторонам на каждой оного ступени лежали живые и престрашные львы, которые в
то время спали, и ежели б то был не Силослав, то от одного ужасного их
дыхания должно было прийти в превеликий трепет.
Побеждаемый любовию, Силослав приступил без робости к сему великолепному
и ужасному зданию; он ступил на первую ступеньку; не опасаясь сих страшилищ,
и когда увидел, что она неподвижна, тогда пошёл он в него, и хотя шёл не
весьма осторожно, не опасаясь львов, однако ни один из них не проснулся.
У первого покоя двери были растворены; он в него вошёл и увидел всё
редкое и пленяющее на свете великолепное украшение, порядок, чистоту, и,
сверх того, освещён он был премножеством свеч и лампад, только не было тут
ни одного человека, для чего Силослав следовал ещё далее и находил везде
растворённые двери.
Прошед премножество великолепно убранных покоев, пришёл он к зале,
которая показалась ему чрезъестественною; стены чем освещены были, того он
не мог разобрать, но только превеличайшее было от оных блистание; пола и
потолка в сём зале он не видел, но вместо оных ясный и голубой небесный
свод, который украшало пресветлое солнце; внизу очень далеко земной шар со
всеми на нём обитателями, моря, горы, поля и долины, и, словом, всё, что
земля на себе имеет; чего ради Силослав не смел переступить в оную. Он начал
рассуждать:
"Когда нет в сей зале потолка и видны небеса, то должно, чтоб показались
они мне покрытые ночью и украшало бы их не солнце, а блестящие звёзды; итак,
конечно, есть тут что-нибудь такое, которого я проникнуть не могу".
Рассуждая очень долго, увидел столы и стулья, стоящие на воздухе так,
как будто бы на полу; он отважился и переступил в <залу>. Что его держало,
того он не знал: однако шёл по полу, а это были написаны картины, которых
мастера столь были искусны, что водили других стремления глаз весьма собой
далеко.
Перешед Силослав залу, вошёл в покой; в оном стояла кровать с опущенными
занавесами, которые он поднял и увидел на ней весьма в крепком сне
прекрасную женщину; чтоб не потревожить её, опустил осторожно опять завесы и
следовал далее, где находил ещё несколько сонных женщин, подобных первой.
Наконец, нашёл в одном покое кровать, также с опущенными завесами; она была
совсем первым не подобна; украшение её и вид столь пленили Силослава, что он
не хотел выйти оттуда целую ночь. Не посмотря ещё, кто лежит на кровати,
приближился он к ней, и как скоро открыл завесы, то рука его, держа оные,
онемела; страстное его сердце, казалось ему, как будто бы с превеликим
стремлением двинулось с места, он обомлел и стоял долго неподвижен. Тут
опочивала самая та красавица, которая во сне ему мечталась. Пришед несколько
в себя, говорил он мысленно: "Боги, властители над нами! Вам известно, кого
я вижу, кто она и все сии прелести; скажите мне, есть ли в ней что-нибудь
смертное, чего я проникнуть не могу, есть ли тут какая-нибудь земная красота
или только одна небесная покрывает её лицо?"
Он бы ещё и больше продолжал своё восхищение, но приятный сон начал
клонить его голову; и хотя Силослав и хотел выйти вон, как повелевала ему
благопристойность, однако утомлённые покойною дремотою его мысли принудили
его уснуть подле кровати на креслах.
Проснувшись поутру, прежде всего бросил он взор свой на кровать, однако
уже никого на оной не увидел. Тут пришёл он в превеликое отчаяние и укорял
сам свою неосторожность, негодовал на нестерпимое своё желание и думал, что
она только одна отнимает у него надежду. "Неробкое и отважное геройство!
Тобою потерял я наипрелестнейший для меня предмет; тобою величаясь, вошёл я
сюда; от твоей дерзости привел на гнев прекрасную из всех смертных богиню!
Когда же ты ввело меня в сию погибель, то непременно должно меня и
освободить от оной". Итак, вставши, пошёл вон из сего здания.
Пришедши в залу, увидел пол и потолок, которые скрывались к вечеру от
его взора; пришед на крыльцо, увидел он страшных львов, бодро стоящих,
которые как скоро его увидели, легли и головы преклонили в знак повиновения.
Крыльцо не находилось уже в движении, и так Силослав без робости сошёл с
него и следовал своему желанию и водящим глазам своим.
Утреннее время довольно было способно к тому, чтобы Силослав осмотрел
все сии прекрасные места и уведомился о их неописанной доброте; однако
пламенная любовь вела его не к любопытству, а к сысканию того предмета,
который, как казалось ему, украшает собою всё сие великолепие.
Прошед несколько дорог, увидел он впереди трёх весьма великолепно одетых
женщин; они шли ему навстречу и, сошедшись, сделали ему приветствие так, как
чужестранному человеку, и просили, чтоб он сделал им товарищество
проходиться по саду, от чего Силослав не желал отговориться. Будучи с ними,
со всякою учтивостию спрашивал их, кто они таковы и кому принадлежит всё это
великолепие, которое он видит; однако ответы их не объясняли ему ничего
того, о чём он хотел проведать. Одна из сих женщин, которая казалась
побольше других достоинством, с позволения прочих просила с собою Силослава;
он за нею последовал, а другие их оставили и пошли в свой путь.
Женщина, прошед несколько, нашла уединённое место, села на софу и
просила также Силослава; потом начала говорить ему следующее:
- Я знаю, государь, что ты чужестранец и находишься теперь в таком
месте, которое, ежели бы я старалась объяснить тебе всеми силами, то и тогда
бы не могла; а одним словом скажу тебе, что это место находится не на Земле;
оно принадлежит некоторой весьма безобразной волшебнице и которая при всей
своей гнусности имеет от роду сто двадцать лет. Она, бывая часто на Земле,
увидела некогда тебя и смертельно влюбилась, и для того, чтоб представиться
тебе важною, растворила Землю после сражения твоего с Полканом и волшебною
силою перенесла тебя в сие место. Она желает с тобою совокупиться. Это
правда, что ты увидишь её красавицею - она имеет этот дар, что может
переменять гнусность свою на неизображаемую красоту - но это может она
сделать на один час, а после представится тебе столь скаредною и гнусною,
что ты проклинать будешь свою жизнь и придёшь от того в превеликое отчаяние.
На той кровати, подле которой ты ночевал, опочивала она, имевши на себе
столь прекрасный вид, в коем ты её нашёл, и усыпила тебя тут для того, чтобы
ты не мог видеть гнусного её вида, когда по необходимости должна она была
оставить прекрасный тот образ. Меня не другое что принудило тебе изъяснить
это, как только одно врождённое во мне сожаление, и ты не подумай, чтоб была
причиною тому какая страсть, которая сделала меня к тебе преданною.
Выговоривши это, несколько она закраснелась и говорить перестала.
Силослав, выслушавши всё, не знал, как растолковать её слова; он был
нелегкомыслен, и, сверх того, любовь не позволяла ему верить нимало такому
препоручению; итак, притворясь, будто бы верит всему тому, что она ни
сказала, говорил он сие:
- Государыня! Ежели ты берёшь участие во всём том, что до меня
принадлежит, и ежели малое мне повреждение трогает твоё сердце, то прошу
тебя, если есть к тому способ, покажи мне её безобразие, чтоб тем возымел я
к ней прямое омерзение и почувствовал бы в сердце моём непримиримое
отвращение. Я признаюсь тебе, сударыня, что прелести её вошли в моё сердце и
господствуют над моим понятием. Всё моё старание и все труды прилагаю я к
тому, чтоб увидеть прекрасный её образ; я его почитаю божеством, и ничто,
кроме очевидного свидетельства, не может привести меня на другие мысли.
При сём слове изобразилась на лице её досада, и она с превеликим гневом
начала выговаривать многие поносные слова той, которая пленила Силослава.
- Это чудовище, - говорила она, - недостойно не только что твоей
любви, но ниже одного взгляда; ты очень безрассуден, что одна обманчивая
поверхность могла произвести в тебе любовь и наполнить сердце твоё
нежностию. Эта фурия, от которой должно было бы тебе убегать, сделала то,
что ты всюду следуешь за нею.
Выговорив сие, ахнула она и начала неутешно плакать. Силослав бросился
утешать её и думал, что причиною тому её досада и превеликая ненависть к
волшебнице, но он нашёл совсем противное своему мнению: ноги её и тело по
самые груди окаменели, бледность покрыла лицо её, и ужасное трясение
вступило в остывшие её члены.
- Я не каюсь, - говорила она, - что наказана за мою дерзость, потому
что я того достойна; но сожалею о том, что не могла пользоваться тем, что
мне сделалось милее всего на свете. Это ты, - продолжала она, - за
которого я теперь наказана; поди от глаз моих и не умножай моего мучения;
больше нельзя мне выговорить тебе ни одного слова, прости...
Силослав, сколько ни старался уведать тому причину, однако не получил от
неё никакого ответа. Такая чрезвычайность привела его в великое удивление, и
он не хотел оставить её, не известясь о таком чудном превращении; но
расставшиеся с ним женщины, пришед, присовокупили несколько слез к
окаменённой женщине, повели его с собою в то здание, в котором препроводил
он ночь, и тут оставили, не сказав ему ни одного слова. Силослав, будучи
тут, принужден был ожидать неизвестного; вскоре увидел он множество идущих к
себе женщин в белых и великолепных одеждах, между которыми и та, коя пленила
Силославово сердце. Увидевши её, пришёл он в великое замешательство мыслей,
сделался неподвижен и, словом, окаменел. Вид её сколь был важен, столь и
нежен; глаза наполнены были неприступным величеством, с которым обитало
вместе и великое снисхождение. Величественная гордость и врождённая нежному
полу приятность разделили Силославово понятие, и он хотя не хотел, однако
затворил уста свои и не мог отважиться прежде сделать ей приветствия. Она,
подошед к софе, села на неё и говорила другим женщинам так:
- Я хочу остаться здесь на несколько времени уединённою: оставьте меня
на час и подите куда каждая из вас изволит.
Все женщины, сделав ей с великим подобострастием почтение, пошли
немедленно вон, за которыми последовал было и Силослав, однако она удержала
его, сказав, что имеет до него великую нужду; итак, остались они тут двое.
- Государь мой, - говорила она ему, - таковою ли я тебе кажусь, какою
описывала та женщина, которая была с тобою в моём саду? Я не стараюсь
защищать себя.
- Государыня моя, - ответствовал ей восхищённый Силослав, - возможно
ли, чтобы я поверил такому препоручению и, видя пред собою божество, захотел
бы мысленно претворить его в безобразие?
- Много этой чести для меня, - говорила она. - Я не богиня, а
смертная, и не волшебница, по словам недавней твоей приятельницы.
Потом, несколько поговоря таким образом, начала она открывать ему свою
любовь, от которого открытия Силослав насилу мог удержать в себе восхищённый
дух. Сердце его затрепетало, и уста наполнились безмолвием. Он хотел
говорить, но возбуждённые мысли предупреждали его изречения и делали его
бессловесным; словом, восхищения его и пламени изъяснить ему никоим образом
было невозможно. Она, вставши, сделала ему знак, чтобы он последовал за нею,
куда немедленно он и пошёл.
Пришед в опочивальню, исполнила она произволение богов и страстную волю;
потом, взявши его за руку, пошла вон из сего здания. Как только вышли они на
крыльцо, то Силослав услышал по всему саду необыкновенное согласие весьма
приятной музыки; неизъяснённое веселие летало по всему саду, и от великой
радости казалось, что и деревья находятся в движении. Стоящие подле крыльца
нимфы в брачных одеяниях запели тотчас песни, одним только богам приличные;
и когда она вела его по дороге окружённого всеми небесными прелестями, тогда
купидоны бросали под ноги им цветы и пускали всякие ароматы в воздух.
Пришли они к той окаменённой недавно женщине и увидели её весьма горько
плачущую. Повелительница сказала ей с гордым видом:
- Я тебя прощаю, помни долг и не отваживайся на такие предприятия.
Рыдающая женщина стала тотчас в прежнем своём образе и наполнилась
превеликою радостию, благодарила богов и упала пред нею на колена,
извинялась в своём прегрешении, которой, однако, приказано было тотчас
встать. Любовница Силославова, извинясь пред ним, оставила его с своими
нимфами и пошла в неизвестную Силославу дорогу.
Потом несколько времени спустя пришёл к нему человек, весьма великолепно
одетый, и казался больше быть богом, нежели человеком, который сказал
Силославу повелительным и величественным голосом, чтобы он последовал за
ним. Идучи, наполнялся Силослав великим страхом от невоображаемого
великолепия, и чем далее он шёл, тем больше встречал его великий ужас. Глаза
его не находили конца великолепию и мысли воображениям. Всё, что он ни
видел, было для него ново, прелестно и ужасно; по дорогам разные истуканы
разного изображения и разных металлов приводили понятие его в
замешательство. Деревья, фонтаны, которых никак объяснить невозможно,
остановляли его в пути, притягали к себе взор и делали мысли его
неспособными к рассуждению об оных.
Потом, когда перестало быть в глазах его сплетение древесное, то
открылась весьма обширная долина, она исполнена была всеми теми
приятностями, какие только человек выдумать может между людьми, но природа
украсила её ещё больше своими дарованиями. Сколько была пространна сия
долина, толикое множество имела в себе и людей, только всякий имел своё
место и подругу и ни один другому в забавах не препятствовал. Женщины
украшали мужчин цветами и, украсив, любовались ими, осязали их, целовали,
ласкали и, словом, показывали им все те приятности, коими наградила природа
нежный пол женский. Со всякою парою присутствовал Купидон, он им всякую
минуту представлял новые увеселения, умножая в сердцах их жар любовный, и
старался ежеминутно привести любовь их к совершению. Тут присутствовала
радость, невинные игры и приятные смехи; у всякого на лице изображено было
восхищение, всякий прославлял природные дарования, и всякий охотно старался
умножить страсть свою к прекрасному для него предмету и показать, что он от
всего усердия жертвует ей сердцем и всею жизнию.
Посередине сей приятной долины находилась преогромная и превысокая гора,
вершины которой Силослав увидать не мог, но только блистало на ней
светозарное солнце. Гора эта сделана была вся из слоновой кости с
превеликими уступами и внутри с преогромными жилищами; с самого верху по
одной стороне ниспадал с приятным и тихим журчанием великий источник и
протекал всю долину до окончания, из которого с превеликою жадностию пили
все находящиеся в долине люди; но вода его столь была вкусна и приятна, что
никогда они насытиться оной не могли. Всход на сию гору весьма был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг