Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
часть  стали  более  четко  выражены.  Через  несколько миллионов лет  они
превратились в морских червей.
     Морские черви ползали быстро.  У  них увеличивались мышечные волокна,
сформировались нервная,  пищеварительная и  кровеносная системы  и  многие
другие органы.  Появились кольчатые черви  -  кольчецы,  они  дали  начало
членистоногим животным.  Придатки по бокам тела превратились в суставчатые
ножки,  которые  обрели  способность  к  сложным  движениям.  Наметился  и
развился головной мозг,  нервная система намного усложнилась,  глаза стали
очень совершенными органами. Так постепенно сформировались мокрицеподобные
трилобиты, ракоскорпионы и многие другие ракообразные. Затем, миллионы лет
спустя, возникли насекомые, многоножки, пауки.
     Сравнительная анатомия,  палеонтология и  эмбриология  в  один  голос
утверждают,  что  предками насекомых,  многоножек и  пауков были различные
группы кольчатых червей. Пауки и их родственники произошли от одной группы
кольчецов,  многоножки и  насекомые -  от  другой,  а  раки -  от третьей.
Моллюски тоже  произошли от  кольчецов,  но  у  них  выработался иной  тип
строения,  не членистый,  а так называемый концентрированный. Все основные
классы моллюсков появились более пятисот миллионов лет назад.
     Но  это произошло еще на заре жизни -  в  архейскую и  протерозойскую
эры, а я находился уже в палеозойской эре.


     Силурийский  период  принадлежит к  палеозойской эре  -  эре  древней
жизни.  Она  началась пятьсот  миллионов лет  назад  и  продолжалась свыше
трехсот миллионов лет.  На ее протяжении жизнь в  разных формах продолжала
свое развитие.  В обширном мире медуз, морских губок, иглокожих, к которым
относятся морские ежи,  офиуры,  морские лилии,  морские звезды, появились
более сложно устроенные организмы:  трилобиты, ракоскорпионы, неуловимые и
могучие "ракеты моря" - спруты.
     В  конце силурийского периода,  около четырехсот миллионов лет назад,
появились рыбы. Их происхождение долгое время было загадкой для ученых.
     От  известных уже нам обитателей древнего океана до рыб путь немалый.
Их строение слишком различно.
     Тайна была открыта сравнительно недавно.  Стало ясно,  что  рыбы тоже
произошли от  морских червеобразных животных.  Ближе  всего  они  стояли к
миногам и  миксинам.  Эти древние рыбы имели много общего с живущим в наше
время маленьким рыбообразным животным -  ланцетником.  Ланцетник и  сейчас
обитает в  теплых южных морях в  песчаном грунте.  Он очень интересен тем,
что  совмещает  в  себе  признаки  строения  как  беспозвоночных,   так  и
позвоночных  животных.  Его  длинное,  заостренное книзу  тело  похоже  на
медицинский ланцет и  состоит,  как  и  у  червеобразных,  из  ряда  четко
выраженных сегментов.  С другой стороны,  многое в ланцетнике роднит его с
низшими хордовыми -  асцидиями,  или оболочниками.  Как известно, основное
отличие хордовых от  беспозвоночных состоит в  том,  что они имеют спинную
хрящевую струну,  или окостеневший позвоночник.  У таких животных головной
мозг расположен перед передним концом хорды.  Позвоночные,  или  хордовые,
бывают  снабжены сложно  устроенными органами для  дыхания  -  жабрами или
легкими.
     Те животные,  которые могут быть названы первыми позвоночными, внешне
весьма  напоминали рыб.  Но  они  были  без  челюстей и  не  имели  парных
плавников.  Тело  их  было  заключено в  панцирь,  сплошным тяжелым  щитом
покрывавший голову и переднюю часть туловища до хвоста.
     "Тяжелое  вооружение" погубило  их,  когда  появились  гораздо  более
подвижные конкуренты - хрящевые рыбы. А затем и они утратили былое величие
и,  если не  считать акул и  некоторых других рыб,  ведущих свое начало из
седых глубин времени, отступили перед полчищами прожорливых костистых рыб.
     Исследователи долгое время не могли определить, в пресной или соленой
воде возникли позвоночные.
     Присутствие в морской воде в большом количестве растворенного кальция
и  окостенение хрящей  в  результате отложений кальция словно  само  собой
подводит  нас  к  логическому выводу,  что  это  окостенение могло  скорее
начаться у  рыб,  живущих  в  морской воде.  Однако  в  речной  воде  тоже
растворен  кальций,  а  позвоночник мог  развиться в  результате активного
противодействия текучим водам. Это противодействие требовало значительного
мышечного   напряжения,    и   понадобился   костный   прочный   стержень,
пронизывающий все  тело,  к  которому могли  прикрепляться сильные  группы
мышц.  Известно,  что соленость морской воды в те времена была невелика и,
очевидно,  позволяла рыбам довольно свободно переходить из воды с  меньшей
соленостью  в  большую,   и  наоборот.   Так  что  до  сих  пор  вопрос  о
возникновении позвоночных окончательно не решен.


                       ПЛАВНИК ПРЕВРАЩАЕТСЯ В ЛАПУ

     Как мы уже говорили, растения совершили "подвиг": они вышли из воды и
заселили сушу.  Это были псилофиты - странные и слабые растеньица, не выше
четверти метра,  немного  похожие на  плауны.  Выполнив эту  величайшую из
задач природы,  псилофиты обессилели и  потеряли способность к  дальнейшим
изменениям,   и  уже  другие  растения,  грубо  оттеснив  их,  предприняли
вторичное решительное и  прочное завоевание суши.  Победители в  слепой  и
свирепой борьбе за  существование не оставляют места побежденным.  Поэтому
низкорослые растеньица со  слабыми  корнями,  впервые  принесшие  на  сушу
зеленый цвет, были истреблены и исчезли.
     Вслед  за  растениями на  сушу  поползли первые  животные.  Это  были
кольчатые  черви,   предки  дождевых  червей,   моллюски,  древние  пауки,
многоножки и животные, которые позже превратились в насекомых. В авангарде
"наступления" шел,  по-видимому, скорпион. Но у него уже были не плавники,
а  суставчатые ножки,  и  дышал  он  в  отличие  от  морских скорпионов не
жабрами,  а  "легкими"  -  трахеями.  Он  был  покрыт  хитиновым покровом,
непроницаемым для иссушающих солнечных лучей,  и  хитин помог ему остаться
на  берегу,  когда  моря  начали  отступать и  заливы пересохли.  Не  имей
скорпион такой надежной защиты,  он высох бы от зноя,  как это случается с
медузами.
     И здесь, конечно, не обошлось без жертв: несомненно, что бесчисленные
поколения скорпионов погибли,  не вынеся суровых требований,  поставленных
перед ними жизнью.  Но  все-таки погибали не  все,  а  те,  что  выживали,
перестали возвращаться в воду.
     Многие  из  первопоселенцев  суши  словно  "законсервировали" себя  в
первоначальном виде.  Пройдут сотни  миллионов лет,  а  пауки все  так  же
останутся пауками и скорпионы останутся скорпионами.
     В то время происходило много событий.
     Там и сям на плоских материках застаивалась вода.  Появлялись  озера,
лагуны  и  бесчисленные  лужи  солоноватой  воды.  Кое-где  песчаные  валы
полностью  отрезали  их  от  океана.  Зеленоватые  полосы  засохшей   тины
выступали по краям водоемов. Вокруг расстилались пески, местами окрашенные
красным налетом окиси железа.  И надо  всем  этим  тяжелым  пышащим  шаром
медленно катилось по бесцветному небу солнце.
     В  полдень уколы его жгучих стрел становились нестерпимы и  от  них с
сухими щелчками лопались камни.  Дрожали марева над  раскаленными песками.
Сухие вихри жадными языками слизывали тучи песка и, покрутив, засыпали ими
полосы растрескавшейся солончаковой грязи.
     Тысячи тонн воды громоздились в  небе ослепительными белыми башнями и
холмами  облаков.  Водоемы мелели,  некоторые пересыхали совсем.  Грозовые
ливни наполняли их снова.  Эти усыхающие солоноватые лужи кишели жизнью. В
них копошились черви и плавали трилобиты.
     А  в  тех лагунах,  которые не  потеряли связи с  океаном,  оцепенело
застыли в  мягких  волнах  ила,  как  в  подушках,  чудовища в  панцирях -
панцирные рыбы.  Они пугали всех своим устрашающим видом и  размерами.  Их
головы  и  туловища  были  покрыты  прочными изогнутыми щитками.  Стараясь
передвинуться, они взмахивали, как птицы крыльями, своими плавниками.
     Это  движение поднимало муть,  ил  серым  землистым облаком оседал на
голый рыбий хвост.  Несмотря на  свою  внешность,  панцирные туши  были не
опасны. Они лишь могли рыться в иле и засасывать его.
     Их ленивые тела,  до половины забитые в  костяной мешок,  были лишены
внутреннего скелета.  Только  здесь,  на  этих  скудных илистых пастбищах,
панцирные рыбы  чувствовали себя  в  относительной безопасности.  Иногда в
пору ливней или в жестокие штормы, когда морские валы перекатывались через
песчаные  барьеры,  в  тихих  затонах  появлялись  непрошеные гости.  Море
выбрасывало  акул  и  скатов,  удары  их  могучих  несимметричных  хвостов
поднимали бурю в  зацветших полусонных прудах.  Или в  буйной ярости волны
выкидывали на  берег исполинские колеса,  подернутые радужной рябью.  Там,
где  эта двенадцатиметровая спираль раскручивалась,  в  воздухе взвивались
десятки упругих змей с мускулистыми присосками. Окруженный венцом щупалец,
хищно и холодно глядел на мир чудовищный спрут-аммонит.
     И  тогда  в  водах,  тронутых гнилью,  принималась за  работу смерть.
Каждый спасался,  как только мог: старались слиться с илом панцирные рыбы,
мокрицеподобные трилобиты - потомки покорителей моря, свертывались в шары,
пряча  внутрь ножки-плавники.  Но  проворные челюсти акул  и  смертоносные
щупальца спрутов находили своих жертв всюду. Оседали в вязкую муть обломки
опустевших панцирей и скорлуп.
     Там,   где  стоячие  затоны  сменяли  море,   нашли  приют  небольшие
неказистые рыбки. Их телам недоставало стройности и обтекаемости. Они были
похожи на  небрежно выточенный брусок,  а  чешуя их  напоминала насечку на
напильнике.  Эти  рыбки были неважными пловцами и  предпочитали ползать по
дну в мелких укромных местах,  цепляясь за тину двумя парами длинных узких
плавников. Это были очень странные плавники, меньше всего они годились для
плавания:  колючие лучи топорщились в них,  как растопыренные пальцы.  Это
были рыбы кистеперы.
     В  стоячей  воде  было  смертельно душно,  и  рыбы  приподнимались на
плавниках,  глотком захватывая воздух с  поверхности.  С  этими  беднягами
природа шутила злые  шутки:  когда вытяжные насосы засухи забирали слишком
много  воды,  рыбы  оказывались в  просыхающей тине.  Тесня  друг  друга и
толкаясь,  они забирались в последнюю яму с мокрым илом в поисках уходящей
влаги.
     Потом  они  делали отчаянные попытки доползти на  своих растопыренных
плавниках до  ближайшей поблескивающей лужи.  Они  глотали сухой  воздух и
захлебывались, и десятки их так и оставались на раскаленной песчаной косе:
подсохшие жабры лишали их кислорода,  и  они умирали от удушья.  И  только
самые сильные и  выносливые,  давя издыхающих червей и  подминая под  себя
обмякшие  водоросли,   добирались  до  цели,   скатившись  по  берегу,  и,
обессиленные,  с  болезненно пульсирующими сердцами,  погружали  головы  в
теплую воду.
     Этим рыбам помогло то,  что в их плавниках было больше мускулов и сам
плавник  напоминал  лапу.   Их   плавательный  пузырь,   оплетенный  сетью
кровеносных сосудов, еще не был легкими, но уже не боялся воздуха. Если бы
не недостаток кислорода, то рыбы не стремились бы выйти на сушу, ибо здесь
эти нескладные создания были в большей безопасности,  чем в родной стихии.
Так,  ковыляя на  плавниках,  они  добирались до  затонов,  берега которых
заросли растениями.
     Плавники были парными -  передние и задние - и довольно мясисты, а их
длинные  стержни  покрыты  чешуей.  У  некоторых  из  кистеперов  плавники
расщепились  на  пять  гибких  лучей;  такими  конечностями  было  удобнее
пользоваться на суше:  мускулы четко сгибали их в  сочленениях,  отдаленно
напоминавших пятипалую кисть.  Кистеперы уже  утратили  ненужный  на  суше
рыбий  хвост,  он  вытянулся и  остался  без  плавника.  Кости  их  головы
разрослись в плоские тяжелые костяные щиты,  костяные бляхи усеивали кожу.
Тела, цвета тины, были сплюснуты и широки.
     Некоторые  кистеперые  рыбы  -   остеолепиды  -   оказались  наиболее
склонными  к   прогрессивным  переменам,   они-то  и  дали  начало  первым
четвероногим.
     Растения в девоне,  а это был уже девон - триста десять миллионов лет
назад,  мало напоминали те, что мы привыкли видеть вокруг себя. Выросшие в
иле,  невысокие,  они  казались  ветвящимися трубочками.  Внутри  трубочек
проходил древесный остов,  не позволявший им обвисать,  а на верхушках над
водой набухали темные гроздья спор.  Их мелкую пыль разносил ветер,  и  на
влажном жирном иле каждая пылинка прорастала в новую зеленую трубочку.
     ...Вдруг внезапный всплеск вернул меня  к  действительности.  Спугнув
стайку мальков,  большой кистепер, спасаясь от хищника, выпрыгнул на сушу.
Вихляясь   и   изгибаясь,   он   поволок   свое   неуклюжее  туловище   по
растрескавшейся глине.  Он словно шел на плавниках,  да и  были ли они уже
плавниками? Скорее всего это были плавники-ноги.
     Но пора в путь. Я медленно потянул рычаги.


                        В СУМРАКЕ БЕЗМОЛВНЫХ ЛЕСОВ

     Силурийский период остался далеко позади,  пора  было  тормозить,  но
меня  вновь охватило отвратительное чувство беспомощности и  страха.  Даже
сейчас  мне  неприятно вспоминать об  этом,  но  тогда  волнение  достигло
наивысшей степени.  Моя  рука с  побелевшими суставами рефлексивно сжимала
рукоять.
     - Ну,  кажется,  пора, - как можно тверже сказал я вслух самому себе,
когда   стрелка   на   указателе  поползла  через   первые   миллионы  лет
каменноугольного периода, и судорожным движением нажал на рычаг.
     Когда машина остановилась, я опять обнаружил, что сижу с зажмуренными
глазами.  Воздух был  теплый и  влажный,  в  нос  бил отвратительный запах
гнили.  Я открыл глаза, но ничего не увидел. Меня окружала кромешная тьма.
Тогда я  сообразил,  что оказался в  одной из  бесчисленных ночей середины
каменноугольного периода.
     Прислушиваясь к  странным шорохам,  я  безуспешно пытался  нащупать в
рюкзаке фонарь, но нашел только спички. Никогда еще ночь не казалась такой
непроглядной.  Тропические ночи на экваторе в  наше время могли показаться
прозрачными сумерками по сравнению с обступившей меня угольной чернотой.
     Но  если  мне  не  могли  помочь  глаза,  то  другие органы чувств не
бездействовали.  В  особенности обоняние.  В  жарком воздухе стоял густой,
тяжелый смрад застойных маслянистых болотных вод,  болотных трав  и  сырой
ржавой  заплесневелой  земли.  Временами  к  душному  тошнотворному запаху
гниющих растений и трупов примешивался дурманящий запах грибов и, что было
уже  совсем непереносимо,  удушливая вонь сернистых газов.  Дышать в  этой
затхлой оранжерейной атмосфере было  трудно.  Кислорода явно  недоставало,
ритм дыхания учащался. Теплая липкая сырость невидимым покрывалом легла на
лицо и руки.
     Во  мне  вдруг проснулся острый интерес к  этому игравшему со  мной в
прятки миру,  и я чиркнул спичку... Но едва вспыхнул маленький огонек, как
совсем рядом раздались звуки, похожие на глубокие затихающие всхлипывания.
Я  поднял спичку над  головой,  но  только угол  рамы  моей  машины тускло
блеснул во тьме.
     Эти   жуткие   всхлипывания  напоминали  жалобные   стоны   человека,
передаваемые по  уличному громкоговорителю.  Странное гулкое эхо наполнило
все пространство вокруг.
     Вторая зажженная спичка вырвала из мрака буро-зеленый огромный ствол,
который, как многоглазый великан, глянул на меня ромбическими струпьями от
опавших листьев.  Я  судорожно вытащил сразу несколько спичек,  зажег их и
смотрел,  смотрел,  не  в  силах оторваться,  на жесткие выпуклые ромбы на
шкуре живого патриарха каменноугольных лесов -  лепидодендрона диаметром в
три или четыре метра...  А  по  сторонам его из отпрянувшей темноты смутно
выступили силуэты других величественных колонн.
     У  подножия этих  гигантов,  в  зеленых пузырях накипи и  в  какой-то
ядовитой поросли,  виднелись их  ветвящиеся корни;  от  ствола  отходил  в
сторону  один  крупный корень,  который затем  расщеплялся надвое,  и  так
несколько раз.  Окаменелые пни  с  такими  огромными корнями  палеонтологи
называют стигмариями.
     Догоревшие спички  погасли,  и  в  ту  же  секунду  дремотную  тишину
всколыхнул квакающий рев.  Как будто взревел огромный бык,  захлебываясь и
пуская пузыри в  невидимой воде.  Этот крик гулко разнесся в отдалении,  и
снова вспугнутое эхо заметалось в недрах полузатопленного молчаливого леса
от ствола к стволу, то убегая и замирая, то возвращаясь и проносясь где-то
поблизости, пока не утонуло в мягкой замшелой чаще.
     Я  истратил  полкоробка спичек,  стараясь  разглядеть ближайшие метры
окружавшего пространства.  Потом я долго сидел в кромешной тьме и в душных
испарениях,  нетерпеливо ожидая  рассвета и  едва  удерживаясь,  чтобы  не
спрыгнуть с кресла и устремиться в недра каменноугольного леса.
     Внезапно небо на западе озарилось кровавым светом.  Видимо, где-то за
горизонтом началось извержение вулкана, но я даже не обернулся, пораженный
видом фантастических силуэтов четко выступивших на фоне словно подожженных
туч.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг