Странная мысль поразила и оглушила меня: сейчас я был единственным живым
существом на всей планете, а может быть, и в ближайшей части Вселенной!
Холодок ужаса подступил к сердцу, еще немного - и меня захлестнет волна
безудержного, истерического страха...
Назад! Назад!! Я потянулся к рукояти управления и, собрав остаток
сил, одним толчком отодвинул ее от себя.
Инерция у Машины времени оказалась огромной. При максимальном
торможении она стремглав пронесла меня в седое первозданное прошлое еще на
десятки миллионов лет!
Затем на краткий миг стрелки на индикаторах остановились и снова
завертелись, но в обратную сторону. Машина отпрянула назад. Я уменьшил
скорость до минимума, лишь немного опережая естественное течение времени.
Вокруг потемнело, и я почувствовал все усиливающийся жар. Стало нестерпимо
душно. Я начал задыхаться, словно попал в раскаленную печь. Темнота
сгущалась. И вдруг на меня обрушились потоки горячей воды. Я успел
сообразить, что через секунду сварюсь заживо, и, хватая обжигающий воздух
раскрытым ртом, рванул рычаг.
Мокрый, задыхающийся, ошеломленный тем, что произошло, я тем не менее
сообразил: это была уже не космическая фаза в истории планеты.
Формирование Земли закончилось, начиналось геологическое время. Я побывал
где-то между космической эрой и архейской, когда возникли первые живые
существа.
В то далекое время ужасающей силы горячие ливни непрерывно
проливались на раскаленные кристаллические скалы безжизненной планеты и,
шипя и взрываясь, обращались в пар. Сотни миллионов лет поверхность Земли
не видела Солнце. Чудовищные, в десятки километров толщиной одеяла туч,
низко нависавшие над голой буро-черной пустыней, скрывали звездное небо,
обращенные в пар реки, моря и океаны. Лишь дрожащие ветви молний,
полыхавшие от горизонта до горизонта, под неумолчный грохот освещали
сиреневым и фиолетовым пламенем остывающий мир. Но понемногу земная кора
остывала, в толщах туч появились просветы. Становилось светлее.
Как пуст и страшен был этот мир, мир резких контрастов, встававший в
красно-бурых и желто-черных тонах! Ливни кипящими потоками стекали с голых
утесов, и земля мгновенно поглощала их. Выжженные теснины сжимали реки.
Глыбы скал были иссечены трещинами, обнажавшими рудные жилы, затоплены
лавами. Груды камня, похожие на кучи мертвых костей, громоздились у
подножий острых хребтов. По всему лицу планеты зловещими опухолями
вздымались кратеры вулканов. Багровые от зарева извержений ночи сменялись
днями, желтыми от сернистого дыма.
Но наступила архейская эра - два миллиарда лет до нашего времени,
когда первобытные моря во впадинах Земли перестали кипеть и испаряться.
Пройдет еще немного времени, и они станут теплыми, как вода в ванне. И вот
тогда в них начнутся чудесные превращения.
Жизнь возникла именно в воде, потому что без нее невозможно
представить себе живой организм. Все химические процессы и обмен веществ
мыслимы только в организме, насыщенном водой. Но каким образом возникла
жизнь?
В те невообразимо давние времена океаны представляли собой густые
"рассолы", растворы всевозможных солей, щелочей и металлов. Эти вещества
не могли не вступать в реакции друг с другом. Образовывались все более
сложные и все более стойкие молекулы, некоторые их виды обладали
свойствами присоединять к себе из окружающего "рассола" новые вещества.
Так начались сложнейшие химические процессы превращения неживого вещества
в простейшие живые организмы. Эти процессы продолжались сотни миллионов
лет, и вот непрозрачной белесой мутью поплыли по течению рои крохотных
полупрозрачных существ. Воды были насыщены этой "живой пылью", и
понадобился бы электронный микроскоп, чтобы разглядеть каждую отдельную
"пылинку".
Живые "пылинки" гибли массами, течение увлекало их в места, где вода
кипела над жерлом подводного вулкана, или во мрак неведомых глубин, где
под чудовищным давлением и в вечной темноте эти искорки жизни быстро
погибали. Но гигантские молекулы возникали невероятно быстро: погибших
сменяли мириады новых.
Возможно, они были похожи на нынешние вирусы. Но они могли расти. Они
увеличивались в размерах и усложнялись, причем усложнение это шло разными
путями. Некоторые виды микроорганизмов, достигнув определенной стадии
развития, как будто на ней и останавливались. А другие продолжали
изменяться. Менялась их структура, менялись способы обмена с окружающей
средой. Менялась и сама среда. Из недр океанов росли континенты. Горные
массивы проваливались бесследно под собственной тяжестью. Становилось то
прохладнее, то теплее, воды океанов становились то более пресными, то
более солеными. Природа словно ставила над жизнью эксперименты. Она
необыкновенно точно отбирала существа с признаками, имевшими будущее, и
развивала их; она же безжалостно "выпалывала" и уничтожала существа с
признаками, которые не давали преимуществ или тормозили развитие в суровой
борьбе за существование. Так развивался мир простейших существ.
Слизистые комочки становились крупнее. Они "научились" делиться и
передавать прогрессивные признаки по наследству. Взаимодействуя с
окружающей средой, они все более усложнялись, отдельные их группы все
резче отличались друг от друга по способу существования.
Одни из них приобрели способность создавать свои крохотные тельца из
углерода атмосферы с помощью солнечной энергии. Их пищей были простые
неорганические соединения. Они стали простейшими растениями -
сине-зелеными водорослями. Другие, давшие начало животному миру,
продолжали строить свои ткани из органических веществ, которые они тоже
получали из окружающей среды. Естественный отбор делал их все сложнее и
обособленнее. Это из них постепенно сложилось все то разнообразие живого,
которое теперь изумляет нас.
Никто никогда не наблюдал, как белковые тела преодолели бездонную
пропасть, отделяющую их от первых организмов с клеточным строением. Чтобы
преодолеть ее, понадобились сотни миллионов лет, а еще немного спустя
появились и многоклеточные существа. Это было чрезвычайно важным событием
в истории жизни.
Дело в том, что одноклеточный организм лишен возможности гибко и
быстро прогрессировать. Одиночная клетка занята одновременно самыми
различными делами: она заботится о питании, выполняет все сложные функции
пищеварения, дышит (как амеба), двигается, заботится о защите и о многих
других делах. Освободить себя хотя бы от одной из этих функций она не
может, это было бы для нее гибельным. На выполнение же всех этих функций
уходит вся энергия клетки. У нее как бы не остается сил на то, чтобы,
кроме того, еще расти и усложняться. Вот почему все высшие животные и
растения - многоклеточные.
В сложных многоклеточных организмах различные группы клеток выполняют
разные функции. Одни служат для дыхания, другие перерабатывают питательные
продукты в вещества, удобные для усвоения, третьи разносят питательные
соки всем клеткам. Все функции в живом организме поделены между большими
группами клеток, и каждая группа занята каким-либо одним или несколькими
делами "по специальности".
Древние многоклеточные организмы тоже пошли по разным путям развития.
Некоторые осели на дно и прикрепились к нему, навсегда потеряв возможность
передвигаться. Другие приобрели способность двигаться произвольно. Так
появились, с одной стороны, водоросли, губки, а с другой - медузы и
сифонофоры, кораллы, мшанки. Их появление относится к очень отдаленным
временам, и тем не менее они почти не изменились до наших дней. После
этого жизнь развивалась в водах морей и океанов еще около шестисот
миллионов лет.
И сейчас животных, обитающих в воде, гораздо больше, чем на суше. Мы
знаем, что жизнь в морях неизмеримо богаче и разнообразнее. В наше время в
океанах и морях живет свыше ста пятидесяти тысяч видов животных и примерно
десять тысяч видов водорослей. Ими пройден грандиозный путь эволюционного
развития. Великими событиями была насыщена история жизни на заре времен с
момента появления первых живых пылинок. Вот основные: возникновение
многоклеточных организмов, появление и расцвет беспозвоночных и водорослей
и возникновение позвоночных животных.
ПОДВОДНЫЕ ДЖУНГЛИ СИЛУРА
Указатель геологического времени засвидетельствовал, что машина
вырвалась в силурийский период, и я поспешно схватился за рычаг
управления. Едва сквозь серую пелену "межвременного" пространства
проступили яркие пятна нормального мира, как машина очутилась по щиток
индикаторов в теплой спокойной воде. Я расстегнул ремни и вскарабкался на
сиденье с ногами. Убедившись, что машина стоит прочно, я выпрямился во
весь рост и огляделся.
Видимо, машина угодила на мелководье силурийского моря. Глубина здесь
была невелика, всего около метра. Яркое солнце насквозь пронизывало толщу
воды, песчаное дно усеивали светлые пляшущие зайчики. Мне была видна
каждая песчинка. Вокруг машины копошились десятки и сотни странных
животных, напоминающих теперешних мечехвостов, мокриц и раков. Я без труда
узнал в них трилобитов - их тела отчетливо делились на три части, чем они
и заслужили свое название (трилобит - значит трехдольчатый). Они были
разного цвета, некоторые окрашены очень пестро. Величина их тоже была
разной, я видел мальков с пшеничное зерно и настоящих исполинов длиной в
метр.
Трилобиты были одеты в панцирь, но он покрывал мягкие части животного
не сплошным щитом, а отдельными сегментами. Трилобит мог свободно
свернуться кольцом, как это делают в минуту опасности мокрицы.
Видимо, на этом заливе трилобиты чувствовали себя особенно привольно.
Они энергично двигались во всех направлениях, ползали по песку и
проплывали над дном. Некоторые копошились в ямках, зырытых в песке и иле.
У трилобитов было множество плавательных ножек, выступающих по бокам
панциря наподобие весел у галеры, одинаково годных и для плавания и для
разгребания песка. Трилобиты питались гниющими остатками животных и
растений, поэтому их называют мусорщиками палеозоя.
Насмотревшись на трилобитов, я обратил внимание на морских ежей,
напоминавших дыни, яблоки и тыквы. Даже слепящие блестки солнца не мешали
различить причудливый дырчатый орнамент, покрывавший их филигранные
панцири. Между ежами, как страшные медузы-горгоны, высились офиуры. Они
имели вид толстого приземистого ствола с пятью отростками, которые
бесконечно ветвились, устилая дно красными, бурыми и черными шевелящимися
нитями. Тут же копошились голотурии, цистоидеи, морские яблоки -
известковые "фрукты" подводного сада.
Невдалеке плавали граптолиты. Они напоминали большие слизистые шары,
качавшиеся на поверхности. Большой сверкающий мешок лежал на нескольких
маленьких, вокруг которых, как розовая бахрома, свешивались иссеченные
прорезями перья.
Покой и довольство царили на мелководье. Трилобиты звучно терлись
друг о друга жесткими панцирями. Большой проворный трилобит нежно-розового
цвета, торопливо взмахивая ногами-веслами, настойчиво преследовал своего
более мелкого собрата, и оба скрылись в карминных зарослях мшанок и
ленточных водорослей.
Внезапно из этих зарослей пурпурной молнией вырвалась гигантская
остроконечная стрела. Она пробуравила воду в двух метрах от машины и с
пронзительным скрипом воткнулась заостренным концом в основание крупной
губки, равнодушно возвышавшейся в копошащейся гуще трилобитов.
Собрав венцом пурпурные щупальца, из раструба узкого трехметрового
конуса, увязшего в волокнистой массе губки, медленно высунулся крупный
спрут - ортоцератит. В его больших блестящих глазах то раскрывалась, то
смыкалась поперечная щель зрачка.
Пытаясь освободить свою раковину, он несколько раз подряд выбросил
мощные струи воды, которые могли бы придать ему стремительность и ударную
силу артиллерийского снаряда. Но расписанная узорами конусообразная
раковина только еще глубже вошла в ткань губки. Тогда спрут пришел в
неистовство. Губка и раковина затряслись от бешеных толчков, поднялись и
рассеялись тучи песка и ила. Затем спрут внезапно затих. С чувством
омерзения я увидел, как его щупальца зашевелились и, вытягиваясь, стали
расходиться в стороны, нащупывая опору. У него было не менее десятка
щупалец, и каждое было усеяно, как струпьями проказы, толстыми, кровавого
цвета присосками. Прошла минута, другая, щупальца напряглись, зарываясь в
песок. Неожиданно раковина качнулась и, выскользнув из недр губки, мягко
упала на дно.
Только теперь я заметил, что волнистый песок вокруг губки покрывают
свернувшиеся в маленькие мешковидные шары и многоугольники трилобиты.
Некоторые из них лежали неподвижно, будто приклеенные ко дну, другие с
видимым трудом передвигали свое неуклюжее тело, заключенное в твердый
хитиновый панцирь.
Появление на мелководье спрута-ортоцератита вызвало среди трилобитов
настоящую панику. Началось истребление. На моих глазах нервно
подергивающиеся щупальца ортоцератита быстро опрокидывали на спину одного
трилобита за другим. Трилобит снизу беззащитен. Заработал страшный
попугаячий клюв спрута, и обломки скорлуп медленно поплыли по едва
заметному течению. Трилобиты либо не могли, либо не надеялись спастись
бегством. Они сворачивались широким плоским кольцом и замирали, подставляя
врагу хитиновую скорлупу, или, поднимая облачка мути, зарывались в ил.
Но пиршество спрута продолжалось, клюв с хрустом раздирал тела, пока
какой-то новый темный инстинкт или удовлетворенный аппетит не оторвали
ортоцератита от обильного стола, и он внезапно унесся вдаль и скрылся в
темных расщелинах подводных рифов, в темной массе подводных джунглей,
колышущейся у многоцветной поросли кораллов. Но там были не заросли
безобидных водорослей, а укрепившиеся на камнях жесткие известковые стебли
сидячих спрутов-лилий. Эти, густо сидевшие, гладкие и суставчатые,
расширялись сверху наподобие чашечек цветка, из которых частой бахромой
подымался букет обманчивых лепестков-щупалец.
Вдруг чудовищная малиновая клешня, щелкнув, вцепилась в манжет моих
мокрых брюк.
Я мгновенно потерял интерес к фауне силура и с силой выдернул ногу,
едва не потеряв равновесие. Мой несообразительный противник отпрянул и
попятился. С внутренней дрожью и отвращением рассматривал я эту
первобытную диковину длиной в три метра, в которой было нечто и от
громадного рака, и от скорпиона. Это и был ракоскорпион-птеригот. Весь
членистый, вооруженный огромными клешнями, со множеством простых граненых
глаз, усыпавших радужными чечевицами выпуклую головогрудь, он поплыл,
огибая машину, взмахивая хвостом с роговой шпорой на конце и загребая им
воду, как веслом. Только первобытные спруты, "упакованные" в свои
толстостенные раковины, могли противостоять его нападению. Только
несъедобные известковые губки и кораллы могли не опасаться его. А его
соперниками могли быть только другие ракоскорпионы, например стилонур с
непомерно длинными и тонкими ходильными ногами и плавательными ножками. К
счастью, птеригот почему-то перестал интересоваться мной и уплыл в
заросли.
А поодаль, в открытом океане, уступами гигантской лестницы
громоздились коралловые рифы. Местами они сверкали снежной белизной,
которая казалась даже неуместной среди ярко окрашенного растительного и
животного мира теплых лагун и солнечного моря, обрамленного глыбами
мертвого и живого камня. Белая пена покрывала шестигранные ноздреватые
пирамидки, конусы и призмы, возведенные крошечными созданиями-строителями,
которые тесно лепили друг к другу свои узорчатые соты. Живые вырастали на
мертвых и потом погибали, чтобы, в свою очередь, стать надежным
фундаментом для следующих поколений.
Я взглянул в сторону берега, подернутого туманной дымкой испарений.
Где-то там, в сотне метров от меня, у границы, извечно отделяющей воду от
суши, шла молчаливая упорная миллионолетняя борьба за жизнь.
Выброшенные на берег водоросли слабыми зелеными стебельками тянулись
навстречу ветру и солнцу, ласковому и щедрому, гневному и беспощадному.
Эти хилые растеньица были пионерами наземной флоры. Жизнь наступала на
сушу.
БЕСПОЗВОНОЧНЫЕ И ПОЗВОНОЧНЫЕ
Предками трилобитов и всех других силурийских животных, да, по сути,
и нашими предками, были родственники медуз - гребневики. Это были,
вероятно, неплохие пловцы, но какая-то неясная причина заставила их
сменить способ передвижения. Они перестали плавать и начали ползать по
дну. Постепенно тела их сплющились, голова развилась, брюшная и спинная
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг