пухом вместо усов он будет неотличим от герцогини де Труа Верже, блиставшей
в то время в Версале.
Едва только была застегнута верхняя пуговица платья и последние
признаки мужского достоинства вместе с пистолетами и шпагой были запрятаны
под сиденье, два гусарских сержанта проскакали сбоку кареты и схватили ее
лошадей под уздцы, а офицер, ударом сабли раскроив голову обезумевшему
вознице, отпер дверцу экипажа.
Вооруженные всадники с проклятиями и угрозами окружили карету, ожидая
отчаянного сопротивления ее седоков.
С тем большим удивлением начальник пограничного отряда, майор Рорбах,
вместо преследуемого им старика-фальшивомонетчика увидел двух очаровательных
и насмерть перепуганных девушек и почел своим долгом сам сесть на место
убитого возницы и довезти юных путешественниц до голландской границы в
Ван-Хостене.
Оживленно беседуя с майором о превратностях судьбы и тяжести
пограничной службы, они подъехали к пограничному мосту, забитому вереницей
карет, и приготовились к томительному ожиданию, как вдруг чейто голос назвал
Мадлену по имени. Мадлена, всю дорогу дрожащая в страхе, вскрикнула от
радости и бросилась на шею подруге своей матери, герцогине де Перпеньяк,
едущей со своим двором в рейнские поместья.
Герцогиня потребовала, чтобы Мадлена ехала в ее карете. Произошло
полное перемещение экипажей, и в карету Бутурлина посадили хорошенькую
высокую брюнетку в розовом платье, грустно смотревшую по сторонам и
односложно отвечавшую на расспросы Федора, весьма удачно имитировавшего
женский голос. Путешествие продолжалось целый день. Ехали не торопясь,
останавливаясь для прогулок и для обеда. Герцогиня не отпускала Мадлену ни
на шаг от себя, и Федор не раз замечал, как ревнивый огонь сверкал в глазах
его подруги, когда видела она его беседующим с Марион д'Англо, как звали его
черноволосую спутницу. Бутурлину эта ревность казалась забавной, и он
подогревал ее еще более, пользуясь своим женским положением и позволяя
подчас себе весьма свободное обращение со своей дамой.
Ревнивая ярость Мадлены еще усилилась, когда герцогиня, приехав в
Лютих, засыпала ее тысячами вопросов и приказала постелить ей постель в
своей комнате, а переодетого Бутурлина, вместе с его черноволосой дамой,
поместили в мезонине гостиницы, посреди которого стояла огромная
двухспальная кровать.
Почувствовав большой трагизм положения, Бутурлин решил положить свою
спутницу спать и, как только она заснет, дать тягу, чтобы утром уже в
мужском костюме приехать за Мадленой в качестве посланного от ее матери.
Не успел он написать и десяти строк, как почувствовал, что чья-то рука
касается его колен, и, подняв голову, увидел молодого статного юношу с лицом
Марион д'Англо в одной рубашке, склоненного у его ног и шепчущего признания
в безумной страсти.
Ударом ноги Федор отбросил наглеца так, что тот кубарем покатился под
кровать, и уже потом, поняв, в чем дело, дико расхохотался.
Через минуту Бутурлин представился виконту Антуану д'Англо, не менее
его пораженному превращением голубоглазой блондинки в русского графа.
Антуан рассказал удивленному Бутурлину, что в свите герцогини, всегда
путешествующей только в дамском обществе, следуют сейчас трое мужчин,
любовницы которых не пожелали отпустить их от себя и приказали, переодевшись
в женское платье, присоединиться к кортежу герцогини. Еще долго молодые люди
рассказывали друг другу свои приключения, пока сон не сомкнул их глаз, в то
время как Мадлена слезами ревности орошала подушку в спальне владетельницы
Перпеньяка.
Утром Бутурлин увидел опухшие от слез глаза своей подруги и, поняв, что
быть грозе, постарался ускорить прощание с герцогиней и повернул свою карету
в направлении Лувена.
Целый час Мадлена молчала и сердито смотрела на него, пока он не
расхохотался и не рассказал ей, переодеваясь в мужской костюм, перипетии
своего ночного романа.
Она долго не верила, топала ногами, и неизвестно, чем бы кончилась эта
первая семейная сцена, если бы они, проезжая по ярмарочной площади
Тирлемона, не увидели большой балаган с изображенной на его вывеске
женщинойрыбой.
Одна и та же мысль блеснула в сознании обоих, и они на ходу выскочили
из кареты.
Глава V. ЖЕНЩИНА-РЫБА.
"Аминь, аминь, рассыпься!"
В наши дни гораздо менее бесов и привидений.
Пушкин
Жан Тритату, содержатель балагана, расхаживал по высокому помосту и,
потрясая колокольцем над головами многочисленной толпы тирлемонских граждан
и окрестных поселян, расхваливая чудеса своего предприятия, обещал показать
теленка с четырьмя головами, пятнадцать сребреников из тех тридцати, за
которые Иуда продал Спасителя,': подлинную рукопись послания апостола Павла
к коринфянам, пушку, отбитую Агамемноном у троянцев, и, наконец, живую
наяду, женщину-рыбу, пойманную антверпенскими рыбаками в день успения святыя
богородицы и приобретенную не жалея средств для удовольствия тирлемонской
публики.
Бутурлин со своею спутницей довольно грубо протолкались сквозь толпу и
одни из первых вошли в балаган, бросив золотой оторопевшему хозяину.
Пробежав глазами горы всякой чепухи, они остановились около огромной
кадушки, в которой лежала, изнемогая, женщина-рыба.
Сомнений не могло быть, перед ними в мутной зеленоватой морской воде
лежала преображенная в полуживотное, по-прежнему прекрасная, Жервеза.
Мадлена, вся в слезах, перепрыгнула через канат, ограждающий феномен от
публики, и заключила подругу в объятия.
На глупом лице женщины-рыбы ничего не выразилось, кроме страха, а Жан
Тритату, оповещенный своими окружающими о том, что крадут его главное чудо,
с огромной палкой бросился на Мадлену.
Бутурлин сбил его с ног ударом кулака, но через минуту был вынужден
обнажить шпагу, отбиваясь от дреколья напавшей на него челяди Тритату.
Отбивая правой рукой удары, он снял левой с цепочки медальона склянку
архимандрита трирского Мелхиседека и опорожнил ее содержимое на несчастную
женщину-рыбу. Раздался страшный треск, и густые фиолетовые пары наполнили
собою балаган. Нимфа, снова став женщиной, узнала Мадлену и бросилась с
криком радости в ее объятия.
- Дьявол! Дьявол! - кричал Жан Тритату, и его прислужники, отступая при
виде совершенного чуда и крикнув на помощь ярмарочную толпу, снова
устремились в атаку на дерзких посетителей.
Однако Бутурлин успел окропить священной водой во-круг себя и двух
рыдающих от неожиданного счастья женщин, и красные прыгающие языки пламени
встали перед оторопевшей от ужаса толпой.
- Дьявол! Дьявол! - кричал, взвизгивая, Жан Тритату. Бутурлин вскочил
на высокий жернов, которым некогда
Яков молол чечевицу для похлебки своему брату Исааку, и, подняв в руке
священный сосуд архиепископа трирского, объяснил толпе, что он не дьявол,
что действует святой водой во славу господа бога, разрушая козни
дьявольские, рассказал все как было и указал в заключение, что если кого и
следует считать порождением дьявола, то исключительно Жана Тритату,
мучающего в плену души человеческие и недаром обладающего сребрениками
Иуды-предателя. В подтверждение своих слов он тут же исцелил окроплением
глухонемую старуху, страдавшую падучей болезнью, и передал опустевший сосуд
благочестивого Мелхиседека прибежавшему на шум настоятелю собора, вполне
подтвердившему его слова.
Ярость толпы обратилась на балаганщика, все предприятие которого мигом
было разнесено в щепы, а сам он еле спасся поспешным бегством.
Пользуясь всеобщей суматохой, Федор втолкнул обеих девушек в карету, и
квадрига рослых коней в несколько мгновений вынесла их из города, где
почему-то уже стали бить в набат.
К вечеру они были в Брюсселе, и Мадлена, придя в себя от радости первой
встречи, к удивлению своему, заметила, что Федор не обращает на нее никакого
внимания.
Третья часть
Глава I. ИПОХОНДРИЯ.
Печаль моя полна тобою, Тобою, одной тобой...
А. Пушкин
С грустной и в то же время радостной болью увидел Бутурлин, как
открылась перед ним с Поклонной горы первопрестольная столица наша.
С досадой ожидал он конца допросов, которые стражники учинили Афанасию,
остановив карету у Дорогомиловской заставы, и с какой-то затаенной, робкой
надеждой взглянул на свою спутницу, когда лошади тронулись и застучали
подковами по настилке Москворецкого моста.
После утомительного, долгого путешествия Федор доста вил Жервезу к
подъезду лефортовского дома ее дяди, английского советника в Москве.
Молодая девушка простилась с ним холодно, почти не
глядя на него, и даже не пригласила зайти с нею в дом. Бутурлин низко
поклонился ей вслед, долго стоял в оцепенении посреди улицы, держа шляпу в
руке. Наконец опомнился и велел Афанасию ехать домой.
С той минуты, когда Мадлена в исступлении ревности швырнула в него
канделябром и пыталась, бросившись на Жервезу, выцарапать ей глаза и когда
пришлось бросить ее связанной и с заткнутым ртом в комнате брюссельской
гостиницы, Бутурлин был в каком-то полузабытьи, и все его существо казалось
растворенным в излучаемых Жервезой тайных чарах.
Едучи к себе на Знаменку по колдобинам московских мостовых, он пытался
отдать себе отчет в своих чувствах к этой холодной, сохранившей что-то от
своего рыбьего бытия женщине... Он не мог назвать это чувство любовью, но в
то же время ощущал отчетливо, что она для него единственна и без нее ему не
быть.
Толпа не ожидавшей его приезда челяди в боязливом безмолвии встретила
молодого барина.
Старый граф не дождался сына и год назад отдал богу душу, сестра еще
при его жизни была просватана за молодого Репнина и, выйдя замуж, выделилась
и уехала в Северную Пальмиру. Домом правила старая ключница Агафья,
Матрешина тетка.
Федор молча вышел из кареты и прошел сквозь пустые, холодные комнаты, с
мебелью под чехлами и паутиной по углам.
Дворовые с поспешностью открывали ставни, но свет, проникая сквозь
мутные стекла окон, не мог разогнать могильного сумрака и сырости брошенного
и, казалось, умершего дома.
Дойдя до круглой столовой, Бутурлин бросил плащ и шляпу на диван и, сев
к столу, опустил на руки отяжелевшую голову.
Было холодно, сыро и глухо, глухо. Только изредка из отдаленных комнат
доносился по временам гул голосов, очевидно, дворня допрашивала Афанасия о
подробностях его странствований.
Прошел час, быть может, и больше.
Скрипнула дверь, и в комнату вошла Матреша в новом сарафане, вся
зардевшаяся, несла в руках графинчики с водками и холодный пирог. Федор
посмотрел на нее тупым незамечающим взором и махнул рукой, чтобы уходила.
Девушка поставила поднос на круглый стол, постояла в нерешительности и
вдруг убежала со слезами на глазах. А Федор продолжал сидеть в молчании,
глядя в одну точку.
На другой день Бутурлин проснулся очень поздно, приказал никого не
принимать и начал устраивать свое жилище по-новому.
Он приказал дворне не показываться ему на глаза, отдавал приказания
короткими записками, положенными на столе в столовой. Выписал из-за границы
сотни книг и эстампов, читал запоем то Вольтера, то творения отцов церкви,
не замечая никого и ничего кругом, спал и бодрствовал, не считаясь с
солнцем, и вел настолько уединенный и непонятный для других образ жизни, что
москвичи поговаривали об опеке.
В таком забытьи прошло несколько месяцев. Федор пресытился книжной
мудростью и блуждающим взглядом обводил полки своей библиотеки,- ни одна
книга не тянула его более к себе.
Небритый и с воспаленными от бессонных ночей глазами, он бесцельно
бродил по пустынным комнатам старого дома, то смотря в глубины запыленных
зеркал, то часами просиживая на старом петровском диване, где когда-то,
очень давно, он осмелился поцеловать кончик пальца Марфиньке Гагариной... Он
вспомнил ее гроденаплевое платье и сурово сдвинувшиеся брови, но не находил
в себе сил разузнать что-нибудь об ней или о Жервезе, которая недвижным
ледяным сном сковывала по-прежнему его жизнь.
Он оживлялся только тогда, когда заграничная почта привозила ему
пакеты, плотно увязанные и запечатанные зеленой печатью.
Частые вначале, они стали поступать все реже и реже. Распечатывая их и
раскрывая новый экземпляр "Ars moriendi", присланный ему одним из
многочисленных его агентов, он неизменно находил на своем месте и в полной
сохранности 39-ю страницу трактата, мельчайшие очертания букв и рисунки
которой он знал в совершенстве.
С тоской необычайной, омрачавшей в эти минуты его лицо, он ставил новый
томик к двум десяткам других.
полученных им ранее, и, опустившись в кресло, часами снова смотрел
перед собою.
Афанасий и Агафья, неустанно смотрящие за барином в замочную скважину,
замечали, что Федор все чаще и чаще раскрывал медальон с портретом матери и
часами плакал над ним, и, качая головами, долго совещались и решали, что,
"пожалуй, пора".
В один из таких вечеров, когда Бутурлин посмотрел перед отходом ко сну
на себя в зеркало, с ужасом увидел седые волосы на своих висках, услышал,
что сзади него скрипнула дверь... Он обернулся и увидел у притолки Матрешу в
одной рубашке, со свечою в руках. Она стояла в нерешительности, вся
зардевшись от смущения, рубашка скатилась с ее округлого белого плеча, и
чья-то старческая рука ее подталкивала сзади.
Глава II. МОСКОВСКАЯ ПРЕЛЕСТА.
Выложи на блюдо рагу из петушьих
гребней и почек, и на оное положи пулярку.
Поваренная книга
Бутурлин чувствовал, как он плывет по течению.
Он стал ходить в халате, перестал бриться и отрастил себе бороду.
Матреша ходила по дому барыней.
Окна бутурлинского дома засверкали чисто вымытыми стеклами, весной
разбили цветники, а на кухне дым стоял коромыслом и весело поднимался пар от
готовящихся блюд.
Федору даже стало казаться, что он очень любит гуся с брусникой.
И хотя он по-прежнему никого не принимал и не показывался в московских
гостиных, Москва, узнав о переменах в старом бутурлинском доме, нашла, что
все пришло в порядок, и молодой Бутурлин был зачислен не на последнее место
среди московских женихов.
Федор сознавал всю глубину своего падения, но с каким-то непонятным
упорством и в оцепенении духа все еще ждал записки от Жервезы, все еще
надеялся на нее.
Афанасий и Агафья научили Матрешу уговорить его отстроить заново
бутурлинскую подмосковную Песты, и он, не выходя из своего полузабытья и не
начиная, несмотря на охи своей прелесты, перестройки дома, предался
сооружению оранжерей и садов, мечтая превзойти Горенки своими теплицами и
перешибить Прокопия Демидова роскошью своих флорариумов.
В Пестах землемеры ходили с астролябией и размеряли будущие
"амфитеатральные террасы", герр Клете, паркового и фейерверкского дела
мастер, выписанный из Карлсруэ, опохмелялся каждое утро старыми графскими
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг