Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
Отец, не желавший себя сделать посмешищем в глазах своих клиентов и биржевых
приятелей, воспитывал нас весьма тщательно,  ни  разу,  впрочем,  не  заехав
посмотреть на нас.
     Вскоре он женился вторично и умер от случайной вспышки чумы, занесенной
вместе с пряностями с острова Явы одним из пароходов его компании.
     Его вдова, родившая уже после смерти мужа мальчика, ничего,  или  почти
ничего, не знала о  нашем  существовании.  Нотариус  отца  переслал  тетушке
небольшую сумму денег, завещанных на наше воспитание.
     Однако через несколько лет и этот скудный  источник  нашего  пропитания
иссяк. Мы уже были готовы познако-миться с ужасами нищеты, когда содержатель
проезжего цирка предложил нам вступить в число артистов  его  труппы,  своим
уродством зарабатывать хлеб насущный. После минутного  колебания  и  слезных
просьб тетушки мы, бывшиетогда тринадцатилетними  девочками,  согласились  и
через неделю уже появились  под  именем  "сестер  Генрихсон"  на  подмостках
кафешантана в Спа.
     Не буду описывать  нашей  цирковой  жизни,  она  так  однообразна,  так
утомительно тосклива,  особенно  для  нас,  прикованных  своим  уродством  к
замкнутой комнатной жизни.
     Однако мы не роптали. Всегда умели создать  в  комнатах  своей  кочевой
жизни теплый семейный уют. Найти немно-гих преданных друзей. Я  до  сих  пор
вспоминаю антверпенского  полковника,  такого  ласкового  ко  мне,  с  таким
вниманием угадывавшего наши желания.
     Мы не знали отцовской ласки, но он часто казался мне отцом. Я  слышала,
что и после он очень тепло отзывался о нас. Где-то он теперь, старый, добрый
полковник Вотар! Иногда  нас  катали  в  коляске  по  тем  городам,  которые
посещала наша труппа. Изредка посещали мы театры, забираясь в  глубину  ложи
уже после открытия занавеса и уезжая до окончания спектакля.
     Мы зарабатывали очень много и мечтали, скопив несколько десятков  тысяч
франков, навсегда покинуть арену и тихо вдали от людей окончить нашу жизнь.
     Как вдруг, во время наших  гастролей  в  Гейдельберге,  крыло  трагедии
впервые развернулось над нами. Наш антрепренер убедил  нас  предоставить  за
очень большие деньги право репродукции  "феномена  сестер  Генрихсон"  фирме
восковых кукол в Гейдельберге... Я забыла название этой фирмы.
     Через два дня нам  представили  молодого  скульптора,  весьма  умело  и
искусно занявшегося лепкой наших восковых изображений.
     На беду, он очень понравился Берте, а песенки сестры окончательно свели
его с ума.
     Неестественная  страсть  художника  к  прекрасному  уроду   разгоралась
подобно костру Ивановой ночи. Лихорадочный блеск в глазах сестры,  учащенное
биение ее сердца открывало  в  ней  новое,  незнакомое  для  меня  существо.
Тягостным мраком заволакивались глаза художника.


     Гроза приближалась.
     Трагическая развязка...
     Вертя и посыпается. Кончаю


     3 сентября. Венеция


     Продолжаю.  Трагическая  развязка  оказалась  более  ужас-ной  и  более
скорой, чем можно было думать.
     Однажды  вечером,  когда  атмосфера  страсти  сгустилась   вокруг   нас
настолько, что я готова была,  казалось,  схватить  топор  нашего  циркового
плотника Жермена и, разрубив роковую связь свою  с  сестрой,  выброситься  в
окно - художник, которого мы звали просто "милый Проспер" сказал свое полное
имя "Проспер Ван Хооте".
     Я не удержалась от крика. Двух вопросов было достаточно,  чтобы  всякие
сомнения пропали. У наших ног лежал сын нашего отца, наш младший  брат.  Как
безумный вскочил он на ноги и, схватившись за голову, выбежал за дверь.
     Наутро мы узнали, что он повесился.
     Сестра заболела нервной лихорадкой. По ее выздоровле-нии мы,  связанные
контрактом, еще два раза появились на арене в каком-то  немецком  городишке.
Потом уехали  сначала  в  Гент,  а  после  в  Брюгге,  рассчитывая  на  свои
сбережения прожить несколько лет спокойной, замкнутой жизнью.
     Меланхолический  перезвон  брюггских  колоколов,  тишина  улиц,   почти
безлюдных, и черные лебеди на темно-зеленой водной глади каналов  стали  для
нас целительным бальзамом.
     Первые месяцы мы сидели целыми днями у окна. Я  перечитывала  книги,  а
Берта безумными глазами смотрела на медленно плавающих лебедей и  сотни  раз
повторяла четверостишье, когда-то написанное Проспером:


     Черный лебедь, плывет над зеленой
     волной,
     И качаются ветви магнолий. Ты встречалась когда-то, я помню,
     со мной,
     Но не помню, когда, и не помню, давно ли.


     Так в небытии прошел год, другой... Глаза Берты  стали  улыбаться,  она
принялась за рукоделье и не раз опускала свои тонкие пальцы на струны лютни.
На третий год наши сбережения стали приходить к концу, и пришлось подумать о
"работе". Мы написали письмо одному старому другу.Через неделю к нам  явился
человек в круглой шляпе, оказавшийся импрессарио Подгурским,  подготовлявшим
турне по портовым городам  Средиземного  моря.  Берта  заинтересовалась.  Мы
подписали очень выгодный контракт. Были вместе с паноптикумом в  Гелиополисе
и Александрии, посетили Алжир, два месяца прожили в Барцелоне, провели  зиму
в Палермо, и роковая судьба забросила нас в Венецию.


     10 сентября. Венеция


     Продолжаю.  На  третий  день  наших   венецианских   гастролей   утром,
причесывая свои роскошные бронзовые волосы, Берта выронила и разбила круглое
зеркало... Мы с ужасом посмотрели друг на друга. Из всех ужасных примет  эта
была наиболее верной.  А  вечером  того  же  дня  Подгурский  привел  к  нам
московского архитектора Вольдемара М., давно уже искавшего  познакомиться  с
нами.
     Бледный, с черной ассирийской бородой, он казался человеком,  продавшим
свою душу дьяволу, а его говор, как  и  вообще  у  всех  русских,  говорящих
по-немецки, был певуч и напоминал мне почему-то малагу, которую  мы  пили  в
Барцелоне.
     Отчетливо помню этот проклятый вечер и ночь, когда сердце Берты  билось
иначе, чем обычно, совсем как в памятные гейдельбергские дни.
     Казалось, дух Проспера ожил в этом северянине, каза-лось, тайная власть
почившего несчастного брата  над  душою  Берты  была  кем-то  вручена  этому
бледному  человеку  с  кошачьими  манерами.  Напрасны  были  мои   слова   и
предупреждения, бессонные ночи и общие слезы, увлажнявшие общую  подушку,  и
клятвы, даваемые на рассветах.
     Страсть разгоралась, бурный поток увлекал все, и  даже  я,  прикованная
уродством к своей сестре, была как-то странно  подхвачена  ее  волнами.  Его
слова, улыбки, прикосновения,  как  раскаленный  металл,  выжигали  в  нашем
существе стигматы страсти. И вот однажды, когда я  в  бешенстве  исступления
впивалась зубами в подушку, Берта стала принадлежать ему.
     Он бежал от нас среди ночи.  Сестра  пробыла  три  дня  онемевшая,  как
камень. Потом очнулась. Гнала его прочь. Снова звала к себе. Он, бледный как
смерть, лежал часами у ее ног. потом убегал, пропадал днями.
     Потянулись месяцы бреда и сумасшествия...  Мы  почувствовали,  что  под
сердцем Берты затеплилась новая жизнь. Цирк давно уехал. Вольдемар  заплатил
за нас огромную неустойку Подгурскому.

     21 сентября. Венеция


     Берта бредит вторую ночь. Доктора боятся тяжелых родов. Говорят о нашем
с сестрой операционном разделении. Вольдемар ходит  как  помешанный.  Берта,
когда просыпается, гонит его прочь. Ночью в бреду зовет Проспера.


     23 сентября


     Сегодня я очнулась и вскрикнула. Берты не было рядом. Моя  правая  рука
была совершенно свободна. Доктора говорят, что у Берты  родилась  девочка  и
она в другой палате.


     29 сентября


     Наконец мне рассказали все. Уже неделя, как Берты нет  в  числе  живых.
Когда начались роды, нас разъединили. Опасались, что начавшийся сепсис будет
смертелен и для меня. Боже! Дай мне пережить все это.


     30 сентября. Венеция


     Я еще так  слаба.  Сегодня  мне  показали  мою  маленькую  красную  всю
племянницу. Говорят, когда началась  агония,  Берта  прогнала  Вольдемара  и
приказала уехать из города.
     Я поняла ее порыв и просила доктора, в случае, если Вольдемар вернется,
сказать ему, что мы умерли все,-и Берта, и я, и маленькая  Жанета.  Когда  я
поправлюсь, мы уедем далеко, далеко, и никто, никогда не расскажет Жанете  о
страшных призраках ее происхож-дения.

     XVII. БЕЗУМИЕ

     Агрономическая помощь населению была

     в Италии, быть может, нужнее,нежели

     в какой бы то ни было иной стране.


     А. Чупров


     Владимир М., исполняя предсмертное приказание Берты, почти  качаясь  от
усталости, с безумными горящими глазами, побрел  на  вокзал,  сел  в  первый
отходящий поезд, который куда-то его повез.
     Это был  необычайный  для  него  поезд.  В  нем  не  было  иностранцев.
Приземистые, коренастые  культиваторы  громко  смеялись  и  разговаривали  о
суперфосфатах,  о  дисковых  боронах  Рандаля,   ругали   своего   агронома,
почтительно отзывались о каких-то Бицоцеро,  Луцатти  и  Поджо  и  поносили,
сплевывая на пол, породу рогатого скота, называя ее бергомаско.
     Поезд  остановился  в  Пьяченце,  земледельческом  центре  Итальянского
севера.
     Это была закулисная Италия. Та, которая составляет действительную нацию
и которая совершенно неизвестна иностранцу.
     Итальянцы любят мечтать  о  "Третьем  Риме".  Если  пер-вый  был  Римом
античности, второй - Римом  пап,  то  третий  Рим  будет  Римом  кооперации,
усовершенствованной  агрономии  и  национальной  промышленности  итальянской
демократии.
     Однако Владимиру М. до всего этого не было никакого дела,  и  он  уныло
бродил в Пьяченце  по  сельскохозяйственной  выставке,  смотря  откормленных
тучных  быков,  скользя  глазами  по  пестрым  агрономическим   плакатам   и
машинально слушая пылкие речи какого-то каноника о преимуществах английского
дренажа для вечнозеленых марчито.
     Наскучив  однообразным  и  скучным  зрелищем  трудовой  земледельческой
культуры, Владимир переехал в Павию  и  близко  около  нее  нашел  небольшой
монастырь Чертоза, приспособленный для выделки ликера.
     Пышные  барочные  часовни,  тонкие  и  легкие  колоннады   монастырских
двориков, розарии, полные благоухания,  дали  ему  возможность  собраться  с
мыслями.
     Блуждающий взор приобрел осмысленность, и через четыре дня он уже нашел
в себе силы вернуться в Венецию.  С  покорностью  выслушал  весть  о  смерти
сестер и своей дочери и, сразу сгорбившись и постарев, направился к вокзалу,
не имея сил оставаться в городе, ставшем гробницей его счастья.
     Когда черная гондола везла его по узким каналам,-  вечерело.  Роскошная
жизнь пенилась и звенела над Венецией.

     XVIII. СНОВА В МОСКВЕ


     В конце мая 1694 года госпожа

     Савиньи совершила последнее

     путешествие в Гриньян.


     "Плутарх для девиц"


     Курьерский поезд медленно подошел  к  московским  пер-ронам.  Мелькнули
Триумфальные ворота, дутики, Тверской бульвар. Владимир М. вернулся  в  свою
старую квартиру в переулке между Арбатом и Пречистенкой.
     Владимир с грустью посмотрел на кресла красного дере-ва, елисаветинский
диван, с которым связано столько  имен  и  подвигов  любви,  ставших  теперь
ненужными, на гобелены, эротические рисунки уже безумного Врубеля,  с  таким
восторгом купленные когда-то фарфор и новгородские иконы, словом, на все то,
что некогда радовало и согревало жизнь.
     Его состояние, некогда значительное, было разрушено до основания.
     Пришлось продать эротические гравюры, некоторую мебель и  великолепного
новгородского "Флора и Лавра" с красной по синему пробелкой и поразительными
пяточ-ными горками.
     Владимир чувствовал себя  манекеном,  марионеткой,  ко-торую  невидимая
рука дергала за  веревку.  Друзья  его  не  узнавали.  Он  вел  замкнутый  и
нелюдимый образ жизни. Заказы, однако, он принимал, и этот последний  период
его деятельности подарил Москве несколько причудливых и странных зданий.

     XIX. ПРИЗРАК АФРОДИТЫ

     Ты сладострастней, ты телесней

     Живых, блистательная тень.


     Баратынский


     Прошло более года. Владимир прогуливался по  дорожкам  Александровского
сада. Следил безразличным взглядом весенние влюбленные пары  и  гимназистов,
зубрящих к экзамену.
     Поднял голову, посмотрел на полосу зубчатых Кремлевских стен, озаренных
заходящим солнцем, и всем существом своим почувствовал приближение смерти.
     Ему болезненно захотелось еще раз дышать горячими лучами  венецианского
солнца, услышать всплески весла в ночной воде канала.
     Он мысленно подсчитал не оплаченные еще долги и,  махнув  рукой,  решил
поехать в Венецию.
     Когда  венский  экспресс,  по  обыкновению  запоздавший,  спускался   в
итальянскую долину, в марчито и рисовые поля, орошаемые мутными водами  реки

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг