А.В.Чаянов.
История парикмахерской куклы, или
Последняя любовь московского архитектора М.
Романтическая повесть,
написанная ботаником X.
и иллюстрированная антропологом А.
I. ПРОЛОГ
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора.
А. Пушкин
Московский архитектор М., строитель одного из наиболее посещаемых
московских кафе, известный в московских кругах более всего событиями своей
личной жизни в стиле мемуаров Казановы,- однажды, проходя мимо кофейной
Тверского бульвара, почувствовал, что он уже стар.
Кофейная, некогда претворенная в одной из картин Юона, вечерняя
фланирующая толпа и желтые ленты мос-ковских осенних бульваров, обычно столь
радостные и бодрые, погасли в его душе. Осенняя сутолока города, автомобили
Страстной площади, трамвайные звонки, вереницы проституток и мальчишки,
продающие цветы, оставляли его безучастным.
Все замыслы, только что волновавшие его сердце, пока-зались ему
банальными, утомительно повторенными сотни раз, и даже вечерняя встреча,
которой он добивался столько месяцев и которая должна была составить новое
крупное событие в анналах его жизни, вдруг показалась ненужной и нудной...
Одни только осенние листья, падающие с дерев и ложившиеся под ноги вечерних
прохожих, глубоко проникали в его душу какой-то горестной печалью.
Он постоял минуту в нерешительности, машинально ку-пил вечернюю газету,
затем быстрыми шагами повернул на Тверскую и, дойдя до цветочного магазина
Степанова и Крутова, послал огромный букет багряных роз той, чье сегодняшнее
падение должно было вплести новые лавры в венок московского Казановы.
Ему не хотелось возвращаться домой, не хотелось снова видеть кресла
красного дерева, елисаветинский диван, с которым связано столько имен и
подвигов любви, ставших теперь ненужными; гобеленов, эротических рисунков
уже безумного Врубеля, с таким восторгом купленных когда-то, фарфора и
новгородских икон, словом, всего, что радовало и согревало жизнь.
Владимиру, его звали так, захотелось раствориться в кипящем котле жизни
великого города. Он спустился на Петровку и привычными шагами, не отдавая
себе отчета, зашел в маленькое артистическое кафе, кивнул знакомой барышне и
спросил себе черного кофе с ватрушкой.
Кругом за столиками и в проходах толкались десятки знакомых лиц в
смокингах, шелковых платьях, бархатных куртках и демократических пиджаках.
Ему улыбались, но он, может быть, в первый раз оставался безучастным и,
машинально слушая звуки скрипок, смешанные со звоном посуды, был захвачен
потоком своих мыслей.
Двигающиеся перед ним люди казались ему картонными и давили его мозг
безысходной тоской, и когда на эстраде появился изящный конферансье, с
трудом установивший тишину и объявивший начало конкурсу поэтесс, Владимир не
мог долее сдержаться и вышел из яркого кафе в темноту московских улиц.
Город с его ночною жизнью, ночные прохожие, полуос-вещенные окна, огни
притонов и четкий в ночной тишине стук копыт запоздалого извозчика душили
Владимира своей известностью, своей до конца испитой знакомостыо. Он
окидывал тоскующим взором знакомые контуры ночных улиц столицы и, решившись
испытать последнее средство против душившей его меланхолии, спустился к
Трубной площади и в одном из переулков нашел знакомый ему китайский притон
опиоманов.
Однако через несколько минут он уже бежал оттуда, еще более гонимый
тоской.
"Извозчик, на Казанский!"-крикнул Владимир, вска-кивая в пролетку.
После второго звонка он подбежал к билетной кассе, и в 12.10 ночной
поезд унес его в Коломну. Владимир искал в провинциальной глуши собраться с
мыслями.
II. КОЛОМНА
"А с того времени в оном никаких
достойных примечания происшествий не случилось".
Коломенская историческая хроника
Коломна славится своею пастилой.
Современный путеводитель
Коломна, некогда славная твердыня, охранявшая окский берег от степных
татарских набегов, а после - крупнейший центр хлебной торговли,- в наши дни
жила сонной жизнью тихого провинциального города. Вековое молчание ее кремля
нарушалось стоном гудков окрестных фабрик. Гармоника загулявшего мастерового
изредка оглашала ее полусонные улицы. Но все же это был славный городок.
Ночной поезд с грохотом уносился на степной берег, оставив на темном
перроне Владимира и каких-то двух озабоченных коммивояжеров.
Неуклюжий извозчик долго стучал и звонил у подъезда "Большой гостиницы"
Ивана Шварева, пока заспанный швейцар не отворил дверей и провел посетителя
в "роскошный" номер с зеленым бархатным диваном и кроватью за деревянной
перегородкой. Коридорный сообщил, что кроме ветчины и пива достать ночью
ничего невозможно.
Через несколько минут, поставив на стол обещанный ужин, он удалился.
Стало тихо. Бесконечно тихо. На столе мерцали две свечи, отсвечивая на
стекле стакана, желтой калинкинской бутылке и озаряя белый судочек с хреном
и горчицей, традиционно поданный к ветчине.
Владимир молча ходил по ковру, и свежесть провинци-альной ночи
понемногу просветляла его сознание.
Наедине с собою он чувствовал до ужаса отчетливо, что он уже стар, что
все, что заполняло его жизнь в течение многих лет, изжито им до конца,
знакомо до пресыщенности.
Ему хотелось простых слов, провинциальной наивности, кисейных занавесок
и герани.
В шкафу, куда повесил свое пальто, нашел он книгу, разорванную и
забытую кем-либо из его предшествен-ников. Это был "Ледяной дом"
Лажечникова, повествование, вполне подходящее к жажде провинциальных
впечатлений.
Владимир отрезал большой кусок ветчины, налил себе пива и начал
пожирать страницу за страницей, запивая калинкинской влагой похождения
сподвижников Петра.
Уже светало и давно пели петухи, когда он потушил свечи и лег спать.
III. РОМАНТИЧЕСКИЕ ВСТРЕЧИ
У Гальони иль Кальони
Закажи себе в Твери
С пармезаном макарони
Иль яичницу свари.
А. Пушкин
Было одиннадцать часов, когда Владимир проснулся и с изумлением
оглянулся кругом.
По мостовой громыхала извозчичья пролетка на желез-ном ходу, где-то на
задах баритональный бас матерно и со смаком ругал какого-то Ваньку, и
осеннее солнце просачивалось сквозь опущенные тяжелые сторы.
С трудом поняв случившееся и почувствовав себя еще более подавленным
какой-то внутренней пустотой, Влади-мир нехотя поднялся, позвонил
коридорного, приказал ему сбегать за мылом, зубной щеткой и где-нибудь
раздобыть полотенце, а заодно принести самовар и калач с икрой, и начал
одеваться.
Постепенно новизна положения начала его заинтересовы-вать, и через час,
сидя за чаем, откусывая горячий калач и читая поданную ему афишу, из которой
явствовало, что сегодня вечером в городском саду г.г. любителями будет
исполнено в пользу вольно-пожарного общества на фонд приобретения моторной
кишки комедия господина А. Чехова "Медведь" и будут петь госпожа Н. И***, он
уже чувствовал себя заметно освеженным от московской тоски.
Городская площадь показалась ему немного более грязной, чем этого бы
хотелось, зато пожарную каланчу он нашел построенною в строго выдержанном
николаевском стиле, а двух гимназисток в белых чулках и козьих полусапожках
весьма свежими и занятными.Посидев полчаса у лимонадного павильона
городского сада, весьма запыленного, но открывающего прекрасную речную
панораму, Владимир узнал от полногрудой дамы, разливавшей лимонад, все
городские новости и, получив практические советы, отправился осматривать
город.
Прошел сквозь Пятницкие ворота, с которых князь Гри-горий Волхонский
громил когда-то гетмана Сагайдачного, посетил храм Воскресения, начал уже
зевать, но заметно оживился, заметя стройных монашек Брусенецкого монастыря.
Вскоре, однако, его бесцельному фланерству был положен конец молодой
незнакомкой в желтых ботинках, оранжевом платье, плотно облегающем стройный
стан, и зеленой шляпе с пером.
Нагруженная покупками и защищающаяся от палящих солнечных лучей красным
парасолем, она обронила продолговатый сверток и силилась поднять его, не
разроняв другие.
Владимир поспешил на помощь и, получив благодарность и решительный
отказ на предложение дальнейшего содействия, стал следовать в почтительном
отдалении вплоть до маленького деревянного домика с террасой, увитой плющом,
окнами, завешенными кисейной занавеской, и очаровательной геранью в банках
на деревянных оконных скамейках.
От лавочника напротив он узнал, что ее зовут Евгения Николаевна
Клирикова, что она жена ветеринарного врача, играет на гитаре и поет
малороссийские песни.
Часы показывали три. Пора было возвращаться в гостиницу к заказанной
стерляжьей солянке и гусю с капустой.
Размышления о начатом сентиментальном романе с ветеринаршей занимали
мысли Владимира, когда он возвращался по уже знакомым улицам городка.
Вдруг он остановился как вкопанный. Знакомое чувство приближения
волнующей страсти содрогнуло все его существо. Перед ним была "Большая
московская парикмахерская Мастера Тютина", сквозь тусклое стекло большого
окна которой на него глядела рыжеволосая восковая кукла.
IV. ВОСКОВАЯ КУКЛА
Родившийся под знаком Рыб
должен опасаться рыжеволосой женщины.
Гороскоп
Это была удивительная восковая кукла.
Густые змеи рыжих, почти бронзовых волос окаймляли бледное, с
зеленоватым опаловым отливом лицо, горящее румянцем и алыми губами и в своей
композиции укрепленное огромными черными глазами.
Несмотря на несколько грубое мастерство, во всем про-свечивало
портретное сходство. Было совершенно очевидно, что у этого воскового
изваяния был живой оригинал, дивный, чудесный.
Все мечты Владимира о конечном женственном, о том, к чему все
пройденные женщины были только отдаленным приближением, казалось, были
вложены в это лицо. Коломна, госпожа Клирикова, монахини Брусенецкого
монастыря и гостиничная солянка из стерляди, все было забыто в одно
мгновение.
Аким Ипатович Тютин, пожилой уже мастер, когда-то работавший у Рулье на
Арбате и там изучивший сложную науку куафера, весьма охотно согласился
продать за 500 рублей свою рекламную куклу, доставшуюся ему за бесценок, и
сообщил все, что мог, о происхождении воскового изваяния.
Месяца полтора назад в Коломну приезжал большой паноптикум "Всемирная
панорама", где вместе с умираю-щим на поле брани офицером, невестой льва
Клеопатрой, знаменитым убийцей Джеком Потрошителем показывались какие-то
знаменитые сестры-близнецы, фамилию которых Тютин запамятовал.
Поразившая Владимира кукла и была одною из этих сестер, попавшей на
витрину "Большой московской парикмахерской" нижеследующим образом.
Жозеф Шантрен, поджарый бельгиец, содержатель па-ноптикума, жил и
столовался у Тютина. Дела паноптикума, вначале оживленные, шли неважно.
Шантрен, снявши обильный урожай, не сумел уехать вовремя. Задержался
какой-то романтической историей и увяз в долгах. Интерес к паноптикуму упал
до нуля, случайные посетители приносили
гроши, и в конце концов несчастному бельгийцу пришлось ликвидировать
свои дела продажей нескольких фигур.
"Клеопатру" купил за хорошие деньги для украшения гостиной недавно
разбогатевший пароходовладелец К., а Тютин, пополам с зятем, державшим
парикмахерскую в Серпухове, приобрели, в зачет долгов Шантреновых,
сестер-близнецов и, разъединив их лобзиком, украсили окна своих заведений.
По сведениям Акима Ипатовича, Шантрен со всем своим скарбом отправился
из Коломны в Москву.
Вечером того же дня, отдав должное гусю с брусникой, Владимир бережно
укладывал в ящик восковой портрет поразившей его женщины, упихивая его со
всех сторон ворохом газет и страницами, вырванными из недочитанного
"Ледяного дома", сочиненного господином Лажечниковым.
Перед отходом поезда на перроне, среди дачной и гуляющей толпы,
мелькнуло оранжевое платье и красный зонтик госпожи Клириковой. Владимир
вспомнил о своем милом сентиментальном коломенском романе и при отходе
поезда послал воздушный поцелуй, чем неприятно поразил кооперативного
инструктора-счетовода Сахарова, с большим правом считавшего госпожу
Клирикову близкой к себе особой, чем мог это сделать московский архитектор.
V. ПОИСКИ НАЧИНАЮТСЯ
Аменофис в тот же час плывет к Кипру.
Госпожа де Фонтен
Владимиру М., воспрянувшему духом и вернувшемуся к жизни, потребовалось
немало времени и усилий, чтобы найти Шантрена.
Его швейцар Григорий успел два раза съездить в Серпухов и купить у
предприимчивого Тютинова зятя Королькова вторую рыжую куклу за 1500 рублей.
Серпуховской парикмахер, предупрежденный Тютиным, считал, что тесть
продешевил, и взял "настоящую" цену, не подозревая, конечно, что М. заплатил
бы и пять и шесть тысяч за необходимого ему воскового манекена.
Серпуховская голова, испорченная немного Королько-вым, который продел
ей в уши серьги, была еще красивее. Но в ней было меньше того женственного
начала, которое так поразило Владимира в Коломне.
Поиски Шантрена, на которые были снаряжены несколько красных шапок,
подвигались медленно.
В адресном столе он числился выбывшим в Коломну, в полиции на него
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг