А.В.Чаянов
Венецианское зеркало,
или Диковинные похождения стеклянного
человека
Романтическая повесть,
написанная ботаником X.
и на этот раз никем не иллюстрированная
О. Э. Ч.
посвящает эту книгу автор
Глава первая,
из которой читатель узнает общее положение дел и знакомится с героями
нашей повести
Алексею никогда не удавалось впоследствии передать своим друзьям в
обычных представлениях и образах нашего мира свои стеклянные впечатления.
Даже больше того - потрясенная память не удержала почти никаких воспоминаний
из дней, непосредственно предшествовавших началу его тяжкого зеркального
бытия.
Последнее, что сохранилось в его памяти отчетливо и даже преувеличенно
ярко, был тот роковой день, когда он нашел искомое в подвалах венецианского
антиквара.
Он помнил в малейших деталях, как сениор Бамбачи, уже истощивший весь
запас хвалебных терминов пяти европейских языков, вяло перебирал перлы своих
коллекций.
Венецианское солнце, как всегда горячее, насыщенное запахом меда и
моря, ложилось бликами на бедрах амуров барокко, играло на стеклянных
подвесках флорентийских конзоли и посылало на потолок антикварного магазина
отблески волн канала Gracio.
Однако все сокровища торгового предприятия сениора Бамбачи, как равно и
предложения других антикваров Европы, оставляли Алексея холодным.
Полгода, уже затраченные на внешнее убранство его новой жизни, не
привели еще к разрешению поставленной задачи.
В восьми комнатах его нового яузского особняка предметы художественного
творчества пяти веков, схваченные острой гаммой экспрессионизма, несмотря на
все усилия, не связывались между собою последним заключительным синтезом.
Была нужна деталь, которая своею острой и пряной силою превосходила бы
многократно все остальные слагающие, как капля эстобаны превосходит все
элементы сложного напитка, служащего для ее воплощения.
Попытка использовать для этой цели деревянного негритянского идола с
бенадирского берега оказалась столь же бесплодной, как и первоначальный
замысел построить всю композицию обстановки на маленькой Венере старшего
Пальмы.
Алексей заметно терял хладнокровие, и ему казалось, что неудача с
устроением яузского дома обрекает на неудачу и устроение жизни с его
обитательницей, чьи рыжие пряди волос обещали дать последний синтез его
мятежной, сложной и в общем тяжелой жизни. С нескрываемой досадой Алексей
отодвинул рукой какой-то пестрый свадебный ящик старой тосканской работы,
предложенный ему выбившимся из сил и недоумевающим антикваром, и решил
использовать последнее средство, которое не раз спасало его от намечавшегося
коллекционерского сплина.
Через десять минут ворчавший Бамбачи, гремя ключами и освещая путь
тусклым фонарем, спустился с ним по сырым каменным ступеням в подвалы, до
краев набитые старой рухлядью, служившей венецианцу рудой для извлечения
драгоценных перлов его антикварного дела.
Алексей надеялся, что глаз старого торгаша, притупленный банальностью
рыночного спроса, что-нибудь пропустил в многочисленных обстановках старых
палаццо и монастырей, гуртом скупленных и сваленных в бездонные подвалы
канала Gracio.
Однако штабели старых запыленных кресел, деревянных церковных
принадлежностей и бледных безруких антиков - в мерцающем свете Бамбачева
фонаря - показались ему скучными задворками Дантова Ада, истлевающим
кладбищем жизни многочисленных поколений.
Щемящая тоска бессилия заполнила сознание Алексея, и он уже собрался
махнуть на все рукой и прямо из магазина ехать на вокзал и в Москву, как
вдруг остановился потрясенный.
Ему показалось в темноте, направо, около огромной картины, за обломками
луисезовских кресел, присутствие кого-то значительного и властвующего.
Алексей остановился. Сердце его забилось учащенно. Он чувствовал все
свои движения связанными, и какая-то власть змеиного взгляда приковывала его
к находящемуся во мраке.
Он сделал несколько шагов в темноте, и в колыхнувшемся свете Бамбачева
фонаря в него впились два исступленные глаза.
Через мгновение, показавшееся ему вечностью, он понял, что перед ним за
обломками красного дерева стоит зеркало, покрытое паутиной и слоями пыли.
С этой минуты острота сознания погасла для Алексея.
С большим напряжением он мог припомнить в смутных зрительных образах,
как привез свою находку к подъезду яузского особняка. Почему-то отчетливо
помнил побагровевшую с натуги толстую шею своего камердинера Григория,
который, кряхтя, вынимал из автомобиля ящик с упакованным в нем венецианским
зеркалом.
Помнил точно сквозь сон и тот роковой момент, когда он, бессвязно
рассказывая свои похождения Кет, стоящей перед ним в озаренном солнцем белом
весеннем платье, начал снимать тафту со своей венецианской находки.
Когда упали на пол последние складки желтой ткани и черная стеклянная
поверхность изогнутыми линиями отразила в себе Кет, горшки кактусов и купола
церквей, горой поднимающихся к закатному небу на Кулишках за Яузой - все
преобразилось "в маленьком домике, и чудилось, будто невидимые струи
стеклянной жидкости заливают собою комнаты и растворяют все окружающие
предметы, делая их призрачными.
Зеркальная поверхность, казалось, излучала из себя тонкую, отстоянную
веками отраву, и она постепенно насыщала собою воздух, мебель, картины,
цветы, стены...
Голова начинала кружиться, и учащенно дышала грудь. Перед глазами
Алексея в свинцовом зеркальном сумраке прыгало его изображение и изображение
Кет, постепенно овладевавшее им безраздельно.
Всматриваясь в зеркало, он не узнавал в отражении спокойных черт своей
подруги и, отводя глаза от зеркала на ее собственное лицо, не узнавал ее
также.
Передвигая тяжелую мебель, невольно касаясь ее руки, бедер, он
чувствовал, что все существо Кет переродилось. Ее всегда холодное и
спокойное тело, казалось, горело, как расплавленный металл.
Под наваждением странного зеркала Алексей чувствовал и себя каким-то
другим. Все те элементы его сущности, которые он научился с годами
подавлять, с неожиданной бурностью и силой проявились вновь.
Чувствуя в своих объятьях трепещущее, жаждущее тело своей подруги,
Алексей в порыве страстного чувства прижал ее к своей груди и хотел
поцеловать ее алчущие губы. Смутно помнил, как Кет спрятала свое лицо за его
плечо и, выскользнув из его объятий, скрылась.
Минуту спустя, и это особенно резко, на всю жизнь, врезалось в его
память,- он оказался перед помутневшей поверхностью венецианского зеркала.
Венецианское стекло отразило его, как отражает поверхность волнующейся
нефти, ломая контуры в кубистическнх формах смещающихся плоскостей.
Алексей напряженно вглядывался в искривленные черты своего лица, ясно
чувствовал всю грубость своей страсти, и эта грубость странно нравилась ему
и радовала его.
Какая-то страшная сила тянула все ближе и ближе к пожелтевшей
поверхности тусклого стекла. Вдруг он вздрогнул, с ног до головы покрылся
холодным потом и, как в подвалах канала Gracio, увидел перед собою два
устремленных на него исступленных, совершенно чужих, глаза.
В то же мгновение почувствовал резкий толчок. Его зеркальный двойник
схватил его правую руку н с силой рванул внутрь зеркальной поверхности,
заволновавшейся кругами, как волнуется поверхность ртути.
На одно мгновение их тела слились в борьбе, и затем Алексей увидел, как
его отражение выскочило, заплясало, высоко подпрыгивая, посредине комнаты, а
он должен был вторить ему в постепенно утихающем зеркальном пространстве.
Глава вторая,
в которой на сцену появляется стеклянный
человек, и описание его злодеяний, виденных
Алексеем из своего зеркального заточения
Вертлявый зеркальный человек, бывший ранее в зеркальном мире Алексеевым
отражением,- в неистовом восторге плясал по большому персидскому ковру,
вывезенному из Шираза, топча его каблуками и высоко подбрасывая ноги.
Через минуту он остановился. Обернулся к зеркалу и залился диким
хохотом, показывая язык и грозя кулаками.
Алексей с отчаянием невероятным чувствовал, что черты его лица
повторяют гримасы дьявольского двойника, а руки и ноги в каком-то онемении,
несмотря на все сопротивление, следуют движению его тела. Стеклянный
человек, упоенный своею властью, подошел почти вплотную к зеркалу и,
иронически выгибаясь в неистовстве невероятных поз, заставлял Алексея
свиваться в телодвижениях, напоминавших позы наиболее фантастических
персонажей Жака Калло.
Изгибая руки и ноги в вынужденной дьявольской гимнастике, Алексей был
подавлен до предела той вульгарностью и омерзительной похотливостью,
которыми был преисполнен его чудовищный двойник, и ощущал даже некоторое
удовлетворение тому, что его сознание оставалось старым, и ни одна его мысль
не должна была вторить мыслям стеклянного человека.
В бешеной злобе сопротивления, его скоро начало радовать и то, что в
исступленности жестов стеклянный человек не всему мог заставить его
следовать. Иногда бешеным сопротивлением воли Алексей задерживал упорством
своей руки какое-нибудь омерзительное движение своего двойника, что
приводило последнего в неистовство и заставляло в страхе отступать от
зеркала.
Напряженная борьба, завязавшаяся сквозь перепонку безмолвной
поверхности стекла, внезапно оборвалась.
В комнату вошла Кет.
Рыжие пряди ее волос были перехвачены жемчужными нитями, и легкая
зеленоватая, совершенно прозрачная мо-сульская ткань оттеняла опаловые линии
тела.
Алексей, потрясенный до последних глубин своего духа, готов был
склониться на колени, но руки его мучительно в неожиданно стали хлопать в
ладоши, вторя движениям восторженного стеклянного человека, который также
заметил появление Кет и обернулся к ней.
Алексею показалось, что хрустнули его шейные позвонки, и, подчиняясь
неведомой силе, голова отвернулась в глубину зеркального мира. В то же время
он почувствовал в своих руках скользкое стеклянное тело двойника своей
подруги.
Кет была скрыта от его глаз. Обращенный волею зеркального человека
внутрь зеркальных пространств, только по движению стоящего перед ним
стеклянного существа мог он судить о судьбе своей подруги.
Зеркальная женщина, чьи скользкие стеклянные бедра он вынужденно
обнимал, улыбалась ему искривленной иронической улыбкой и изображала страх и
удивление, охватившие, по-видимому, настоящую Кет.
Алексей смутно помнил, как через минуту его руки, подвластные чужой
воле, грубо схватили, внушавшее ему отвращение, стеклянное бившееся тело, и
неведомая сила повернула его лицом к поверхности зеркала.
В то же мгновение он, порабощенный, униженный, безвольный, увидел, как
билась в руках его дьявольского двойника живая, родная ему девушка и как
стеклянные руки сжимали ее своими мертвыми объятиями, оставляя на опаловом
теле синяки от твердых пальцев.
Через мгновение все уплыло в зеркальном эфире и слилось для памяти
Алексея в каком-то тяжелом бредовом сне.
Потянулись дни. Тяжелые свинцовые дни Алексеева зеркального бытия.
Впоследствии он не мог вспомнить без содрогания и ужаса тот призрачный
безмолвный эфир, в котором плавали бледные существа, иногда повторяющие
движения своих земных оригиналов, и еще более страшное полубытие в те
минуты, когда ни одна зеркальная поверхность не ловила черты движений того,
кому стеклянные существа были двойниками.
Алексея поражали те горести и радости, крайне жалкие на земную оценку,
которые составляли жизнь этих призрачных существ, их постоянное
сопротивление своим "хозяевам" и желание овладеть ими, заставить их отражать
свои движения и помыслы.
С содроганием натыкался он в трепетном сумраке зеркальных пространств
на отражения давно умерших людей, некогда бывших великими и продолжающих
ныне, угасая, свое зеркальное бытие, лишь изредка заглядывая из своих
инфернальных далей сквозь стеклянную пленку в земной мир, пугая своих
потомков и наводя трепет на девушек, склоненных над гадающим зеркалом.
С содроганием, доступным для его постепенно угасающих чувств, Алексей
убеждался, что его двойник все более и более овладевал его земным уделом и с
все возрастающим злорадством и иронией подмигивал ему по вечерам, когда,
отложив бритву и понурив щеки и подбородок, он смотрелся в зеркало перед
тем, как войти в спальню Кет.
Алексей, с тоской неизъяснимой, наблюдал горестную судьбу своей
подруги. Взятая силой, она надломилась, как надламывается под ударами топора
молодая береза; подчинилась воле зеркального человека, считая его за
Алексея, не понимая происшедшего, не пытаясь думать, обессиленная,
безучастная всему.
В ночных оргиях, которым Алексей должен был вторить в стеклянных
пространствах, сжимая в объятиях ее стеклянный двойник, она была безучастна
и отдавалась порочной игре, как кукла, без радости, без воли, без
сопротивления.
Алексею казалось, что в этой безучастности Кет он находил какое-то
моральное удовлетворение в безысходном круге своих несчастий; с тем большим
удовлетворением замечал он, что порочная страсть стеклянной женщины,
брошенной в его объятия законами зеркального мира, сдерживалась движениями
подлинной Кет, и кипящая ярость темной стеклянной души не могла ни на один
миллиметр изменить вялые движения своего стеклянного тела.
Однако скоро и этому ничтожному моральному утешению начал приходить
конец. К ужасу своему, Алексей заметил однажды изменение своего собственного
сознания, и ему стало казаться, что окружающий его стеклянный эфир начал
просачиваться сквозь поры его тела и костные покровы черепа и растворял в
стеклянном небытии его человеческую сущность. Совершая по воле своего
дьявольского двойника какую-то неистовую жестикуляцию, он ощутил, до ужаса
отчетливо, что неведомая ему моральная плотина
начала размываться и скоро стеклянные волны поглотят и растворят его
душу.
Ощущение дикой безысходности и предельного отчаяния наполнило его душу,
тем более что перед его глазами проходили ужасные картины гибели его земной
подруги.
Бледная, изнеможденная, с провалившимися, но неизменно прекрасными
глазами, с непонятно вульгарно выкрашенными губами, она, как сомнамбула,
почти качаясь и не держась на ногах, сгорала с каждым днем.
Однако Алексей был бессилен чем-либо помочь ей. Стеклянные волны все
больше и больше заливали его сознание.
Память окончательно выпала из его духовного мира, и только изредка
инфернальный мрак его бытия освещался какими-то проблесками сознания.
В одну из таких минут Алексей, несмотря на полное притупление своих
чувств, был потрясен до пределов невероятных. Перед его глазами блеснули
зубы зеркального человека, вонзившиеся в плечо Кет, струи крови, оросившие
ее грудь, стеклянные пальцы, впившиеся в ее горло, и полные ужаса и отчаяния
глаза его подруги. Он видел, как вырвалась она, металась по комнате и
бросилась к запертой двери своей студии. Через мгновение дикой борьбы дверь
сорвалась с миниатюрных петель, и Кет упала у подножия венецианского
зеркала.
Алексей увидел, как стеклянный человек поймал за волосы его подругу,
притянул к себе, поднял и бросил в бешенстве на пол, снова готовый кинуться
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг