как юноша и девушка из большого контейнера космического снаряда.
Голос пел: "И оэ, и оэ".
Экран потемнел, и снова по нему побежали полосы и искры, как будто
вспыхнувшее на нем видение только почудилось взволнованным зрителям. Но
оно появлялось. Оно было. Вот снова на какую-то долю секунды из мрака
возник светлый силуэт и опять исчез. Но он был, он существовал, облик
существа, похожего и непохожего на человека, взывающего сейчас к людям
своим удивительным певучим языком, повествующим о неведомой планете и ее
обитателях. И опять по экрану побежали искры и полосы. Голос умолк. В
аудитории вспыхнул свет.
Буря аплодисментов покатилась по рядам. Все присутствующие в зале встали
со своих мест, отчаянно хлопая. Председатель напрасно нажимал кнопку
звонка. Овация длилась несколько минут. Наконец Тенишев снова взял слово.
- Нет возможности продолжать демонстрацию, - сказал он.- Мы выбрали лучшую
пленку из всех нами полученных. Очевидно, нам еще далеко до создания такой
конструкции телевидеорепродуктора, которая позволила бы воспроизвести
информацию, записанную в призмах с достаточной для ее расшифровки
четкостью. Могу сообщить вам, что нами испытано в нашем приборе уже более
ста призм. Я должен, естественно, в двух словах остановиться на
предварительных итогах работы по расшифровке информации на достигнутом
нами уровне. Как вы убедились сами, информация, записанная в призмах, в
конечном счете раскрывается в наиболее доступной для понимания форме - в
виде звукового кинофильма. Заметьте и построение информации. Она
начинается с представления планеты, посылающей информацию, определения ее
места в Галактике и представления ее обитателей - тех существ, которые
посылают нам информацию. Дальше идет показ, крайне трудный для
воспроизведения, основных вещей и понятий, необходимых для расшифровки их
языка. Вы слышали первые слова информации. С них начинается каждый текст.
Наши лингвисты полагают, что слова "эй, Ао" означают "говорит Ао",
планета, которую они называют Ао. Но это больше догадка, чем обоснованный
перевод. Очевидно, если бы мы послали в космос информацию, мы начали бы ее
словами "говорит Земля". Дальше появляется изображение участка Галактики,
где располагается планета Ао в системе какой-то звезды. Думаю, что
академик Куликов не будет на меня в претензии, если я выдам его секрет,
тем более что отчет о нашей работе завтра появится в газетах. По
определениям наших астрономов, планета Ао является спутником одного из
двух солнц, принадлежащих к знаменитой двойной звезде шестьдесят первой
Лебедя...
Заседание кончилось поздно. Юрий и Ярослав, ошеломленные виденным и
слышанным, усталые, голодные, вышли вместе со всеми. После дождя воздух
над мокрым асфальтом был свеж и влажен.
Они шли от университета к памятнику Ленину. Над их головами сияло звездное
сентябрьское небо. Они остановились на перекрестке. Ярослав, задрав
голову, поискал созвездие Лебедя. Величественно распластав крылья,
отмеченные яркими звездочками, как крылья самолета, Лебедь плыл над их
головами. Где-то под одним из крыльев светила шестьдесят первая.
- Ао!- задумчиво произнес Юрий. - Перехожу на прием.
- Вас слышу, - откликнулся Ярослав. - Я - Земля!
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ГОВОРИТ ЗЕМЛЯ
Глава первая
На распутье
Юрий твердо решил перейти к профессору Панфилову. Если его не примут, он
попросит о переводе в любую лабораторию, где можно работать, не боясь
того, что результаты экспериментальных исследований будут противоречить
теории генетической информации.
Правда, таких лабораторий в составе кафедр биофака, да, впрочем, и на
отделении биологических наук академии было немного. Развитие теории
генетической информации в биологии совпало с ошеломляющими успехами
математики и физики, вступивших на путь управления неживой материей. Здесь
полновластно и безраздельно господствовала кибернетика- наука о
самоуправляющихся машинах. На основе этой науки создавались "мыслящие"
машины, работающие наподобие человека, только в миллионы раз быстрее и без
ошибок, которые допускает любой живой мыслящий мозг. С помощью таких машин
оказалось возможным запускать в космос и возвращать на Землю космические
корабли и корабли-спутники.
Этими машинами осуществлялась расшифровка первой космической информации,
полученной с обитаемой планеты из созвездия Лебедя. Словом, у математиков
и физиков не было никаких сомнений в том, что самоуправляющаяся машина
человеческого тела построена на принципах кибернетики и действует, как
автомат, выносящий правильное решение на получаемую им информацию. Решение
заключалось в жизнедеятельности человеческого организма, а информация, от
которой она зависела, усматривалась в шифре, записанном в структуре
молекулы ДНК.
Собственно, закономерностями и механизмом наследственной передачи
занимались на биофаке на трех кафедрах: генетики, вирусологии и
космической биологии. Остальные кафедры работали в областях, не имеющих
прямого отношения к вопросам наследственности. Но если спросить на любой
кафедре, признают ли ее заведующий и сотрудники зависимость
наследственности от ДНК, все как один, за редчайшими исключениями,
ответят: "Конечно. А как же иначе?".
"А как же иначе?" В этом и заключалась главная трудность борьбы с теорией
информации в науке о наследственности. Как же иначе, если не ДНК?
И что же все-таки обусловливает наследственность, если не ДНК? Так скажут
Юрию на любой кафедре, в любой лаборатории, где он захочет работать, кроме
одной кафедры и одной лаборатории, где работает профессор Панфилов.
На другой день после беседы с Всеволодом Александровичем в лабораторию
зашел Штейн и сказал Юрию, что профессор просит его написать подробный
отчет о проведенной работе с соображениями о плане дальнейших исследований.
- Но Всеволод Александрович ведь знает, в каком направлении мне хотелось
бы работать, - хмуро возразил Юрий. - Я же не скрывал от него, что
дальнейшая работа с воздействием препаратами ДНК на облученных животных
мне кажется бесперспективной.
На лице Штейна появилась вежливо-благожелательная улыбка.
- Молодой человек, - сказал он шутливо-покровительственным тоном, -
руководителю приходится считаться с капризами талантливых учеников. Все
это входит в систему воспитания научной молодежи.
- Я не понимаю, что это значит, - угрюмо проговорил Юрий.
- Словом, пишите отчет, а там видно будет. Кстати, а как идет ваша работа
в качестве воспитателя молодежи? Бываете ли вы на четвертом курсе?
Юрий почувствовал, что краснеет. Он совсем забыл об этом поручении.
- А вот это уж совсем не годится, - укоризненно произнес Штейн.- Это не
только служебное, но и общественное поручение. Вы уже пропустили две
недели. Всеволод Александрович будет недоволен.
На это Юрию нечего было возразить. Он допустил проступок, за который сам
осудил бы любого другого. Пока он не ушел с кафедры, данное ему поручение
следует выполнять.
На другой день Юрий все время провел в библиотеке, готовясь к предстоящей
беседе со студентами. Прошедшая неделя была насыщена тревожными событиями,
и он должен о них рассказать.
Он начнет так: тучи сгущаются над Землей. Или даже так: Земля терпит
неслыханное в ее истории бедствие. Или лучше так: никогда еще в истории
человечества не было такого стечения обстоятельств, чтобы внезапное
стихийное бедствие вызвало такие политические последствия, как катастрофа
в Колорадо...
Да, политические последствия катастрофы в Колорадо теперь, девять месяцев
спустя после страшных взрывов, поразивших атомной смертью четверть
Американского континента, сказались в полной мере.
Беседа прошла с некоторым подъемом. Но все время Юрия не покидала мысль о
Зое. Ее не было. Он не хотел самому себе признаться, что готовился к этой
беседе и пришел сюда ради Зои. А ее не было. Студенты расходились домой. В
коридоре Юрий остановил Андрея.
- Что Зоя, здорова?
Андрей внимательно посмотрел на Юрия.
- По-моему, здорова. Она ушла перед самым твоим приходом.
Юрий почувствовал, как похолодело у него в груди.
- Она знала, что назначена беседа? - тихо спросил он.
- Объявили вчера днем. Она слышала.
Юрий круто повернулся и пошел к себе в лабораторию. Был уже шестой час.
Смеркалось. За окном спускался холодный осенний вечер, осыпающий стекла
мелкими каплями моросящего дождя. Юрий зажег лампу, разложил на столе
микрофотографии протоколы опытов, кривые. Вступительная часть отчета была
им написана еще вчера, после разговора со Штейном. На чистом листе он
вывел название следующего раздела - "Экспериментальная часть". Но писать
он не смог. Глухая тоска подступала к его сердцу неотвязной, щемящей
болью. Отчет казался ему пустой, никчемной формальностью, не имеющей
никакого значения ни для профессора Брандта, пи для него самого. О чем
писать? И как можно писать, когда он в таком состоянии? "Нужно кончать с
этим", - решил он. И, прежде чем исчезла эта мысль, его руки поспешно
собрали со стола все бумаги, сбросили их в ящик и повернули ключ. Нужно
пойти к Зое. И кончить эту историю.
Он знал, что ее комната находится на девятом этаже.
- Вы не заметили, Лапшина вернулась домой? - спросил он внизу у дежурной.
- Как же! Только что пришла с каким-то мужчиной. Я спросила кто. Сказал,
доцент с биофака. А вы кто будете?
- Тоже... преподаватель. С биофака, - машинально ответил Юрий и пошел к
лифту.
Комната девятьсот девяносто. Он стучит в дверь. Голос Зои:
- Войдите!
Он входит. У стола перед окном - Зоя и Штейн. Комната ярко освещена
плафоном. Лицо Зои оживленно. Герман Романович, как всегда, полон
спокойствия, благожелательности и чуть-чуть иронической корректности.
- Извини, не знал, что ты не одна, - глухо говорит Юрий. - Тебя не было на
занятиях, зашел узнать, как себя чувствуешь.
- Это моя вина, - вежливо объясняет Штейн.- Зоя Андреевна зашла по моему
приглашению ко мне в лабораторию - посмотреть препараты крови при
космической лейкемии. И я задержал ее до такой поздней поры.
- Это было очень интересно! - восхищалась Зоя.- Какая увлекательная
работа! Да ты проходи, Юра. Снимай свой плащ. Будем пить чай.
- Благодарю вас, но мне уже пора, - говорит Штейн.
Он пожимает руку Зое. Проходя мимо Юрия, увлекает его за собой в дверь.
- На одну минуту, Юрий Николаевич.
Они стоят в коридоре друг против друга. Юрий хмуро смотрит на Штейна.
- Вот о чем я хотел вам сказать, - вполголоса говорит тот. - Я сделал
предложение Зое Андреевне.
Штейн вежливо отводит глаза, чтобы не видеть отчаянного выражения на лице
Юрия.
- Зоя Андреевна еще не дала мне определенного ответа. Но, во всяком
случае, вам должно быть понятно, почему я сейчас здесь. Вот и все. До
свидания.
Юрий медленно отворяет дверь. Он не может понять, что с ним делается.
Голова его кружится. Он входит в комнату и тяжело опускается на стул, не
снимая влажного плаща. Он чувствует странную, обессиливающую усталость,
точно пробежал десять тысяч метров и, неожиданно запнувшись, упал за сто
метров до финиша, не достигнув цели.
- Что с тобой? На тебе лица нет, - встревоженно спрашивает Зоя.
- Нет, ничего Я, пожалуй, тоже пойду.
Зоя испытующе смотрит на него.
- Что тебе сказал Герман Романович?
- Ничего особенного. Что он сделал тебе предложение. И ты не дала
определенного ответа.
- И что же?
- Что же я мог ему сказать? Что я... имел те же намерения?.. И не решался
объясниться?
Намерения... Объясниться... Это звучит неожиданно грубо и странно. Но Юрию
уже все равно. Он поднимается со стула.
- Я пойду.
- Я провожу тебя. До автобуса, - решительно говорит Зоя.
Они молча спускаются в лифте. Дверь с шумом захлопывается. Сыро.
Промозглый туман, похожий на мелкий дождь. В лужах на асфальте отражаются
шары фонарей, раскачиваемые ветром.
Тени от фигур Зои и Юрия мечутся под ногами, вызывая головокружение.
Сыро, темно, неуютно, холодно. Они идут той же дорогой, по которой год
назад Юрий провожал Зою перед отъездом в Америку. Он слышит ее голос, едва
улавливая смысл слов.
- ...Мы ведь не дети, Юра, - говорит она негромко, и голос ее звучит
холодно, как звон льдинок в замерзающем ручье. - А ты никак не хочешь
понять этого. На нас возложена огромная ответственность за дело, к
которому мы себя готовим. А что делаешь ты? Извини меня, но твое поведение
на кафедре - это какое-то мальчишество. Штейн говорил мне, что ты не
соглашаешься с профессором Брандтом в оценке твоих данных. Откуда это
самомнение? И зачем оно сейчас, когда перед нами ставятся на кафедре такие
задачи?..
Зоя говорит спокойно, стараясь не обидеть Юрия, но он слышит в ее голосе
твердое и непреклонное осуждение. Ей не нравится, как он себя ведет. Ей
нравится работа на кафедре космической биологии. А ему нет. И его право не
скрывать это отношение. Оно выстрадано тремя годами бесплодной и
бесперспективной работы. Но как ему объяснить это?
- Я думала о тебе иначе. Мне было хорошо с тобой, Юра, - говорит Зоя. - Я
думала, что ты видишь это и по-настоящему ценишь наше чувство. А оно для
тебя, очевидно, такая же игра, как и все, что ты делаешь.
Боже мой, что она говорит? Неужели она так думает?
- Игра в самостоятельность в науке, - продолжает Зоя. - Игра в дружбу с
Ярославом и Андреем. Игра в любовь с однокурсницами. Пора уж, наконец,
жить настоящими чувствами.
Они подошли к остановке автобуса. Зоя зябко кутается в свой плащик. На
остановке никого нет. Сыро. Холодно. Юрий уткнул подбородок в мокрый,
налипающий воротник.
- Не сердись на меня, - говорит Зоя. - Я ведь очень... хорошо к тебе
относилась. И мне не хотелось, чтобы тебе было больно. Герман Романович
просит, чтобы я вышла за него замуж. Я не знаю... люблю ли я его. Но мне
нравится, что он такой... крепкий, сильный, определенный.
Она кладет руку на его рукав. Автобус подходит.
- Не нужно огорчаться этим, Юра, слышишь?
- Ну, не умру же я от этого! - говорит Юрий, отводя глаза.
- До свидания.
- Прощай.
Он входит в автобус, не оглядываясь. Долго стоит у дверей, не понимая, что
делать дальше. Автобус мчится сквозь моросящий дождь вдоль ограды
астрономического института. Небо закрыто тучами так плотно, словно за ними
нет ни звезд, ни планет и земной шар в полном одиночестве летит в холоде и
мраке космического пространства. Юрий идет по проходу. Опускается рядом с
широкоплечим человеком в темной намокшей шляпе. Сидит, устремив застывший
взгляд в стекло. Цепочки огней прыгают в темноте впереди. Вот и все. Юрию
невыносимо грустно, словно он навечно обречен нестись в этом полупустом
автобусе в мокрую темноту без цели и смысла.
И вдруг тяжелая рука опускается на его колено. Он в недоумении косится на
своего соседа. Это профессор Панфилов.
- Здравствуйте, Павел Александрович, - говорит Юрий. - Извините, я вас не
заметил.
- А я заметил вас сразу, Чернов. И вижу, что с вами неладно. Какая-нибудь
беда?
- Да, - отвечает Юрий.
- На кафедре?
- И на кафедре тоже.
- Не ладится с работой?
- Да.
- Ну, это еще не настоящая беда. Хуже бывает, когда все ладится. А еще?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг