принять вывода о необратимости лучевых поражений. Пусть ДНК, пусть
хромосомы, но Зоя должна жить!
Но что значит - чего бы ни стоило? Вот он отдал ей нужную дозу костного
мозга. И готов отдать всю свою кровь. Теперь она будет жить. А дальше?
Неужели она до конца своих дней, как проклятое клеймо, понесет в своих
клетках печать, выжженную лучевым ударом? Да, так выходило из науки
Всеволода Александровича. Шифр генетической информации нарушен. И это на
всю жизнь, пока не прекратится воспроизведение извращенного шифра.
Нет, такой ясности Юрию не нужно. Это не может быть ясно потому, что
неверно. Но почему неверно? Только потому, что Юрию страшны последствия
лучевого поражения у Зои? Но ведь это же не научный аргумент. А что другое
он может представить своему профессору?
Юрий понимал, что основная задача его темы, совершенно ясная для
профессора Брандта, неясна ему, Юрию, потому что всем своим существом он
не мог принять вывода, вытекавшего из его работы. Получался, как и у Тони
с ее дрозофилой, какой-то фокус, в котором нельзя было разобраться. Внешне
совершалось настоящее чудо, но ведь чудес не бывает, значит должно быть
какое-то разумное объяснение того, что происходит. А объяснения не было.
Был фокус: изменение хромосом и последующее изменение клетки и
возникающего из нее организма. Фокус заключался в таинственной и
неуловимой связи между планом, будто бы записанным особым шифром в
молекулах ДНК, и построенным по этому плану сооружением - организмом. А
разумного объяснения не было.
Юрий с трудом заставил себя встать, пойти в подсобный виварий - комнату,
отведенную для размещения подопытных животных. Взял в переносную клетку
своих крыс. Принес и поставил на стол на своем рабочем месте. Последняя
операция была сделана вчера. У каждого из трех животных острым скальпелем
Юрий соскабливал покровную ткань роговицы глаза. Затем полагалось
ежедневно измерять площадь, постепенно покрываемую нарастающей с краев
покровной тканью.
Юрий вытащил первую крысу. Он привык с ними обращаться и не боялся укусов.
Крыса спокойно смотрела на него своими рубиново-красными глазами. Странно!
Оба глаза были на первый взгляд одинаковы - и оперированный и контрольный.
Юрии посмотрел ухо крысы. Нет, метка, нанесенная тушью, была на месте.
Тогда в чем же дело?
Юрий взял вторую крысу. Та же картина. Правый оперированный глаз выглядел
почти как нормальный. Обнаженная поверхность роговицы почти целиком
заросла покровной тканью. Третья крыса смотрела на него по-прежнему
тусклым, мутным взглядом. Юрий быстро просмотрел всю партию животных. Да,
действительно, у двух крыс из восьми регенерационная способность
восстановилась. Юрий чувствовал, как мурашки побежали по его спине. Что же
это значит? Животные выздоровели? По-видимому, так, если покровная ткань
приобрела ту же скорость роста, с которой происходит регенерация у
нормальной крысы - в течение двух суток. Очевидно, подавленная
восстановительная способность пришла в норму.
Спокойно, спокойно! Юрий тщательно рассмотрел глаза оперированных животных
под лупой. Да, сомнений не оставалось. Регенерация произошла, и почти с
той же скоростью, с какой она происходила у всех контрольных крыс. Теперь
посмотрим отпечатки. Юрий работал как автомат. Стекло прижато к роговице.
Покровная ткань прилипла. Быстрая фиксация - парами формалина, десять
минут. Пока сделан третий отпечаток, первый уже готов. Теперь промыть,
потом в краску, потом отмыть краску, дальше - спирт, ксилол, бальзам.
Препарат готов.
Ровная, как торцовая мостовая, из плотно прижатых друг к другу клеток
регенерировавшая покровная ткань выплывает из тумана. Вот клетки в фокусе.
Большое увеличение. Делящаяся клетка с совершенно нормальными хромосомами!
- Посмотри, - сказал он Вадиму таким странным голосом, что тот уронил на
пол карандаш.- Посмотри в микроскоп,- повторил Юрий, поднимаясь с места.
Вадим подсаживается к микроскопу.
- Видишь митозы? Подвигай препарат. Посмотри хромосомы. Ну как, по-твоему,
они нормальные? Ведь соскоб я делал двое суток назад. И вот тебе полная
регенерация.
Товарищи подходили - полюбоваться удачей Юрия. Но этого ему было мало. Он
побежал за Ярославом, усадил его у своего микроскопа.
- Ну и что? - спросил Ярослав, оторвавшись от микроскопа и надевая очки.
- Как что? Разве ты не видишь? Полная нормализация,
- Так и должно быть. На роговице сделаны сотни работ с лучевым поражением.
Сначала восстановительная способность подавляется. А потом развивается
снова.
- Очень хорошо. А за счет чего?
- За счет оставшихся непораженными или слабо пораженных клеток.
Юрий смотрел на Ярослава нахмурясь. Да, очевидно, такое объяснение
предложил бы Всеволод Александрович. Те клетки, которые получили лучевой
удар по шифру ДНК, естественно, ослаблены. И как только слабо пораженные
клетки оправились и стали размножаться, они вытеснили сильно пораженные
клетки.
- А кто это доказал? - спросил он мрачно.
- Ну, прямых доказательств нет, так как различать в пораженной ткани
сильно пораженные и слабо пораженные клетки невозможно. Но ведь никакого
другого объяснения не придумаешь. Не может же клетка с пораженным
механизмом роста и развития вновь прийти в нормальное состояние.
- А я думаю, что может,- с напряжением произнес Юрий. В ушах его прозвучал
голос Панфилова: "Эта идея должна лечь в основу разработки проблемы
лучевого поражения и преодоления его последствий".
- И постараюсь доказать это,- заявил Юрий.
- Желаю удачи,- ответил Ярослав.
Глава пятая
Земля после катастрофы
Черные тучи, медленно рассеиваясь, все еще продолжали висеть над
континентом. Грозы, сопровождающиеся страшными ливнями, ускорили осаждение
радиоактивной пыли, но воздух еще полностью не очистился от радиоактивных
веществ. Собственно, вся территория Соединенных Штатов, не считая
треугольника, замкнутого между Аппалачскими горами и Атлантическим
океаном, стала опасной для жизни людей. Как известно, допустимая,
относительно безвредная доза радиоактивности, включая космические лучи,
излучение радиоактивных элементов, поглощаемых с пищей, и гамма-излучение
Земли, не должна превышать долей рентгена в год. В результате выпадения
осадков, включающих радиоактивные железо, кобальт, цезий, стронций, уран,
радиоактивность почвы в восточных и центральных штатах к концу февраля, то
есть через месяц после катастрофы, измерялась сотнями рентген в
перечислении на год.
Перед правительством Соединенных Штатов встала задача чудовищной трудности
- срочно эвакуировать население центральных и западных штатов в
относительно безопасную часть страны - промышленный Север и атлантические
штаты.
В течение месяца почти все население Соединенных Штатов было
перебазировано на восток, за Аппалачские горы. Правительство решилось -
впервые в истории Америки - на реквизицию всей свободной жилплощади,
заселяя ее эвакуированными с запада людьми. Но эта мера позволила
обеспечить не более двадцати процентов нуждающихся и главным образом более
состоятельных людей, владеющих средствами для неизбежного в этих условиях
подкупа и занимающих такое положение, которое позволяло влиять на тех, от
кого зависело распределение жилищ. Для рабочих, мелких служащих, фермеров
сооружались палаточные городки. Но их не хватало.
Задача перемещения десятков миллионов людей осложнялась потребностью
эвакуируемых в медицинской помощи. 30 миллионов пострадавших в той или
иной степени от лучевого поражения - такой ошеломляющей цифрой
характеризовалось это неслыханное бедствие американского народа.
Потерпевшая бедствие страна взывала о помощи.
И помощь шла. Все страны мира откликнулись на призывы.
Требовались медикаменты, продовольствие, одежда. Люди двигались из теплых
западных и юго-западных краев в холодные районы северо-востока, где в
разгаре была зима, снежная и морозная. Нужны были жилища. Резервы
продовольствия. И прежде всего требовалась медицинская помощь пострадавшим
от радиации.
Было что-то символическое в потоке кроветворной ткани, который хлынул из
Европы, Латинской Америки и Азии для спасения пораженных лучевой болезнью.
Миллион доз костного мозга в ампулах по сто граммов, замороженных при
температуре минус семьдесят градусов, сто тонн - целое море кроветворной
ткани было собрано в течение десяти дней в Советском Союзе от добровольцев
доноров и отправлено на самолетах в Соединенные Штаты. Более двухсот тысяч
доз удалось собрать в Индии. В Латинской Америке ценой огромных
организационных усилий добыли свыше полумиллиона доз. Все европейские
страны отправили около миллиона доз. К концу февраля свыше десяти
миллионов американских граждан, пораженных лучевой болезнью, подверглись
лечению переливанием кроветворной ткани.
При всех решительных мерах, предпринятых американским правительством,
госпитализация такого количества больных на территории северо-восточных и
атлантических штатов оказалась неосуществимой. Под госпитали были заняты
все гостиницы, общежития, санатории, многие крупные государственные
здания, пригодные для приема больных, но удалось разместить едва половину
нуждающихся. Быстро, применяя военные строительные методы, сооружали
временные больницы. Но и их не хватало. Около двух миллионов больных
американских граждан приняли другие страны.
Юрий читал все сообщения с жадным, нетерпеливым вниманием, и сквозь
строчки печати, через буквы читаемых слов ему мерещилось лицо Зои, каким
он увидел его впервые после ее возвращения.
Посещения в больнице разрешили только на десятый день. Андрею и Зое стало
несколько лучше, но доступ к ним был строго ограничен.
Зоя лежала у окна, и белый, ровный свет зимнего дня падал на ее бледное
лицо и руки. Юрий не видел в палате никого, кроме нее, и шел как лунатик.
- Здравствуй, Зоя,- прошептал он, задыхаясь от нежности и боли.
На ее похудевшем лице светло-карие глаза казались огромными. Она
произнесла едва слышно: "Как я рада тебя видеть!" - и чуть приподняла руку
с синеватыми жилками.
Сердце Юрия стиснула жалость - такой прозрачной, такой бескровной была эта
рука.
- Ну вот, дело идет на поправку,- неловко сказал он.- В левой руке Юрий
все еще держал цветы - весенние мимозы из Сочи, которые продавали по всей
Москве, и только теперь он догадался, что их нужно передать Зое. Она с
трудом поднесла цветы к лицу.
- Как хорошо! - прошептала она.- А я чувствую себя лучше. Уже больше трех
недель прошло. Вероятно, я буду жить.
- Конечно,- бодро сказал Юрий.- Теперь ты быстро выздоровеешь. Кровь
нормализируется.
- Твоя кровь,- улыбнулась Зоя.- Вот уж никогда не думала, что такое
возможно. Твоя кровь в моих жилах.
- Будьте уверены, кровь неплохая,- неловко пошутил он.
- Да, мне теперь хорошо. А как Андрей?
- Тоже хорошо. Ему ввели костный мозг Ярослава. Майина кровь по своим
показателям оказалась не подходящей ни для него, ни для тебя.
- Как это удивительно! - сказала Зоя, касаясь тонкими прохладными пальцами
руки Юрия.- Мы теперь стали кровными родными. Как брат и сестра.
- Да, как брат и сестра,- машинально повторил Юрий. - Как ты себя
чувствуешь?
- Хорошо. Совсем хорошо.
И глаза ее оказали: "Мне хорошо с тобой".
Юрий скоро ушел - ждали другие. Он приходил почти каждый день. Зоя
постепенно поправлялась.
Но он знал, что это только начало борьбы организма с лучевым поражением.
Опыт лечения лучевой болезни показал, что пересадкой кроветворной ткани
решается только первая задача - продления жизни больного. Где-то в недрах
его тканей затаился крохотный, слабый росток жизни, какая-то ничтожная
частичка, способная к возрождению. Этот росток еле теплится, колеблясь как
пламя спички в сырой, ветреный день. Вторая - и главная - задача
заключается в том, чтобы раздуть это пламя, разжечь из него костер,
вдохнуть жизнь в ничтожный росток и вызвать в нем бурный рост и цветение.
Если только у него достаточно сил для этого.
Теплящееся пламя может оказаться таким слабым, что костер из него не
разгорится. Тогда - вторичная болезнь, через три-четыре недели.
Чужая кроветворная ткань начнет хозяйничать в организма. Она станет
выполнять свою защитную роль, но будет защищать не приютивший ее организм,
а породивший ее и оторванный от нее организм донора, выступая теперь в
качестве его представителя против тканей нового хозяина. Защитные факторы,
антитела чужеродной кроветворной ткани, погубят спасенный этой же тканью
организм.
Вот почему при лечении лучевой болезни переливание костного мозга
совмещают с воздействием всевозможными стимулирующими и тонизирующими
средствами.
- Меня всю искололи,- жаловалась Зоя.
Вводили все, что может подстегнуть подавленные восстановительные силы.
Витамины. Глюкозу, как источник энергии. Камфару для усиления деятельности
сердца. Бромистые препараты, укрепляющие нервную систему. Всевозможные
тонизирующие вещества.
Теперь он знал, что ему делать. Он не боялся предстоящего спора с
Брандтом. До защиты дипломной работы у него остается почти три месяца -
времени хватит. Он выписал себе двадцать крыс.
Юрий долго раздумывал над полученным эффектом, прежде чем решился
поставить этот эксперимент.
- ...Научиться вызывать в клетке тип обмена веществ, обеспечивающий
устойчивость против радиации.
Так сказал в своем докладе профессор Панфилов. Юрий крепко запомнил слова
Павла Александровича.
- Разрешима ли эта задача? - сказал он.- Да, если научиться воссоздавать
условия, под влиянием которых клетка переходит на древний тип обмена
веществ, приспособленный к действию радиации на живую материю.
Панфилов вызывал этот переход действием пониженных температур - простейшим
приемом, который впервые был применен выдающимся советским ученым
академиком Филатовым для пересадок роговицы глаза.
Юрий переворошил журналы тридцатых годов с описаниями первых классических
операций Филатова. С волнением перелистывал он пожелтевшие страницы,
разглядывая тусклые, неясные фотографии, с которых на него смотрели
человеческие глаза, больные, невидящие, покрытые плотными пленками бельма
и исцеленные, ясные, прозрачные, светящиеся сквозь пересаженную и
прижившуюся роговицу.
До Филатова десятки выдающихся окулистов мира пытались осуществить эту
операцию - заменить пораженную бельмом, непрозрачную роговицу аналогичной
тканью, взятой от трупа. Все попытки были безуспешны - трупная ткань, даже
взятая сейчас же после смерти, не приживалась на месте удаленной больной
роговицы.
Метод Филатова был до крайности прост: глаз, взятый от трупа, выдерживался
несколько дней на холоде - при температуре около плюс четырех градусов.
Этого оказывалось достаточно, чтобы роговица приобретала способность
срастаться с окружающими тканями оперированного глаза и замещать удаленную
больную роговицу, пораженную бельмом.
Филатов считал, что неблагоприятное для жизни клеток условие - пониженная
температура - вызывает в тканях развитие веществ, стимулирующих жизненные
процессы. Поэтому роговица выдерживала критический срок, пока ее клетки
приспосабливались к новым условиям жизнедеятельности.
Тот же прием применил Панфилов для зашиты тканевых культур от действия
радиации: он выдерживал культуры в условиях пониженной температуры, и
клетки приобретали устойчивость против разрушающего влияния рентгеновых
лучей.
Юрий долго думал о том, что произошло с клетками роговицы у крыс в его
опыте. Полученный им феномен не вызывал у него никаких сомнений. У трех
крыс из восьми действительно произошло какое-то глубокое изменение
роговицы, пораженной космической радиацией: Юрий несколько раз соскабливал
покровную роговичную ткань у этих животных и неизменно наблюдал нормальное
восстановление с типичным размножением и передвижением клеток. Что-то
защищало клетки от дальнейшего разрушения. Но что?
Можно предположить, что в роговице возникли вещества, подобные
биостимуляторам Филатова. Но это не вносило ясности. А почему они
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг