Ноги привязали ещё к одному брусу, расположенному по центру
перпендикулярно первому. Помощники ещё раз навалились и потянули тело. Мышцы
на спине взбугрились, я услышал, как трещит мой позвоночник и свёл зубы
мёртвой хваткой - негоже казаку кричать. Крик от боли - это страх, но разве
я их боюсь? Это им приходится меня бояться и ненавидеть. Я плачу им тем же -
ненавистью, которая щитом встала меж нами.
- Эй, дьяк, ты не у сатаны служишь?! - хриплю я и стараюсь улыбнуться.
- Бей! - кричит взбешённый дьяк.
Кнут палача свистит и падает на обнажённую спину. Я вздрагиваю всем
телом. Боль пронзает навылет, запутывается внутри, требуя выхода хотя бы в
крике. Единственное, что я могу сделать - это рассмеяться сквозь стиснутые
зубы. Палач хмыкает, удивлённо поводит головой и продолжает методично
поднимать и опускать кнут.
Я чувствую, как пухнет спина и начинает брызгать кровь, словно
креплёное ромейское вино из тугого бурдюка. Моё лицо перекосилось, мне
кажется, что это улыбка. Я слышу треск, словно лопнул огромный ореховый
стручок.
Удары прекратились. Передо мной из тумана появляется палач - он
обтирает лицо от моей крови. На его груди и кожаном фартуке горят алые пятна
моей крови. Рядом выныривает дьяк:
- Ты с ним не шибко - скоро придёт боярин.
Злобные зелёные глаза уставились на меня в упор:
- Говори, вор и душегубец, кто сподвигнул тебя на воровство? Кто
помогал тебе? Говори имена своих воровских сотоварищей!
- Да пошёл ты.., - мой голос показался мне чужим - сухой,
потрескавшийся, похожий на колодец с высохшей водой.
Спина пульсирует, грозит разорваться от боли и путает мысли в голове.
Такое ощущение, будто срезали шкуру и она медленно сползает вниз к пояснице,
оголяя мясо на плечах.
- Продолжай, - кивнул дьяк палачу.
Вновь засвистел кнут. Я закрыл глаза. Боль, слепящая боль заполнила всё
тело. Господи, меня спасёт только ненависть к ним, спасёт от крика о
милостыне не бить и не мучить. Господи... Кажется, зубы во рту не выдержат и
сейчас начнут крошиться. В глазах стоит багровый туман, я всё крепче сжимаю
веки... Где, когда это уже было?...
* * *
Прут со свистом опускался на оголённое нижнее место.
- Не ори! Не ори! - приговаривал Тимофей Разя, обращаясь к зажатой
между ног голове Стеньки. - Старших надо уважать и слушаться.
- Батя - ня-яяя-аа-ааа!!! - ревел паренёк, по щекам которого текли
слёзы.
- Терпи, казак - атаманом будешь!
Эти слова как-то враз успокоили Стеньку, и он перестал кричать, только
вздрагивал каждый раз, когда ивовый прут опускался на начинавшую лиловеть
попу...
За что же он меня тогда наказал? Не помню... Главное - остался урок.
* * *
Я очнулся от того, что на меня лили холодную воду. Заметив, что я
пришёл в себя, развязали и бросили на земляной пол.
- Глазами забегал - живой! - надо мной склонилось ухмыляющееся лицо
земского дьяка.
Вода попала в лицо, и я замотал головой. Дьяк рассмеялся:
- Что - похоже на донскую водицу? Говорить будешь?
Я молчал, чувствуя во всём теле непонятную, жаркую истому. Боль
превратилась в отдалённое, терзающее тело эхо.
- Ну? - грозно вопрошал дьяк.
- Ты, как выжлец, бегаешь вокруг, вынюхиваешь, да шиш что вынюхаешь! От
того и нос твой длинный и с бородавкой! - прохрипел я.
Дьяк выслушал, не прерывая и коротко приказал:
- На огонь его.
Палач и его помощники неторопливо продели меж связанных ног и рук
мокрое от воды бревно.
- Правильно - теперь надо обсушить.
- Разбойник, как у тебя руки поднялись? Поднялись и не отсохли? -
монотонно забубнил второй монах и заглянул в свиток, с чем-то сверяясь. -
Ведь грабил суда великого государя и святейшего московского патриарха! Пошто
убил святого старца, который сопровождал струги из Нижнего Новгорода?
- Жаль, тебя там не было! - отозвался я.
- На огонь его! - тонко взвизгнул второй дьяк.
* * *
Давно это было. Подвалы Земского приказа стирают границы нашего бытия,
времени здесь просто не существует...
...Старец из Нижнего Новгорода...
Это было начало. Славное времечко, а впереди были времена ещё славнее.
Я даже не думал тогда, во что может обернуться гуляние Стеньки Разина. Шёл
наперекор казачьей старейшине, дразнил её, поднимал за собой голутвенных -
смотрите, вот Стенька Разин, ваш лихой атаман... Старая, гноящаяся рана -
когда-нибудь при случае отомстить за брата, за старого Разю, преданного в
Азове... Хотелось вспомнить лихой казачий дух, ведь нижние казаки уже и
саблю держать разучились - за деньги нанимали верхнюю голытьбу, чтобы те шли
за них воевать по царёву указу... Тошно...
Старец из Нижнего Новгорода...
Это было где-то в конце мая. 1667 год. Меня окружали мои верные и
любимые атаманы - весёлые, злые, ненасытные и жадные до боярского добра:
Иван Черноярец, Фрол Минаев - любезный друг, Якушко Гаврилов, Леско
Черкашенин. Где вы, браты мои верные? Может, не заглохло ещё дело Рази,
скрывается кто по лесам, точит саблю вострую на воевод и их псов-стрельцов.
Вышел бы, Бог помоги, по-другому бы всё начал... Поздно - после драки
кулаками не машут! Старец из Нижнего Новгорода? Помню я старца, помню...
Волга - мать всех рек, Дон - отец родной. Волга открывала казакам пути
в верхние богатые города: Самару, Саратов, Симбирск, Нижний Новгород, а там,
по Оке-матушке и до златоглавой подать. По Волге можно выйти в Хвалынское
море через Царицын и Астрахань, а там и пощупать богатых кизилбашей, взять
большой ясырь...
Значит, старец? Смерть его на мне и отчёт за деяния мои держать мне
перед Богом, а не перед псами из Земского приказа.
* * *
Палач взялся с одного конца, двое помощников, крякнув, подхватили
бревно с другого и понесли вместе со мной к огню.
- В гостях у сатаны - и жаровня с углями, и черти пляшут! - я показал
дьякам зубы.
Моя борода затрещала, запахло паленым мясом. Я глубоко втянул запах -
моё тело горело. Из прокушенной нижней губы потекла горячая кровь.
- У-у-уууу, - пронёсся по подвалу стон.
Со мной ли это происходит? Господи, помоги! Пламя вспыхнуло внутри меня
и разметало тело на части.
- Ну, упрям! - тихо прошептал палач.
Глаза его молодцов стали круглыми от ужаса.
- Говори! - кричит дьяк далёким и... тихим голосом.
И снова по подвалу крик и стон. Мои ли? Я пытаюсь зацепиться за
что-нибудь взглядом. Лица кружатся - чёрное лицо палача, бледные глаза его
помощников, зелёные - дьяка. У дьяка рыжие сросшиеся брови, длинный, с
красными прожилками нос выдаёт любителя медовухи. Взгляд мой срывается вниз
к пылающим углям и невыносимому жару. Угли похожи на богатую россыпь крупных
венисов или... Или это кровь - я так щедро вскормил землю кровью. Не я
один - нашу кровь тоже не щадили. Или жизнь, или смерть - ничего другого не
дано!
В углу подвала забился в истерике брательник Фрол:
- Брат, брат! Скажи им, покайся! Брат! Брат! Брат!!!
Слаб братишка мой младший, слаб - не в меня, ни в Ивана, ни в батю...
Батька - он бы понял меня. Батька, помоги...
- Брат!!!
- Молчи!!! - что было силы заорал я, чтобы только заглушить эту боль,
которая разрывала моё тело. - Молчи!!!
- Загубим мы его, - не выдержал второй, гнусавый дьяк.
- Уберите его! - приказал зеленоглазый дьяк-сатана.
Бревно качнулось, жар опалил брови и усы. Я плотно сжал веки - в глазах
бушевал и крутился водоворот пламени и я увидел... Я увидел того старца из
Нижнего Новгорода.
* * *
Наш лагерь стоял на высоком, крутом берегу Волги - отсюда река и
волжская степь просматривались во всех направлениях. Мы подняли вал,
проделали в нём бойницы - настоящая крепость, как в Паншином городке. Такую
просто не возьмёшь - зубы сломаешь! Готовились ждать - скоро должны были
пойти торговые караваны с севера на Астрахань. Там и хлеб, и военные
припасы, и казна для выплаты служивым стрельцам, для работников на учугах и
соляных промыслах. Пойдёт богатый патриарший насад, будет что пошарпать...
Вот только отряд мой - вроде две тысячи человек, а толку мало. Боевых,
обученных казаков немного, ещё меньше беглых стрельцов - в основном
голутвенные из недавних беглецов от бояр и монастырей. Их надо обучать
ратному делу, показать, что у бояр и монастырских людей кровь того же цвета,
что и у них. Черкашенин и Фрол готовили, учили беглых ратному делу. Смутное
мы затеяли. Крестник дал отписку в Москву и астраханский воевода Иван
Александрович Хилков уже рыскал по Волге, искал со мной встречи. Царицынский
воевода Унковский грозился выслать меня обратно на Дон. В общем - ждали
меня, искали, готовились к встрече. И я готовился - наши люди были везде и
доносили о воеводских розысках. Я зубоскалил с казаками:
- Знать, бояться нас - вон как воеводы забегали! Сам царь письма им
шлёт, чтобы вернуть нас на Дон.
Руки против воли сжимались, хватались за саблю.
- Неужто, братья, вернёмся и не возьмём дувану?!
- Не воротимся, атаман - возьмём дуван!!! - шумели казаки. - Веди нас в
Персию - даст Бог удачи!
- Поведу! - я вскидывал клинок к солнцу, алые отблески которого
заливали его по самую рукоятку. - Поведу отведать воеводской крови! - обещал
я, чувствуя, как вздувались жилы на лбу и сабля просилась в дело.
Рано утром Якушка Гаврилов ворвался в землянку с криком:
- Степан Тимофеевич, идут насады с верху под парусами и множество
стругов с ними.
Я вскочил с лавки, на ходу накинув кафтан, схватив пистоль и саблю.
Взбежали на утёс. Там уже толпилось множество людей.
- Смотри, атаман - плывут!
С северной стороны по реке шли белые лоскутки парусов - царские и
патриаршие насады. За ними тонкими соломинками темнели вёсельные струги.
- Поднимайся, робяты! - весело крикнул я. - Караван идёт! Пошарпаем
купчишек.
- К стругам, робяты! - Леско Черкашенин бросился подымать лагерь.
Я находился в головном струге. Караван быстро приближался. Я уже мог
рассмотреть весело трепетавшие на насадах личные прапорцы купцов. Особенно
выделялись знамёна московского гостя Василия Шорина. Зол на него народ -
сколько крови людской попили его приказчики, всё ему мало. Над одним из
насадов колыхалось знамя московского святейшего патриарха. За ним шли насады
с флажком великого государя.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг