* * *
Он почти не изменился - то же бледное лицо с бегающими карими глазками,
насупленные, густые, тёмные брови - тучный и молчаливый. Государь бросил на
меня осторожный, пытливый взгляд. Тёмные брови сошлись над припухшими карими
глазами - может, сейчас он тоже пытался вспомнить ту встречу в Набережной
палате? Я сильно изменился, да и не помнит он уже того - сколь народу здесь
бывает.
- Покайся, тать! - прикрикнул на меня сопровождавший царя князь
Одоевский, новый начальник Земского приказа. - Принеси свои вины, злодей!
Я и царь молча смотрели друг на друга. Было видно, что он радуется -
его взяла, вор будет наказан.
Царь медленно кивнул ближнему боярину с длинной чёрной бородой, и тот
извлёк из рукава свиток с расспросами. Окольничий откашлялся в рукав шубы и
высоким голосом стал говорить нараспев:
- Великий государь наш царь и великий князь всея Великия, Малыя и Белыя
Руси Алексей Михайлович приказал тебя спрашивать, писал ли ты, вор и злодей,
прелестные письма Никону, лишённому священным собором патриаршего сана,
посылал ли гонцов своих в Ферапонтов Белозёрский монастырь?
Я облизал пересохшие губы и посмотрел царю в глаза;
- Письма и гонцов слал, но не ответил мне Никон.
- В Саратове игумен Богородицкого монастыря тебя, разбойника, встречал
хлебом-солью?
- Встречал и крест на верность целовал. Воевода Лутохин отказался - за
то его Саратовский круг приговорил посадить в воду.
Я пытливо всматривался в лицо царя, но ничего не смог на нём прочесть.
Только его глазки-буравчики впились в меня, изучали, дивились, ужасались,
как я мог подняться на него, великого царя и божьего помазанника.
- И в Самаре также было, - добавил я.
- Посылал ли своих людишек в Москву к боярам Черкасским?
- Посылал с прелестными письмами, но не к боярам. К боярам никого не
посылал - думал: чего писать, сам скоро приду и Москва-река поможет с
боярами разобраться!
Окольничий покосился на царя. Алексей Михайлович кивнул, разрешая
продолжать.
- Кто писал твои прелестные письма?
- Многие писали, - я ухмыльнулся, вспомнив попа-расстригу Андрея.
Он корпел над ними по ночам, шёпотом ругая меня, что не разрешаю идти в
бой под стены Симбирска...
- Пиши, Андрей - эти грамоты вернее сабли разят, они тысячи поднимут
нам на подмогу! Пиши: пусть толстобрюхих бояр да воевод выводят, только
тогда они получат свою волю, а казаки придут на помощь.
Писали на Север, за Волгу мордве, черемисам, татарам в Казань, в
Смоленск, на Полтаву, поднимали юг и север России, заставляли хвататься
крестьян за топоры и вилы, заставляли их зажигать усадьбы помещиков, а
хозяев вешать на ближайших деревьях.
Чего-то не хватило нам, что-то упустили, недосмотрели. Не надо было
сидеть под Симбирском, надо было идти дальше, на Казань, Арзамас, а там и до
Москвы недалеко.
- Кого ты возил в красном струге и выдавал за умершего царевича Алексея
Алексеевича?
Я посмотрел на царя - знает ли он, как живёт в народе-страдальце вера в
доброго царя-батюшку - заступника, которого окружили злодеи бояре и не
говорят всей правды, клевещут на народ. Царь выдержал взгляд.
- Водил за собой струги с красным и чёрным бархатом и смущал народ
лживыми царевичами и лишённым патриаршего сана Никоном.
- Татарчонок, мой аманат, был царевичем, а на другом струге плавал
поп-расстрига. Ох и любил же выпить долгогривый - никогда его трезвым не
видел! - усмехнулся я.
Откуда-то из глубин памяти выплыли два лица - толстое, краснощёкое и
широкогубое - попа-расстриги и испуганное смуглое личико князька с тёмными,
широко раскрытыми глазами. В них было что-то от моей княжны, может потому и
возил его с собой... Под Симбирском отпустил обоих. Говорят, попа стрельцы
Барятинского бердышами посекли...
- Изменник! - рявкнул боярин. - На святое покусился - на царя,
помазанника божьего и святую церковь! Обманывал и вводил в смущение умы
людей своей неправдой, преступными прелестными письмами...
- Да хватит орать, гнида! - выкрикнул я.
Лицо боярина перекосила злобная гримаса.
- Крестоотступник! Не зря тебя предали анафеме - гореть тебе вечно в
адовом пламени! Знаешь ли ты, сознаёшь ли, сколько по твоей вине пролито
невинной крови?!
Царь Алексей Михайлович медленно развернулся и так же молча, как и
вошёл, направился к выходу, так ничего и не сказав.
- До встречи в пекле, великий государь! - крикнул я.
Спина царя вздрогнула, но он продолжил свой путь. Князь Одоевский
услужливо распахнул перед ним двери пыточной.
- За язык твой поганый! - палач кулаком-обухом ударил по моей голове и
в глазах вспыхнули и расцвели алыми брызгами звёзды.
* * *
- Пусть бунтовщик покается и принесёт государю все вины, - услышал я
голос князя Одоевского, когда очнулся.
- Допросить с пристрастием?
- Говорят, у вора много злата скрыто - припрятал, злодей!
- Добро надо вернуть, - согласился боярин. - Фролку спросите - его брат
сговорчивее будет.
- Трусливее! - подал голос палач.
- К тебе попадёшь, не таким ещё голосом запоёшь, - захихикал
рыжебородый дьяк.
- Сегодня на лобном месте помост поставили для воров, - сказал один из
помощников палача.
- Завтра обоим голову с плеч! - дьяк довольно потёр руки.
Он оглянулся на меня и, увидев, что я уже открыл глаза и слушаю,
спрятал злорадную улыбку:
- Что, Стенька - будешь рассказывать о своём воровстве и
есаулах-разбойничках? Молчишь?
- Они все молчат, - задумчиво проговорил Одоевский. - Долгорукий
рассказывал, как в Темниковском уезде захватил бунтовщиков, а главарём у них
оказалась баба. Алёной назвалась. Долгорукий её на костёр посадил, а она,
ведьма, и на огне горела, но молчала. Истинная ведьма!
- Да-а-а! - протянул дьяк и задумчиво посмотрел на свой пояс, где
висела его вапница.
- Такой же был и Илья Иванов, - встрял в разговор тучный боярин,
сидевший на лавке.
- Много их было, - подтвердил Одоевский и посмотрел на меня: - Скольких
людей взбаламутил, сколько крови пролил, антихрист окаянный!
- С вами разве сравнишься?! - отозвался я. - Наслышан я, как вы в
Галиче зверствовали, нижегородские, а главный ваш палач - князь Долгорукий.
Не судьба мне была с ним в бою встретиться - вот у кого руки в крови! -
кричал я.
Меня стала бить нервная дрожь, а на глаза постепенно наплывал красный
туман.
- Эх, жаль, что не добрался до вашего главного палача, - я стал
подниматься с пола, но на меня бросились помощники палача.
- Всех вас надо с раската, как Прозоровского, а первыми - Долгорукого,
Барятинского, Ромодановского и, конечно же, государя вашего! - я пробовал
вырваться из цепких рук подручных, но судороги неожиданно скрутили моё тело,
наполнили его болью и стали рвать на части.
* * *
Под Симбирском стояла грязная, дождливая осень. Господи, сколько
времени я потерял напрасно возле его стен! Всё зря. Отступить не мог. Везде,
где я был до этого, ко мне приходила победа, была свобода людям, настоящая
воля! Воевода Милославский оказался хитрее прочих. Он надёжно укрылся за
стенами Малого города на вершине горы. В центре Симбирска высился мощный
кремль - толстые, рубленые стены с башнями по углам, большой запас пушечного
зелья, съестных припасов. Воевода готовился с лета, ждал меня и надеялся на
помощь воеводы Барятинского. Барятинский кружит под городом, выжидает - я
никак не могу навязать ему бой, только короткие стычки. Он всегда уходит.
Добить же его мне мешает неприступный камень за спиной - попал в клещи!
С народным войском было всё больше хлопот. Закалённых казаков,
прошедших огонь и воду, было мало и явно не хватало. Крестьяне приходили и,
немного повоевав, вновь уходили, шастали по лесам, жгли помещичьи усадьбы в
своих волостях и, думая, что навсегда избавились от боярского ярма, на этом
успокаивались. Уходили по ночам, низко поклонившись шатру, в котором спал
батька-атаман. Утром на смену ушедшим приходили новые, вооружённые косами и
дубинами. Сила при мне была большая и неуёмная, но совершенно не обученная
ратному делу. Их сплачивала только ненависть к боярам и воеводам. У бояр
была своя ненависть и страх перед осмелившимися взбунтоваться холопами.
Ненависть сталкивалась с ненавистью, как волна с волной на морском берегу.
Люди - всегда люди. Если бы мы оставались все вместе, держались друг за
дружку, нас никакая сила не смогла бы перебороть. Поодиночке нас разбили,
поодиночке переловили и поодиночке же стали вешать...
* * *
Чертёнок маялся у дверей, боялся подойти, а я, хмурый и злой, сидел на
лавке в горнице, кутался в овчинный полушубок. Начало октября выдалось
холодным, изба не топилась и кругом бродили ледяные сквозняки.
- Докладывай - нечего там топтаться! Выпей вина! - я кивнул на полную
яндову, стоящую на грязном, неубранном столе.
Чертёнок несмело шагнул к столу, плеснул себе в чарку вина, выпил,
вытер усы и выпалил:
- Бьём Милославского, батька!
- Уже месяц бьём! - процедил я сквозь зубы, чувствуя, как приливает к
лицу кровь и где-то внутри начинает колотиться сердце от кипучей ненависти к
обороняющемуся воеводе. - На кол посажу! - обещал я больше себе, чем казаку,
расправу над воеводой. - Уже четыре раза штурмовали кремль и никакого толку.
Надо его взять, Чертёнок - ещё несколько недель и под кремлём никого не
останется, все разбегутся! - я схватил яндову и припал к терпкому
монастырскому вину, вернул полупустой сосуд на стол и покосился на
Чертёнка. - Крестьяне зимовать по домам разойдутся. Повязали нас крепким
узлом бояре, никак не разойтись. Чьи люди ушли сегодня под Казань?
Чертёнок промолчал.
- Не любят крестьяне воевать на чужом месте - думают, что всех своих
бояр уже победили. Не успеем взять кремль, на помощь Барятинскому подойдут
люди Урусова и Долгорукого, - я поднялся, скидывая на лавку полушубок. -
Сегодня сам поведу людей на приступ.
- Нельзя тебе, атаман, там быть.
- Слишком бережёте своего атамана - бабой сделали, а не атаманом! - я
снял со стены саблю, подвесил, поднял с лавки два пистоля и сунул их за
пояс.
- Неровён час, г...
- Что?! - резко спросил я.
- Ранят, - Чертёнок уставился в пол.
- Молчи - сами говорите, что вашего атамана ни пуля, ни сабля не
возьмут! Мол, заговорённый он - может, если захочет, обернуться ясным
соколом или серым волком! - я прошёл через горницу и ударил в дверь.
Она распахнулась, и в избу влетел холодный осенний ветер. Я сразу же
увидел бегущего к избе казака.
- Батька, Барятинский опять подходит к Симбирску!
- Неймётся, значит, воеводе?! - заскрипел я зубами. - Сегодня я с ним
покончу! Чертёнок, зови Ивана Ляха, Мишку Харитонова, Петра Еремеева - пусть
людей собирают! Дадим бой воеводе!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг